И ты понимаешь в этот момент: это ты дурак, не они вовсе. Они как раз не умеют лгать... да и ты с рождения их всех такими именно воспитал. А стало быть, раз зовут, раз хотят сообщить нечто... да ты упорно не понимаешь, убогий... значит не для тебя, не для твоего понимания скудного оное предназначено. А ты знаешь давно, насколько оно ограничено природой мироздания. Тебя ещё о том тот давний Сократ учил.
Собрался с утра уехать странствовать по ещё тогда весёлому солнечному городу, не то что ныне, когда пасмурность враждебная всё облекла вокруг. Да коты и кошки отговорили.
Все по очереди приходили до полудня, и начинали пристально смотреть. Я у них тонкой организации души. Они это знают. И пользуются. Сволочи. Я уже через 10-30 секунд оборачиваюсь на эти наглые пушистые зелёные глаза: «Вот ты наглая рожа! Чё надо? Не видишь, я с самого подъёма программирую, меня нельзя отвлекать. Даже молчаливым укоризненным взглядом, как ты. Ну ладно, пойдём. Показывай». А там нифига.
Енот зовёт на кухню поваляться, Опоссум — помыть его шубку горячей водой в ванную, белая медведица, Умка наша полярная, Алиса требует включить ей обогреватель под столом и устроить пляж, и сгоняет Рысь, что тоже такая счастливая пришла на пляж (вот я тогда сразу сказал Рыси, что не стоило ей гонять Алису от её новорождённый рысят, отольются кошке мышкины слёзки... отлились, этим утром Рысь снова дежурно получила по кумполу мягкой белоснежной лапой: «Уйди с моего пляжа, я ничего с тех пор не забыла!»)... Рысь поглядела на их бесчинства, да и давай тоже терроризировать меня, как они все: садится тоже рядом и зовёт. Встаю, иду за ней, а она меня уводит под койку, где у неё с тех пор как я и её тоже подобрал — главная шкера, штаб-квартира, секретная база.
Что делать, когда кошки садятся и смотрят, и зовут? И ты идёшь за ними такой, а они тебе ничего и не показывают. Нет, я понимаю, что им нужно всегда моё внимание, понять снова, люблю ли я всё ещё их, как прежде, как вчера, как всегда... Но сегодня они особо что-то пытались мне сказать. Что я так и не понял. Это было важно. И я понял одно: не уходи никуда от нас, как, видим, собираешься. Не надо. Я послушался. Они впервые все настолько настойчивые.
Лежат сейчас, дрыхнут все хором уже давно, часа три.
Я бы конечно предпочёл, чтоб они мне умели словами объяснить многое столь. Что им понятно, но не нам.
Я даже станцевал перед своими котами. Как тот толстый американский актёр перед своей Умой Турман. Всячески размахивая руками в такт мелодии, следуя её построениям. Настолько цыганский дух и воля, и весёлость — живы в нас вдруг.
А начинал слушать — и вдруг вспомнил, что да их мамочка, наша Рыська же цыганочка. Её тогда спас котёнкой, принёс цыган. Как я в неё влюблён, как она любит меня. Какое счастье, что он оказался там, спас её, принёс на руках и отдал. Чтоб она была счастлива вовек.
Я всё иногда задумываюсь: ведь явно подобрал он её в лесу (его уж не спросить). Где жила себе вполне дикая лесная кошка (а она и дикая, и лесная, и окрас и все повадки вовсе не домашней кошки). И вдруг зайдёт ко мне кто из друзей, кто заодно окажется и зоологом-фелинологом, да и спросит: «А вам, батенька, кто подкинул под видом домашней кошки эту дикую лесную, а? признайтесь». Да я уж сразу знаю, что она дикая, аборигенная, микрорысь. Это праматерь их всех, Felis silvestris lybica. Поймали в лесу да и принесли, не пропадать же такой красоте.
В общем, за рысей! За цыган! И за нашу братскую Югославию!
Крошечная Рысь сидит на подоконнике; уже рассвело, пасмурно, спокойно, тихо; будто уж первый снег за окном. Встретил вчера свои старые хокку, десятилетней давности.
И вдруг нашёл то же у Сэй-Сёнагон, совершенно случайно. Даже не дочитал ведь её тогда в детстве дальше первых страниц. И сосны вовсе не оттуда, это отдельное знание. А после и вовсе давно забылось. Да и цикады те: скорее из Басё и одного рассказа из СССР, что давно хочу найти вновь, но не знаю как. Там цикада была в клетке.
Зимою — раннее утро. Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен, белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо зажигают огонь, вносят пылающие угли, — так и чувствуешь зиму! К полудню холод отпускает, и огонь в круглой жаровне гаснет под слоем пепла, вот что плохо!
Специально протянул руку, поднёс к батареям под ней, их специальной кошачьей решётчатой лежанкой над батареями. Нет, всё в порядке, топят. А вообще прохладно было с утра. Даже прогары надел вместо тапок.
Она всё сидит и смотрит на меня, любуется. А сама такая красивая. И так в меня влюблена сразу отчего-то. Это чувствуется. Те, кто находят подобное среди наших, человеческих девушек — счастливы не временно, пока не иссякнет влюблённость и очарование юности, а навсегда, до совместной старости и смерти. Эти качества требуют особого внутреннего труда. От обеих сторон этого общего вдруг понимания, синтеза. Вот она пушистая этот труд проделала.
Так и сидит, медитирует. Чудесная пятнистая золотистая шубка, хвостик, кисточки. Огромная нежность и воля.
Ту Сэй-Сёнагон ведь тоже держали при дворце вовсе не для пользы какой-то от неё в народном хозяйстве. А от понимания её красоты.
Странно, я ведь создал этот сайт и назвал так за десять лет до её появления на свет. И её назвал так вовсе не я, и тем более не в честь сайта, а просто она сразу видно что крошечная золотистая пятнистая рысь. Иногда мы понимаем, через годы десятилетия, что заранее уж предвидели как судьба будет вести нас. Это не дар предсказания, это глубже: некое свойство связанности нашего прошлого и будущего в единый электрический контур, который только мы сами и можем чувствовать. Когда способны чувствовать. Как она тогда чувствовала, в момент когда я её забрал из машины, где её собирались везти через всю страну в неизвестность, что впереди у неё только смерть. И как долго она отходила от этого понимания. И как всё хрупко было в той точке бифуркации.
Цыганочка наша. Косте её принёс маленьким котёночком цыган. А Стёпку, отца моих Чипа и Дейла, принесли девочки. Какой же я дурак что не взял её тогда сразу. Но и не было б тогда её котят: Енота, Опоссума, а потом вдруг ещё и нашёго славного Рысёнка. Как он там? Он тоже весной далеко уехал, через всю страну. Как раз к моменту когда достаточно потеплело и я хотел прийти к ним с Рысью погулять с ними на прудах вместе. Чтоб она не тосковала по нему, чтоб знала что он жив.
Только этим утром гоняла снова сына Енота, он галопом удрал от неё на кухню и спрятался в удобную коробку из-под пива, что оставил им там специально, и они там иногда прячутся спят. Сара Коннор наша, я уж стал забывать насколько она была собранная и волевая мать, сколько силы и отчаянья было в ней тогда, и когда этих опоссумов только родила, и когда вот вдруг ещё Рысёнка потом. Она снова превратилась в крошечную девочку-котёночка. Лежала у меня на коленях и так радовалась, сложила тёплые лапки, пушистая, нежная... я не могу передать эту волну счастья что осязаемо исходит от неё. Вон Алиса меня разбудила ранним утром, она тоже очень любит меня, и лижет руки шершавым языком, за который я тогда её дёргал, как меня научила врач, как только снова остановится дыхание, как способ запустить его снова... Но наша с Алисой любовь более взрослая что ли? после всего что мы сразу с ней пережили тогда, на заре её жизни, десять лет назад. А вот крошечная Рыська умеет вдруг стать совсем котёночком. С обаянием голливудской красотки.
Легла в новую коробку, конфетную, что мне дали для них в винном: «Шоколадный трюфель» написано. Как раз под её крошечные габариты. Что поставил у окна. Дремлет. Проснулась, потянулась, подошла, посадил её на колени (да, милая, на колени можно, я тебе всегда рад), и опять начала пушиститься, гладиться затылком о предплечья, сворачиваться шелковистым клубочком, томно протягивать лапки, подставлять белоснежное горлышко погладить... Когда женщина хочет показать, насколько вас любит — вы сразу узнаете это. Уже на контрасте с многими прочими, что просто были рады что они нравятся вам. Даже если это вот дикая кошачья женщина, Бастет.
Всё, умолкаю. И так последний абзац писал не глядя на клавиатуру, больше занят уж ею. Тёплая пушистая улиточка свернулась на коленях, обернулась полосатым хвостиком, что касается переносицы. Не передать этого ощущения шелковистой шубки. Заснула.
Выкупил в эти выходные у барыг шкуру коровки счастливой, умучанной ими вон уж в наши те советские времена.
Офицерский ремень ВМФ, ф-ка Марксист, г. Ленинград. Всё как по уставу положено. Нулёвый, как у нас тогда говорили селяне военно-морские, муха не...
Ничего, в общем, не делала муха. Я тут уж целый месяц с внезапно столь ускользнувшего от нас всех лета сберегаю последнюю нашу драгоценную муху. А она, представьте, сразу почувствовала, наглая стала, поняла что ею любуются тут, в холодной осени, где не место мухам и нам, как таким виртуозным аэропланом вертикального взлёта, и вовсе больше не боится, напротив, позирует всякий раз, понимает что она тоже у нас давно домашнее животное, musca domestica. А я изучаю её шасси и крылья. Не рассказывал про тех пластмассовых мух, что мне дарили одноклассники и одноклассницы в 80-х? Теперь уж давно не найти таких чтоб подсадить кому на парту. Зато вот куда более прецизионные природные приходят к нам, чтоб напомнить. Чтоб поразить тонкостью своей инженерии природной дивной. Всякая живая тварь священна: от мушки и былинки — до коровки рогатой и нас, дебилов частично цивилизованных, прости Господи.
Невероятной красоты шелковистая шкурка. Как увидел в субботу — остолбенел. Специально вернулся сквозь весь огромный пасмурный город в воскресенье. Зная, что иначе пропадёт вскоре в общем хаосе навсегда, как обычно всё пропадает вскоре.
Вдруг почувствовал терпкий запах дублёной шкуры, и понял, что обязан отмолить у господа нашего Кришны. Нет, без шуток. Кто не понял — тем не понять. Осознать свой грех, участие в глупой круговерти пустого бытия, сообщить вышнему что осознал эту суть и действуешь впредь уж исключительно без внутреннего зла, не влекомый навязанными заблужденьями, вне первородного греха, поверх него лишь.
Милый мой зверь рогатый, вот ты и нашёл через 30 лет долгих того, кто будет продолжением твоей мощной души. Кто будет носить тебя как оберег. В котором столько смыслов. Для тех кто носит, обладает многими смыслами в себе. В следующем перерожденьи нашем совместном как сделают из меня шкурку — ты носи её, славный зверь, и будь благословен навек.
У нас в соседнем зоомагазине умирает моя любимая священная рыба кои. Потом расскажу, насколько она для меня была всегда важна, что она для меня значила все эти долгие годы.
Давно туда не заглядывал, всю зиму, хотя обычно захожу туда по дороге пообщаться с ней. Зима была тяжёлая, как все зимы тут.
Она по-прежнему рада мне, и так же подплывает к стеклу... уже через силу, но видно уж, что моему обычному счастью вновь прийти навестить, поприветствовать её — недолго осталось. Может сегодня я видел её в последний раз. И показывает, впервые разворачивается хвостиком и уплывает: «Я уплываю от тебя».
Красивый хвостик, красивые плавнички. В этот момент понимаю, что никогда больше ничего подобного не увижу. И пока смогу скучать — буду скучать.
Все эти годы я помнил, что в этом аквариуме томится сознание, что было рождено для множества приключений, для весёлой, насыщенной, полной всего жизни — и вместо этого всю её провело в одиночестве. И лишь я и подобные мне приходили пообщаться с ней. Как она всегда была мне рада! Даже теперь.
Я понимаю, что ничем не могу ей помочь. Все живые существа, рождающиеся в этом мире, по истечении своего срока обязаны покинуть его. Смерть — это главный закон жизни.
Представьте на миг, что это сознание ничуть не менее важно, чем сознание любого прочего живого существа. С его исчезновением исчезнет нечто важное. Исчезнет её мир, формируемый её сознанием. В котором был и я. В котором была её радость видеть меня и все её пируэты, которыми она меня приветствовала всякий раз. Все эти долгие годы, что стали и частью моей жизни. Одной из самых счастливых в ней. Иногда спрашивал себя: как там наша рыба? Это была искорка света, что, я знал, всегда живёт вот там, и всегда так рада мне.
Может быть важнейшее. Как знать, может быть сам Бог, как я все эти годы, видя её в очередной раз, и какое счастье исходило от неё, был заточён в качестве парадокса, что сам же и придумал — в этой самой лучшей, самой весёлой и дружелюбной, самой одинокой рыбе посреди пустоты зоомагазина. Самой буддийской, благородного золотисто-алого цвета. Наделённой чувствами явно превышающими её предназначение тут, что она уж почти исчерпала.
Моя священная рыба умирает. Подходя к её аквариуму и увидев, что свет в нём погашен, уж пережил это сразу заранее: что в этот, в следующий раз могу не увидеть её. Слишком много лет она была со мной. Мир такого обычно не позволяет, не прощает. И так обрадовался, увидев её. И тут же понял по её виду, по тому как она плавает, что всё начинает завершаться. Всё уже завершено, если мыслить категориями времени. Всё всерьёз.
Мы не так часто виделись прежде, но в прошлый раз, осенью, уж отметил, что мне тревожны даже те минимальные изменения, что нашёл в ней. Неужто мог спутать? Теперь вижу, что нет, всё почувствовал уже тогда.
ТАСС уполномочен заявить. Хотя оно вообще телеграфное агентство было. Но они же вообще не вникали никогда, даже странное сложное чуждое хранцузское слово агентство мог правильно выговорить не каждый. А теперь и вовсе.
И поделом им скотам, я считаю. Нечего вести разгульный образ жизни. Надо с утра вставать и идти к станку. А вечером сразу ложиться. Пришёл такой домой и брык, и всё! и я теперь у вас свиристель. И не будет времени на подобные бесчинства. Сволочи пернатые, никакого зла не хватает. Даже вон того вселенского, я его тогда взял, попробовал, даже оно бесполезно. Против опьянелых свиристелей.
Это ещё что! Пророчествую, завтра либо через день будут куда более кошмарные новости оттуда. Медведи опьянели. Проснулись как раз от спячки своей патентованной, пришли, и спросонья подъели всех опьянелых свиристелей. После спячки, вы знаете, надо чего-нибудь срочно сожрать. Или выпить. Нет, лучше всё же сожрать. А тут свиристели. Ну и вот!
скотинки [×] наука [×] полезное [×] съедобное [×] пьянящеее [×]
КРАСНОЯРСК, 9 мар — РИА Новости. Свиристели в национальном парке (нацпарк) «Шушенский бор» на юге Красноярского края захмелели, поедая забродившие плоды яблони и рябины, сообщает пресс-служба нацпарка.
«В праздничный день 8 марта сотрудники парка наблюдали в равнинном кластере «захмелевших» свиристелей обыкновенных. Хохлатые красавцы передвигались по снегу вразвалочку, с трудом координируя движения, а некоторые птицы лежали на снегу, не реагируя на людей. Причиной алкогольной интоксикации стало поедание ими плодов яблони и рябины сибирской, в которых начался процесс брожения», — говорится в сообщении.
