Меня позавчера в солнечной закатной аллее под тенистыми сливами на огромном бульваре на окраине огромного города дружески и благородно, в шутку, покусал пёс, немецкая овчарка.

Не та наша советская обычная привычная, с палевой мордахой, памятник которой и ныне стоит в метро, увы, безнадёжно извандаленный трудовыми мигрантами из южных стран чудесных с куда более благоприятным климатом и прочими абрикосами. А, мне сказали, когда с такой чёрной мордочкой — это как раз настоящая немецкая овчарка. Охотно верю. Они вообще немцы необычные. Когда это не наши советские немцы.

Так что если меня когда-нибудь спросят: а были ли вы покусаны немецкими овчарками — я непременно отвечу: да, и они были смешные и весёлые. И главное, видели б вы их клыки — там 6 см между, действительно внушительно. И там туша примерно с нас весом, только на четырёх лапках, мне по пояс.

— Глядите, — говорю, — покусал ведь, поросёнок. Вас защищает.

Его владелец особо спросил:

— Точно всё в порядке?

Спасибо за это благородство. Действительно, иногда мы даже тяжкий урон сразу не замечаем, так устроены. Он это тоже знает, у него тот же опыт. Я сразу ответил, успокоив его:

— Всё отлично. Он так играет. Так же мои сибирские коты иногда прихватывали, обозначая укус, ну нравится им.

Вот и овчарки, и прочие волчки — тоже удивительно похожи на наших сибирских котов. Та же дикая пушистость зубастая ушастая с хвостиками, носиками и ушками. Усиками и язычками, и такими умными глазами. Они вообще умные, но тут уж вступают инстинкты. Как и у большинства людей, впрочем, неотличимых от животных.

Меня так зачаровывают их огненные рыжие подпалины на закатном солнце, что у собак, что у котов: они сияют золотом.

____

До этого долго сидел на скамейке под сливами, зелёными ещё, но уж такими высокими раскидистыми на этом внезапном для них подарке: просторном городском пляже, и радовался счастью их, двух седых джентльменов, что прогуливали вместе двух своих собак настоящих тех первобытных диких пород. Почти волков. И думал: сколько дней ещё отпущено тебе? Неизвестно. А сколько им? И видишь: они вовсе не унывают. Хотя знают, как и я давно: что самое страшное, что может с нами приключиться — это пережить тех, ради кого ты живёшь. И равнозначное этому: недожить, уйти раньше, и, стало быть, бросить их. Оба варианта хуже смерти. Оба завязаны на неё.

И ты понимаешь в этот момент: это ты дурак, не они вовсе. Они как раз не умеют лгать... да и ты с рождения их всех такими именно воспитал. А стало быть, раз зовут, раз хотят сообщить нечто... да ты упорно не понимаешь, убогий... значит не для тебя, не для твоего понимания скудного оное предназначено. А ты знаешь давно, насколько оно ограничено природой мироздания. Тебя ещё о том тот давний Сократ учил.


Собрался с утра уехать странствовать по ещё тогда весёлому солнечному городу, не то что ныне, когда пасмурность враждебная всё облекла вокруг. Да коты и кошки отговорили.

Все по очереди приходили до полудня, и начинали пристально смотреть. Я у них тонкой организации души. Они это знают. И пользуются. Сволочи. Я уже через 10-30 секунд оборачиваюсь на эти наглые пушистые зелёные глаза: «Вот ты наглая рожа! Чё надо? Не видишь, я с самого подъёма программирую, меня нельзя отвлекать. Даже молчаливым укоризненным взглядом, как ты. Ну ладно, пойдём. Показывай». А там нифига.

Енот зовёт на кухню поваляться, Опоссум — помыть его шубку горячей водой в ванную, белая медведица, Умка наша полярная, Алиса требует включить ей обогреватель под столом и устроить пляж, и сгоняет Рысь, что тоже такая счастливая пришла на пляж (вот я тогда сразу сказал Рыси, что не стоило ей гонять Алису от её новорождённый рысят, отольются кошке мышкины слёзки... отлились, этим утром Рысь снова дежурно получила по кумполу мягкой белоснежной лапой: «Уйди с моего пляжа, я ничего с тех пор не забыла!»)... Рысь поглядела на их бесчинства, да и давай тоже терроризировать меня, как они все: садится тоже рядом и зовёт. Встаю, иду за ней, а она меня уводит под койку, где у неё с тех пор как я и её тоже подобрал — главная шкера, штаб-квартира, секретная база.

Что делать, когда кошки садятся и смотрят, и зовут? И ты идёшь за ними такой, а они тебе ничего и не показывают. Нет, я понимаю, что им нужно всегда моё внимание, понять снова, люблю ли я всё ещё их, как прежде, как вчера, как всегда... Но сегодня они особо что-то пытались мне сказать. Что я так и не понял. Это было важно. И я понял одно: не уходи никуда от нас, как, видим, собираешься. Не надо. Я послушался. Они впервые все настолько настойчивые.

Лежат сейчас, дрыхнут все хором уже давно, часа три.

Я бы конечно предпочёл, чтоб они мне умели словами объяснить многое столь. Что им понятно, но не нам.