[...] Это предисловие уж тем лучше, что в нём сразу подробно отвечается на мой главный вопрос, сразу возникший, когда начал тогда осенью читать то, пространное предисловие: «Отчего бы вам сразу, чёрт вас возьми, не перечислить главное: список источников Арриана ». И какие из них уцелели, а какие нет, и только вот Арриан сохранил до нас сведения из них. Вот, тут это сделано куда более чётко, не размыто по всему тексту.
P. P. S. Выложил. Всё сплошь не вычитывал, исправил только те опечатки, которые попали в поле зрения в процессе исправления книжного биения на строки. Если что найдёте — скажите, исправлю.
Заметьте, как это важно: мыслить в контексте всей нашей культуры. Начать с того, что собрать всю эпоху и определить, на какое знание, дошедшее до него Арриан опирался в своём труде, и что из него дошло до нас, что мы также можем почерпнуть. К Шахермайру и Плутарху тоже были такие же много лет назад вопросы... но только здесь мы получаем искомую тогда безуспешно военную точность и научную глубину.
Знание источников так же важно, как читая про анабасис Александра, держать в воображении всю карту его Ойкумены: от Италии до Индии. Иначе как вообще понимать его жизнь, их подвиг, подобное же мышление уровня не личного быта — но мира вокруг, пассионарность? Как вообще понимать из текста что где как и почему там происходило?
Чтоб мыслить верно — нужно мыслить системно, видя все аспекты. В том числе и, главное, топологический. Собственно, всё военное дело основано на топологии. На манёврах войск в столь разных условиях. Кто лишён пространственного воображения — важнейшего для человека, тот не может быть военным, тем более стратегом. Это просто мясо войны: пойди туда, там враги, они тебя убьют. И Арриан уже на первых страницах своего «Анабасиса» очень хорошо показывает, насколько Александр был одарён в этом плане. Уже в тактике, изначально.
___
Среди старших современников Арриана, имена которых сохранились в истории литературы, можно назвать оратора Диона Хризостома (ок. 40—120 гг. н. э.), великого Плутарха (ок. 46—119 гг.), философа-стоика Эпиктета (ок. 50—130 гг.), ставшего духовным наставником Арриана, крупнейших римских историков Тацита (ок. 55—120 гг.) и Светония (ок. 70—140 гг.), выдающегося сатирика Ювенала (род. ок. 60 г.), оратора и юриста Плиния Младшего (ок. 61 — И З гг.). Не менее знамениты и другие, младшие современники Арриана: Фронтон (ок. 100—175 гг.), оратор, учитель императора Марка Аврелия; Аппиан (ок. 100—170 гг.), историк, автор «Гражданских войн»; замечательный сатирик Лукиан (ок. 120—200 гг.), прозванный «Прометеем красноречия»; Апулей (род. ок. 124 г.), прославленный автор «Метаморфоз»; Авл Геллий (род. ок. 130 г.), составитель историко-литературной компиляции «Аттические ночи»; Гален (ок. 130—200 гг.), крупнейший, после Гиппократа, врач; Тертуллиан (ок. 150—230 гг.), один из Отцов Церкви; наконец, самый значительный историк II—III вв. Дион Кассий (ок. 155—235 гг.), написавший «Римскую историю» в 80 книгах и несохранившуюся биографию Арриана.
Примерные годы жизни Квинта Энния Флавия Арриана: 95—175 г. г. н. э. Он происходил из зажиточной семьи, жившей в Никомедии, в провинции Вифинии (на юго-западном побережье Черного моря). Его род получил имя Флавиев при императорах из этой династии, возможно, при Веспасиане (69—79 гг.), благоволившем к провинциальной аристократии. Тот факт, что Арриан писал пo-гречески, не должен удивлять: уже в эпоху республики практически все образованные римляне превосходно владели как родным, латинским, так и греческим языком. Из вышеперечисленных писателей Плутарх, Аппиан, Лукиан, Гален, Дион Кассий пользовались исключительно греческим. Эллинизация римской культуры особенно усилилась после середины II в. до н. э., то есть после покорения . . .
Второй век нашей эры, скорее всего написано в правление Адриана (117–138).
Греческим историком на римской службе, военачальником, политиком и философом. А, ну да, и неплохим писателем к тому же.
Александр, будучи столь же разносторонним, заслуживал среди своих биографов подобного себе, понимающего его во всей его глубине, после Птолемея, понятно, и прочих своих гетайров и после диадохов, сподвижников, дружины (как говорили у нас тогда на Руси Древней) — пусть и позднего, и обрёл его через столетия, это был Арриан.
Немного дико, что такие книги нам отчего-то не преподавали сразу в школе. Когда это — основа нашей современной мировой цивилизации и культуры. Не было б греков и македонян тех — всё б повернулось иначе, говорили б, возможно, на фарси, или китайском каком. Не было б Рима последующего, Средиземноморье захватил бы Египет и прочая Африка: финикийцы, карфагеняне, всё как мы любим™... культ Баала например.
— Мадемуазель, не изволите ль продегустировать? Садовая земляника с грядок нашей подмосковной дачи в этом июле выдалась просто восхитительной. Необычайно подходит к Советскому шампанскому Ленинградского завода. Нет, я его охладил!
— Пойду приму ванну. — Далеко не уплывайте!
Увидел вдруг снова, впервые с той премьеры. Ничего так, милая семейная мелодрама, как тогда в Голливуде было принято. Как завещал Бернард Шоу в своём «Пигмалионе» и Пьер Ришар в «Высоком блондине». Впрочем, американцы и тут всё свели к культу золотого тельца своего и прочим ужасным порокам их общества.
Начало фильма наиболее трогательное, пока они сами вскоре не устали и не начали нанизывать телесериал, доливать водой до нужного объёма, на, в общем, короткую сцену. Что там одна и важна была в начале. И близка. Да, я тоже, бывало, подбирал бездомных несчастных котят. И знаю, большинство людей в себе это чувство вовсе не способно породить. Когда вдруг влюбляешься, и всё. И особенно если видишь, как эта красота к тебе тянется и явно даёт понять, что там, на жестокой хладнокровной улице она не выживет без тебя.
Вон, у меня такая же красотка Рысь лежит на холодильнике, куда я её подсадил, сама она уж два года стеснялась запрыгнуть, вдруг нельзя? (они очень деликатные, крайне, невероятно, вы знаете) на специальной мягкой куртке, что я тогда положил туда ещё для её Енота. Такая тоже принцесса, такая счастливая. И очень красивая. Той редкой красотой, что встречается изредка в женщинах, когда они знают, что их любят. И они любят, это тоже важно.
Леонид Фёдоров · Владимир Волков · Владимир Мартынов · Татьяна Гринденко · OPUS POST · Александр Введенский · ℗ Ulitka Records
Александр Введенский — Элегия
Осматривая гор вершины, их бесконечные аршины, вином налитые кувшины, весь мир, как снег, прекрасный, я видел горные потоки, я видел бури взор жестокий, и ветер мирный и высокий, и смерти час напрасный.
Вот воин, плавая навагой, наполнен важною отвагой, с морской волнующейся влагой вступает в бой неравный. Вот конь в могучие ладони кладет огонь лихой погони, и пляшут сумрачные кони в руке травы державной.
Где лес глядит в полей просторы, в ночей неслышные уборы, а мы глядим в окно без шторы на свет звезды бездушной, в пустом сомненье сердце прячем, а в ночь не спим томимся плачем, мы ничего почти не значим, мы жизни ждем послушной.
Нам восхищенье неизвестно, нам туго, пасмурно и тесно, мы друга предаем бесчестно и Бог нам не владыка. Цветок несчастья мы взрастили, мы нас самим себе простили, нам, тем кто как зола остыли, милей орла гвоздика.
Я с завистью гляжу на зверя, ни мыслям, ни делам не веря, умов произошла потеря, бороться нет причины. Мы все воспримем как паденье, и день и тень и сновиденье, и даже музыки гуденье не избежит пучины.
В морском прибое беспокойном, в песке пустынном и нестройном и в женском теле непристойном отрады не нашли мы. Беспечную забыли трезвость, воспели смерть, воспели мерзость, воспоминанье мним как дерзость, за то мы и палимы.
Летят божественные птицы, их развеваются косицы, халаты их блестят как спицы, в полете нет пощады. Они отсчитывают время, Они испытывают бремя, пускай бренчит пустое стремя — сходить с ума не надо.
Пусть мчится в путь ручей хрустальный, пусть рысью конь спешит зеркальный, вдыхая воздух музыкальный — вдыхаешь ты и тленье. Возница хилый и сварливый, в последний час зари сонливой, гони, гони возок ленивый — лети без промедленья.
Не плещут лебеди крылами над пиршественными столами, совместно с медными орлами в рог не трубят победный. Исчезнувшее вдохновенье теперь приходит на мгновенье, на смерть, на смерть держи равненье певец и всадник бедный.
да ладно, ещё три года, и весь это их ельцинский хаос придёт в норму, честные люди неизбежно победят лжецов и уродов... И мы скоро вернёмся к чему-то даже куда лучшему
Да вот же! как раз Егор тогда для нас и пел то же самое. И чувствовал то же тогда. А может и уже с пониманием, предвиденьем, и иронией.
Загорятся крылья на ветру Повторятся сказки наяву Живые ливни брызнут нам в глаза Земные боги выйдут нам навстречу
Приплывёт кораблик по росе Ошалеют спицы в колесе Ещё немного эх! ещё чуть-чуть Лишь только б ночку простоять да день продержаться...
Случайно поймал в телевизоре на середине продолжение кино моей советской юности. И там Данди вдруг вывесился на локоть на высоте.
Я вдруг понял, отчего я тогда так сразу тогда стал страховать того промальпа (нет, то был не Альф, он не ел кошек, но того Альфа я совсем прогулял, вероятно его показывали пока служил, как и тех Кермитов ранее показывали, пока мы работали, и лишь слышали что они вообще немного существуют, а так нет).
Хотя когда я сам так вывешивался, и рисковал собой, меня вовсе никто даже не пытался страховать. Да, главное, я и не ждал никогда.
Да и он тогда: «Да ладно, братан, брось, не страхуй, ситуация под контролем». Я ему: «Ладно, не буду мешать, позволь лишь чуть что перехватить тебя, ну да ты скажешь». Так и стоял как дурак, а он быстро и мастерски завершил работу.
Посмотрите эту сцену. Кто был в подобных сам — оценит. Когда мы куда больше боимся упустить в пропасть кого-то. Когда самими собой привычно пренебрегаем. Так нас учили. Такими мы родились.
Я отошёл потом, и меня начала бить дрожь. Я не мог допустить, чтоб он погиб по своему безрассудству пока я был рядом. Я чувствовал свою вину за то что он поставил себя в такую ситуацию. Я понял сразу тогда: ему глубоко насрать, ни страховки, ничего, иногда люди перестают ценить свою жизнь. Потому хотя бы, что знают цену этому миру, и верят, что явно должно быть что-то лучшее. И главное навсегда.
Да я и сам никогда о себе на заботился. Только вот о других. Помните ту повесть? «The catcher in the rye»? Я её отчего-то прочёл уж много после того, как мне приснился тот же особый сон. Который, как понимаю, пришёл тогда и её автору в Америке. Только в моём сне было ещё и продолжение. Как ко мне подошёл ангел, из их вышней породы, где все настолько ж умнее и мудрее нас, как мы — вон барсучков каких в лесу. И сказал: «Да ты не бойся, это наши дети, они славные, они очень умные, они не разобьются, не лови их, пусть бегают и прыгают вон в эту прекрасную долину что слева, в дымке тумана над закатными полями. Вот давай я тебя подержу пока на месте, ты только посмотри, ты же веришь мне?» Я верил. И они бегали по полю, и подбегали к краю пропасти. И взлетали над ней. Потому что они были все там ангелы. А я был глупый человек. Я понял. И я проснулся. От этого ощущения отчаянья и предельной ясности, и предельного смысла — всегда сразу просыпаешься.
Было это уж лет пятнадцать наверно назад, давно перестал считать годы. И только сейчас этот момент вдруг напомнил.
Я опять всё окольными тропами... посмотрите фильм. И его первую часть, понятно. Они хорошие, правильные. Последнее что было правильного из всего их ушедшего уже тогда, синхронно, в декаданс синематографа.
Мой дед тогда, что прошёл всю долгую войну, потом работал как раз строителем, как он нам это деликатно рассказывал. И от него верно я слышал тогда, что как раз монтажники-высотники...
Не кочегары мы, не плотники Но сожалений горьких нет, как нет А мы монтажники-высотники И с высоты вам шлём привет...
(наша тогда с ним любимая песня, которой он научил меня, и мы пели её по дороге к ручью, а теперь давно не с кем её петь стало)
...специально не надевают страховку, кто самые матёрые, что всё прошёл — чтоб не расслабляться, не доверяться ничему вокруг. Только себе. Зная, что если что, можно положиться только на себя.
Наша с ним любимая песня тогда, которой он обучил меня когда мы гуляли по Москве летом и зимой. Он уж был давно седой, а я только трёх-пяти-семилетним котёнком. Он как мог старался тогда обучить меня всему своему огромному опыту. Зная, куда больше меня, насколько ему мало осталось чтоб хоть что-то ещё хорошее успеть сделать тут хоть для кого-то в этом мире.
Счастливые новые атланты, конквистадоры жесточайшие, что так охотно притворяются пугать соседей злом за отличную зарплату своего давно с тех пор деградировавшего в этом как раз печальном направлении Голливуда. Trick or treat. Не ведая, что зло настигнет и их в итоге, как и всех нас. Их тот Halloween — праздник жестоких детей, что посвятили свои души Повелителю мух даже задолго до того, как успели понять, что есть добро, и что есть зло. А после их присяги — уж поздно.
Культура веселящихся тинэйджеров, подростков играющих в напускную жестокость за деньги. Не ведающих до сих пор, даже будучи убелёнными сединами, как их главный Карабас Дэвид Линч тогда — что их новый бог Сатана всегда придёт за душами тех, кто хоть однажды присягнул ему.
Там один Кайл, агент Купер, и сохранил свою душу. Но Линч как раз обставил весь свой балаган, будто он один средь них всех её потерял. Известный аргумент дьявола. Они Христа распинали так недавно с теми же своими лозунгами.
У Линча не было идей, как ни построить продающийся, коммерчески успешный сюжет иначе, чем на изображении людского горя и отчаянья (Songs of Innocence & Despair). Как и у того же их американского Кинга. Заметьте, ценим сей фильм как раз не за это. А за сокрытую среди всего их подобного эстетику.
Та общая беда кинематографа новых времён, с 90-х, о которой только что говорили. Когда оператор и все актёры (а отвечавший за подбор актрис там был гениален в этом — пусть даже это был тот самый Линч, тоже такое допускаю, что вообще ничего не смыслил в литературной составляющей, главной вообще-то) оказываются куда лучше, чем их режиссёр и сценарист. Особенно в последний сериях и продолжении. Сразу видно когда люди перестают сами интересоваться своим шедевром, и начинают его делать уж из-под палки.
Одноимённый рассказ я читал когда-то, давным-давно, в ХиЖ. Дело к тому, что недавно, гуляя в очередной раз по лесу с собакою и предаваясь вредному, скверному, непатриотичному, еретическому занятию — размышленьям, внезапно/вдруг вспомнил его (рассказ) как иллюстрацию к тому, о чём я в тот момент, извините за выражение, думал.
Вернувшись, стал искать его в сети по ключевой фразе и имени автора; отчего-то неправильно помнил, что написал его замечательный Борис Штерн — оказалось, что вовсе и не Штерн, а, наоборот, Геннадий Прашкевич, но дело не в этом, не в частностях.
Геннадий Прашкевич, о боги хаоса, как же Вы ошибались, персонифицировав негативное и сведя его к однобокому обобщению. Дело в том, по выражению АБС, что у нас и врага-то нет. Как там в английской песенке? «Врага мы повстречали, оказалось, он — мы сами».
Увы, мне приходится признать, что я/мы/они потерпели поражение, и всё, что остаётся — идти ко дну/в летейские воды с бодрым, жизнерадостным выраженьем лица.
Самое забавное тут в том, что это не мировоззренческий проигрыш, не победа зловредных пришельцев/рептилоидов/иллюминатов. Это всего-навсего победа маркетинговой стратегии. Позор, скажете Вы? Ну да, в чём-то, конечно, позор. Наша смерть искупит его, хоть и будет напрасной — как и любая смерть, впрочем.
Рассказ советую к прочтению, он одолевает уныние и скорбь, пробуждает надежду.
![[ uploaded image ]](/up/23-03/14-9852-000034.jpg)
![[ uploaded image ]](/up/23-03/08-9851-pretty-woman-julia-roberts.jpg)
