Александр Дугин — Философия постмодерна

Ницше человека не может видеть. Он смотрит на него и ему плохо.

А тошнит Ницше оттого, что он сравнивает человека с ожиданием того, что должно было бы высвободиться в результате модерна, и что не произошло. Именно это разочарование лежит в основе философии постмодерна.

Человек без цели, человек без смысла, человек без любви, человек, десакрализовавший в том числе и себя, человек без героики, человек без красоты — человек-машина, человек-предмет, человек-сытая свинья.

Без Ницше философия XX века непонятна вообще. И идеология.

Модерн свою задачу не выполнил. В модерне слишком много премодерна. В модерне человек просто взял и перенёс иерархическую структуру раба и господина, властвующего и подчиняющегося — которая раньше была запечатлена в мифе и религии — перенёс на самого человека.

Выражается это уже в секулярной форме капитала — в том, что богатые заняли место прежних высших сословий (это у Маркса особенно). Иерархию сословную премодерна модерн заменил иерархией классовой.

Вернусь к началу лекции и постараюсь вытащить сюда для обсуждения побольше наблюдений из неё — они того стоят.

Этот фазовый переход к парадигме постмодерна не завершён окончательно. Мы находимся внутри него, и можем лишь предположить, к чему он приведёт.

И ещё мы не знаем одной очень важной вещи: состоится ли это будущее.

Мы говорим: «Мы живём в модерне». Но, если мы внимательно посмотрим вокруг, мы увидим, что да, мы живём в модерне потому что у нас светская культура, демократия, рыночная экономика, капиталистическая система, наука; но при этом сохраняется огромное количество институтов традиционного общества, премодерна. То есть мы живём и в модерне, номинально, но при этом ещё и в премодерне. Потому что есть религия, например, — свойство общества премодерна.

Верхушка западных обществ — наиболее рациональное, научное сообщество, интеллектуальная элита — она гораздо более модернистская, по-настоящему современная, в ней архаизма немного, хотя тоже есть; а массы западного общества более склонны к мифологии традиционного общества, к вере во всякую чушь.

Общественное мнение, как Бурдьё говорил, — это как раз форма такого организованного мифа.

Что такое общепризнанная идея? Это идея, которую никто на самом деле не проверял, не подвергал рациональному сомнению по методу Декарта. То, что представляется нам очевидностью социальной — это сплошь и рядом некритически воспринятый миф.

Поэтому массы современного западного общества более архаичны, более близки к премодерну, чем интеллектуальная элита.

Постмодерн же — это мышление наиболее авангардной части западной модернизированной элиты. Авангардной — это которая смотрит вперёд, в развитие, в те горизонты, которые сегодня ещё не стали реальностью. Но которые благодаря этому смотрению в будущее, в предполагаемое, становятся таковыми. Например, это художники, инженеры, философы, поэты. Которые не только описывают, констатируют и проживают те смыслы, которые уже имеются, но которые их и создают, приращивают.

Это тот слой, который задаёт нормативы, образцы для западного общества. А западное общество задаёт образцы для всего остального мира. Ведь сегодня все государства, все экономики, все правовые системы устроены в подражание западному принципу. Samuel Huntington, «The West and the Rest».

Гуссерль говорил: «Давайте посмотрим, до какой степени западный человек является критичным, рациональным, и следует научной логике. Да, когда он занимается наукой, подбирает аргументацию, использует закон исключённого третьего, соотносит признаки, говорит о категориях — когда он использует аппарат науки, да, он научный и современный. Но как только он выходит, например там, на обед из своей научно-исследовательской лаборатории, он начинает быть подвержен множеству факторов: аффектов, каких-то случайных ассоциаций, эмоциональных элементов, которые представляют совершенно другой стиль, другой регистр мышления».

То есть даже западный человек, профессионально занимающийся наукой, является модернистским, рациональным, современным лишь в той степени, в тот момент, когда он выполняет свои функции.

Вот, вспомнить хотя бы последователя Алистера Кроули Джона Фуллера, основателя танковой стратегии, классика стратегической мысли. Он был автор с одной стороны совершенно рациональных научных докладов о танковой стратегии, а с другой — описаний встреч с демонами, бесами, путешествий на Луну и так далее.

Изобретатель радио Попов создавал его для общения с духами мёртвых на самом деле. Пообщаться не удалось, но радио до сих пор работает.

Основатель аэродинамической науки и космонавтики Циолковский был наглухо визионером, облака ему складывались в слова, тесно общался с инопланетянами.

Пафос философии модерна заключался в освобождении. От бога, как третьей инстанции, которая предшествовала субъекту-объекту. Не только от бога, но от всех аспектов мифа, сакральности и религии. Социолог Макс Вебер называл это entzaubern — «расколдовывание», entzauberte Welt — «мир расколдованный». Мир лишался своего священного измерения. Это была задача модерна: такая работа по расколдовыванию мира.

Возьмём Гомера, его Илиада и Одиссея — это пример заколдованного мира, там параллельно действиям героев, которые сами по себе полны драмы, энергетики, которые представляются нам самодостаточными, действует ещё огромный мир богов и сакральных сил, которые принизывают эту героическую эпопею, добавляя к ней дополнительное измерение.

И вот в момент схватки с Гектором Ахилла кто-то дёргает за его золотые кудри. Ахилл поворачивается и видит Афину. Которая грозит ему пальцем и говорит: по сценарию не время тебе, Ахилл убивать Гектора. Кто дёрнул Ахилла за волосы? Мы уже проделали эту работу по расколдовыванию мира, мы знаем, что нет Афины. Ахилл может быть и есть, и Гектор есть. А Афины — нет! Кто дёрнул тогда Ахилла за волосы? Этот мир того, кто дёрнул Ахилла за волосы в представлении древнего грека представляет гигантское пространство очарованности, околдованности, Verzauberung. Мир пронизан неведомым, мир пронизан дополнительным, необязательным. И смысл в судьбе обычного человека, особенно яркого человека, приобретается тогда, когда эта судьба раскаляется, возбуждается до такой степени, что соприкасается с этим очарованным миром.

Модерн ставит перед собой задачу полностью изгнать это измерение. Освободиться от этого непонятного, неверифицируемого, но абсолютно очевидного для Гомера начала.

Это освобождение от того, что делает мир по-настоящему живым, пронизанным лучами священного.

Смерть бога растянута. Бога убивают люди модерна в течение нескольких столетий, последовательно и беспощадно, вычищая из мира следы волшебства.

Но эта деструктивная деятельность сопровождается огромным пафосом — потому что на месте освобождённых пространств человечество строит свою Вавилонскую башню.

Теперь у него нет запретов, и оно строит технику, совершенное общество, оно говорит о том, что необходимо отменить существующие испокон веков устои, касты, сословия, и освободить человеческий импульс.

Тот прежний мир был сотворён кем-то ещё, богом. И человек в нём был рабом. Теперь он творит свой собственный мир, в котором он становится господином.

Как приходит постмодерн? По мере того, как человек справляется с поставленной задачей, он в какой-то момент вместе с последним философом модерна Ницше говорит: «Бог умер, мы убили его — вы и я».

Построен новый мир? Да, построен. Где государство — продукт общественного договора, где популярны социальные, социологические, социалистические модели. Гуманистическая программа на Западе осуществлена и в своей деструктивной, и в своей конструктивной фазе: бога нет, человек живёт отныне в созданном им самим мире.

Гражданская оборона — Бога нет
(Невыносимая Лёгкость Бытия, 1997)

Вы всю жизнь сталкиваетесь, и даже обычно не замечаете этого, с людьми вокруг вас всех этих этапов. Проделанная человечеством (вернее его вот интеллектуальной элитой: Декартом, Паскалем, Кантом, Ницше... и всеми прочими, кто её лично внутри проделал) работа совершенно не обязательно проделывается для каждого. Это не наследуется отдельным членом общества от общества в целом. Как, скажем, напротив, вполне успешно наследуется язык, в общем. Этот путь можно пройти лишь самому, в одиночку. Или не пройти.

Часть из этих людей находится на стадии премодерна: они не могут вместить в себя концепцию бога даже отчасти, некуда, нет в их сознании таких структур, но они крестятся «потому что ну я же православный» и вешают на пузо богатый крест со стразами.

Часть их даже до премодерна не доросли — в их мировосприятии нет идеи бога даже в виде пустых догматов, и какой-то ещё не осознанной тяги к этим всем трансцендентным категориям

Часть их находится на стадии модерна. Они говорят: я атеист, я материалист, я марксист. Это люди, живущие как бы до Ницше. То есть существа XIX века (и то, если они материалисты в результате внутренних размышлений, а не как продукт навязанного обществом XX века мифа — тогда они однозначно люди премодерна, последователи догм), совершенно не понявшие, не увидевшие даже, весь тот инфернальный опыт XX века, который дал нам выстроенный до конца, до своего логического завершения, мир модерна — мир без бога и с человеком в качестве вещного объекта, заранее просчитанного и ну абсолютно безынтересного.

Видите, как интересно получилось с тоталитаризмом XX века: гуманизм (вот эта идея высшей ценности человека вместо прежнего описываемого церковниками мифа о боге) модерна не включился, произошёл срыв в какую-то совершенно дремучую пещерную архаику. И это повсеместно. От битв на Сомме и при Ипре, где даже Гитлер ослеп, до красных кхмеров.

Лишь очень, очень немногие в XXI веке могут признаться себе, что всю свою жизнь они на удивление всегда стремились к чему-то сверх этих премодерна и модерна. К тому, чтобы прорваться за рамки обыденного, всей этой удушающей несвободы, выстроить своё недолгое существование с каким-то неведомым, не данным извне, но созданным изнутри, лично, высшим смыслом, по особым законам — стремились к преодолению колеса сансары. Для простоты назовём это постмодерном.

Когда модерн завершился, эта авангардная элита, мыслители спрашивают: «А что мы вообще сделали? Что это было такое? Вот, мы убили бога... И что мы получили?» И Ницше говорит: «Если мы убили бога, в ответ мы получили европейский нигилизм. Мы получили ничто». Мы оказались в мире, чьи структуры рухнули.

Задачи модерна — это что? Освобождение от иррациональности, традиций и предрассудков. Люди, которые создавали картину Нового времени: Декарт, Ньютон, Спиноза... — они ставили перед собой задачу рационального отношения к миру. Но будучи в самом начале этого процесса, они не видели эту программу так ясно, как видели те, кто стояли в конце этого процесса. Поначалу модерн себя не рефлексировал, был целиком поглощён вытеснением премодерна. Чтобы увидеть, надо было дистанцироваться, взглянуть с высоты на весь пройденный путь.

И вот поздние модернисты с этой дистанции осознали что делал Декарт. Сам Декарт не ставил перед собой задачей смерть бога. Долгое время модернисты считали, что их философские инициативы по отношению к богу нейтральны, или даже угодны ему. Лишь Ницше — и в чём его особость — сказал: «Смотрите что мы делали на самом деле. Мы-то думали, что мы делали то-другое-пятое-десятое, а мы убивали бога. И убили его». Только когда этот разбитый идол лежит у ног вот этого освобождённого человечества, вот тогда только человечество в разверзшейся зияющей пустоте понимает, что оно наделало. А до этого оно этого не понимает. Это логика процесса, которая не могла привести ни к чему другому, как только она была начата — но это то, что становится понятным полностью лишь на последнем этапе.

И Ницше говорит: «Вот ничто, а кто же перед этим ничто стоит? Стыд и жалкая пародия». Этот маленький человек освободился от большого бога для того чтобы ныть, носиться со своими мелкими комплексами, психологически проецировать свой ressentiment, то есть раздражение, зависть, ненависть, трусость на всю культуру, для того, чтобы избежать великих сильных чувств. Для того, чтобы утвердить такую примитивную номенклатуру свойств, представляющую собой некое уродство по сравнению с тем идолом, которого он низверг.

И тогда Ницше пишет свою работу Menschliches, Allzumenschliches.

Человек, освободившись от бога, построил какую-то гнусную пародию. И обнажившееся ничто эту дрянь сожрёт, она не в силах ему противостоять. Ведь вышел не героический гуманистический центр, а вот такой банальный комфортный трусоватый амёбный мирок.

Как в «Заратустре»: «Мы нашли счастье, — говорят последние люди и моргают».

Рассмотрим опыт кризиса модерна XX века, кризиса человеческого, слишком человеческого общества.

Вторая мировая была не только такой земной войной, в обычном плане. Это была ещё и война небесная, война концепций: в ней новые, уже чисто человеческие, искусственные системы, бросали вызов всем прежним, традиционным. Все эти большевистская Россия, фашистская Италия, нацистская Германия, милитаристская Япония... Проекты нового мироустройства. И не вполне даже ясно, были они системами чисто модерна, но освобождённого от бога, любви, добра, традиций и гуманистических идеалов — каким он по факту вышел, продемонстрировав срыв своей парадигмы. Или же они были уже отчасти и постмодернистскими, с сознательным преступанием через всё это, и Гитлер, Ленин и Сталин были такими белокурыми бестиями, вырвавшими из себя всё человеческое ради новой идеи. Ради мира без жалости.

И Холодная война также была войной концепций. Уже выживших, победивший во Второй мировой — дальнейшее выяснение смыслов. Капиталистические Афины против социалистической Спарты. Это нормально, это хорошо, эта соревновательность и двигала в своё время Элладу к расцвету.

Победили во Второй мировой традиционалистские силы. И по её результатам человеку стало отведено место не объекта государственного насилия, утилизации, промышленного уничтожения и строительного материала для новых величественных пирамид — а куда менее печальная участь; впрочем, тоже не самая весёлая — быть потребителем, жертвой рекламы, объектом промывки мозгов, эксплуатации и обогащения финансовых кругов. Последним оазисом, свободным от этого стали страны советского социалистического проекта. Но и в них всё было тоже совсем не идеально: мягкий тоталитаризм бюрократии, регламентирующей несвободы человека, госзаказ на все его труды и их плоды, навязываемая государственная идеология с элементами промывки мозгов (все эти «Слава КПСС» на крышах домов — что, впрочем, куда лучше, чем современная тошнотворная реклама).

К слову, сейчас модно ругать СССР за эти несвободы, но все отчего-то предпочитают при этом забывать, что в США 60-х несвободы гражданина, создаваемые ему государством, правящими кругами, были ничуть не меньше. Что США 60-х были не менее полицейским государством, чем СССР 60-х. А то и более. И что современная свободная Россия стала куда более полицейским, несвободным государством, чем была при Хрущёве и Брежневе. И что даже хуже, существенно более беззаконным, направленным против граждан, их свобод и их возможностей к самореализации.

Мы не сменили тоталитарный социализм на свободный капитализм. Мы сменили законный диктат бюрократии, служащей худо-бедно но общественным интересам, на беззаконный диктат клептократии, изначально и осознанно играющей против интересов страны. Таким образом, мы видим, как последний из конструктивных проектов кризиса модерна XX века завершён. И всюду в мире только какое-то недоуменное копошение происходит.

Indian › Удивляет то, как интерпретирована расстановка позиций между противоборствующими сторонами во время Второй мировой войны. О режимах Оси общеизвестно, что их идеологией была консервативная революция, т.е. неприятие открытого общества, враждебная реакция на модерн, возврат к утраченной традиции, порядок. К середине двадцатых годов это также идеология Советского Союза. Напомню, что именно этой политической позиции придерживается А. Дугин, который является неофициальным идеологом партии «Единая Россия» и членом Экспертно-консультативного совета при председателе Госдумы, т.е. одним из сторонников и творцов той системы, так метко описанной в последних двух абзацах.

Dipnosofist › Вы говорите про Аркадия Дугина, коллега. Так он погиб, увы, погиб в последней экспедиции на Мадагаскар. Его растоптал бешеный носорог, кажется. Осиротела та система, так метко описанная в последних двух абзацах.

Консервативная революция? М-м-м, реакция это называется, вероятно. Нет, в этих моделях не было ничего ни традиционного, ни даже близкого к традиционному, относящемуся к этапу религиозного премодерна — мира где был бог и какая-никакая но мораль — ни тем более не были они чем-то виданным прежде на планете. Вдумайтесь, здесь и постановка вопроса и ответ: случившееся с человечеством в XX веке не имеет исторических аналогов. Все эти вспыхнувшие повсеместно воюющие друг с другом New World Orders.

Я вам дал их онтологию, кстати — то, что, кажется, не давал ещё никто. Все всегда говорят лишь: Гитлер-Дуче были маньяки, Ленин-Троцкий-Сталин были маньяки, Хирохито недолюбливал китайцев, Мао был себе на уме. Максимум на что хватает их анализа — указать, что за Второй мировой стояли интересы германского капитала. Вы живёте в области мифа для масс, вот этого, о котором Дугин тоже говорил. Вам полвека рассказывают сказку про злых волков, которых победили добрые зайки. Не спорю, зайки молодцы конечно. Но за этим театром теней есть объективные процессы, в целом являющиеся путём человечества к нахождению новых социальных и мифотворческих парадигм — всего того, о чём заранее писал визионер (вот тут уже в хорошем смысле этого слова, провидец) Ницше.

Indian › Понятия не имею, кто такой Аркадий Дугин, википедия тоже по поводу этого имени молчит. Нет, конечно, я говорю об Александре Гельевиче Дугине.

Предлагаю ознакомиться с концептом консервативной революции, например, при помощи книги Александра Дугина "Консервативная революция" (Москва, Арктогея, 1994). Цитирую данную публикацию: В самом русском большевизме, как это ни парадоксально, легко можно обнаружить многие отнюдь не левые мотивы, также имеющие прямое отношение к “консервативной революции” (в частности, все то, что принято называть русским “национал-большивизмом” от сменовеховцев до сегодняшних нео-сталинистов). Итальянский фашизм в его ранние периоды, а также во время существования Итальянской Социальной Республики на севере Италии (Республика Сало), почти целиком основывался на принципах Консервативной Революции. Но наиболее полным и тотальным воплощением (хотя надо признать, что и не самым ортодоксальным) Третьего Пути был германский национал-социализм. Я думал, эти элементарные политологические понятия известны каждому, кто на эту тему дискутирует.

Вы живёте в области мифа для масс, вот этого, о котором Дугин тоже говорил. Вам полвека рассказывают сказку про злых волков, которых победили добрые зайки.
No comment.

Dipnosofist › У вас очень мешающая пониманию ошибка. Вы принимаете Дугина слишком всерьёз.


Кроме того, и я неоднократно указывал на это, на этом сайте аd hominem категорически запрещён. Тем более в философских обсуждениях. Не умеете следовать логике, воздержитесь.

Это катастрофа мыслителя, когда он заявляет: «Муссолини считал, что Земля круглая, а поскольку был он презренный фашист — значит Земля квадратная», и упорствует в этом. По существу лекции, а не по личности лектора, есть что сказать?

«До какой степени западный человек является критичным, рациональным, и следует научной логике. Да, когда он подбирает аргументацию, использует закон исключённого третьего, соотносит признаки, говорит о категориях — когда он использует аппарат науки, да, он научный и современный…».

Переход на личности — это гораздо более чудовищная, недопустимая ошибка, чем неиспользование того же закона исключённого третьего. Как можно обсуждать постмодерн с людьми премодерна? Гуссерля на вас нет.

Indian › Муссолини считал, что Земля круглая, а поскольку был он презренный фашист — значит Земля квадратная
Где это у меня? Я не высказывал оценочных суждений, не сказал, что фашизм это плохо или хорошо. Я лишь уточнил политологическую классификацию с абсолютно преобладающей точки зрения как академической науки, так и самого Дугина. Не спорю, альтернативные классификации нигде не запрещены.

По существу лекции? Лектор забавляется излюбленным всеми философами и прочими мыслителями (Гегель, Конт, Маркс итд.) делением всего-всего на три стадии, при этом интересно излагается много хорошо известной информации об историческом развитии и наконец прозрачно преследуется политическая повестка самого лектора.

Dipnosofist › Минимум четыре. Архаика, премодерн же не изначально появился. К тому же, список не закрыт: постмодерн ещё сам не знает чего толком хочет, и даже когда узнает (если узнает), никто не обещает, что это будет итоговое решение.

Более того, тут вовсе не обсуждается деление как самоценность. Альтернативная историческая периодизация, отсчёт развития цивилизации (Античность—Средневековье—Новое—Новейшее с точки зрения материальной культуры vs Премодерн—Модерн—Постмодерн с точки зрения мифа и философского осмысления человеком мира и своего места в нём) даётся лишь для прояснения, что такое постмодерн, и почему постмодерн.

Если вам настолько чужда эта концепция, ну выбросьте это слово «постмодерн» из своего сознания, можно прожить и без него.

Ваши же действия выглядят так: стоит профессор, занят прояснением понятий — важных, интересных, наводящих на занятные выводы — вскакиваете вы: «Дугин — борода из ваты! Путин — марионетка Дугина!» Всё это здорово и весело, конечно, но ступайте где-нибудь в другом месте об этом свою уже лекцию прочтите. Будете иметь успех, возможно.

Минимум четыре. Архаика, премодерн же не изначально появился.

Разверну немного. Потому что тут слишком, безобразно кратко сказано — тогда как в этом генезисе премодерна на самом деле кроется довольно существенная глубина.

Премодерн строится на мифе, что всё в руках бога. Что мир наполнен волшебством. Что мир — внимание — шире наблюдаемого, имманентного (а внимание тут нужно оттого, что именно в этом определении кроется ответ, который до сих пор ищет постмодерн, об этом ниже). Мифе настолько укоренившемся, что потребовались столетия прежде чем рациональное мышление сумело победить, объявить его лживым и диким. Этот огромный, мощный, величественный миф не с кистепёрыми рыбами выполз из Мирового океана — его создали в доисторические времена (к античности он уже господствовал повсеместно) как важнейший инструмент организации человеческого общества, и даже более того (хотя, казалось бы, что может быть более) — человеческого мировоззрения.

И у мифа этого, который сопровождает человечество всю его историю, и признанного вот ненаучным, нерациональным — тем не менее вполне рациональные истоки. Первобытный человек говорит себе, прямо как Сократ: «Я знаю, что ничего не знаю». И ему неуютно; он должен бороться; чтобы бороться, он должен знать; но знать ему не дано — и он начинает строить концепции. Предполагать. Бах — рождается миф. Освящённый красотой человеческой способности к логической и эстетической гармонизации, к творчеству.


Теперь про ответ постмодерна, что я предлагаю. Что у вас? Выкинули всё кроме своего материального, стало голо, грустно, страшно и очень одиноко? Бога назад не хотите? Вместе с толстыми попами? Ну так вернитесь к тому, что завещал дедушка Сократ. Вернитесь к миру, в котором есть что-то помимо того, что вы знаете. Хотя бы оттого, что там и вправду много всего такого есть — обезьяна как была весьма ограниченна, так таковой и осталась. Выбросьте всю ложь и самообман, как собирались изначально вместе с Декартом, но теперь выбросьте и всё своё самодовольство, миф о том, что мир вами познан и исчерпан. И что он окончен. Потому что это тоже ложь, да к тому же ещё и тупик, как вы начиная с Ницше заметили.

Впрочем, я обещал не забегать вперёд.

Предполагать.

И, обратите внимание, когда мы говорим, что бог был придуман людьми, как концепция, как предположение, а затем индоктринирован, утверждён как миф, господствующий миф — мы этим не заявляем, что бог выдумка. Что его, значит, нет и быть не может.

Потому что когда Демокрит, трактатами которого Платон отапливал буржуйку в своей Академии (и все сжёг, кстати, — из многочисленных работ Демокрита до нашего времени не сохранилась ни одна), вслед за Левкиппом и прочими атомистами выдумывал атомы — это же не отменило возможность их существования на самом деле.

Миф — не обязательно ложь.


И поэтому, когда мы вместе с Ницше говорим: «Мы убили бога» — тут тоже всё тоньше. Этим мы не утверждаем, что мы доказали вот, бога нет. Нет и не будет. Нет, мы сокрушаемся, что выведя бога за рамки познанного, запретив людям спекулировать его именем, тем самым мы позволили всем, кто думать особо не умеет, всему этому огромному, подавляющему большинству, гегемону, быть отныне уверенными (и радоваться тому), что бога нет. И творить теперь всякое.

    Простор открыт,
    ничего святого.

Не специально тут даю иллюстрации из Летова, как-то они сами приходят — да и кто вообще из поэтов XX века более чем он, специализированно и крайне осознанно, концентрировался на описании и осмыслении вот как раз этого всего — кризиса человеческого общества, обменявшего свои иллюзии на тоталитаризм.

Indian › Я бы лучше про «недоуменное копошение» поговорил. Оно ведь отчего происходит — никто не знает что дальше-то делать.

Вот если без цветастых оборотов, которые я люблю, то у постмодерна ощущается застой. Он топчется на месте не в силах сформулировать ни кто он, ни куда он идет, ни чем хочет стать.

Вот как тут выше правильно написали: Человек без цели, человек без смысла...

Even › А профессор об этом и говорит: постмодерн не состоялся ещё, он лишь складывается. Причём, складывается именно как осознание кризиса модерна. Я ещё не дослушал лекцию до конца — только до мест, которые тут процитировал. Посмотрим, даёт ли Дугин в завершении свои стройные решения. Предполагаю, что нет, и буду рад, если да.

Своими выводами и решениями перебивать его пока не стану.

Indian › Согласен, это справедливо, постмодерн еще не состоялся. И тут есть следующие соображения. Если смотреть на историю развития человеческой мысли, то нельзя не заметить, что она шла в ногу с достижениями науки. Галилей, Ньютон, Лейбниц — были не только учеными, но и философами. Разумеется, чем ближе к XX веку, тем заметней усиливается специализация и ученый обычно достигает успехов в какой-то одной области, нежели успевает охватить их все. То есть у человека начинает проглядывать граница познаваемости — то, что он успеет познать за свою жизнь. Впрочем, это отдельная тема.

Моя мысль заключалась в том, что постмодерн, объявив разум и голую логику главной преградой, отстранился от достижений науки, т.е. достижения науки более не являются для него опорой для развития. Другими словами, постмодерн, как философия, как детище науки, сам себя вырвал с корнями из питающей его среды и подвесил в воздухе. И сейчас беспомощно мытарится в глубинах подсознания. И либо он найдет себе новый дом и опору, либо заблудится и сгинет в этом лабиринте.

И у меня есть, поистине, чудесное доказательство, что в подсознании дома он не найдет, но поля этой книги слишком малы для него.

Even › Моя мысль заключалась в том, что постмодерн, объявив разум и голую логику главной преградой, отстранился от достижений науки, т.е. достижения науки более не являются для него опорой для развития.

Не совсем. Не разум и логику — нет. Это как объявить математику отныне отменённой. Но именно рациональный (в животном, обезьяньем, слишком человеческом понимании), материалистический, экономический, выгодный подход. Господствующий сейчас в человеческом обществе — и на глазах, зримо уже, уничтожающий его.

То, что делает человечество весь XX век, и сейчас — это вырывает золотые коронки у трупов. Рационально? Да. Но остановитесь уже. — Вот к чему призывает постмодерн, как титанический трансцендентальный процесс, происходящий в совокупном осознании себя человечеством.


Вы всё подталкиваете меня к тому, чтобы я выдал свои концепции. Опять немного проговорюсь, в меру. Главной мыслью этой лекции я вижу то, что всё время остаётся за кадром — и это благая весть: что мы однозначно наблюдаем не только торжество научно-технического, материального развития человечества на протяжении истории, но именно то, о чём все всегда так тосковали — развитие, эволюцию совокупного осознания человечеством самого себя, мира и прочих базовых, наиболее важных вещей. Ребёнок определённо растёт и развивается. А значит обезьяны со временем будет всё меньше, и всё больше сверхчеловека. Это же просто пронизывает всё. Хотя вот да, с виду кажется, что Дугин говорит о кризисе, о бедном разочарованном Ницше...

Чтобы быть счастливым, человеку достаточно одного: отринуть свою жадность и жалость к себе, перестать цепляться за свою персону — мы все, смертные, заранее обречены погибнуть раньше, чем мир хоть немного улучшится. Так порадуемся хотя бы за мир, что хотя бы много после того, как мы в нём растворимся без следов — он станет лучше. Он к этому идёт. Честно пытается.

Для нас он идёт недопустимо медленно. Это не он медлителен. Это мы слишком быстротечны.

Рационально? Да.

Это рационализм Иеремии Бентама, кажется, тоже упомянутого Дугиным где-то в одной из двух этих лекций. Гротескный такой, утилитарный. Я бы даже сказал, клинический какой-то.

«Жена, что-то мы с тобой детишек слишком много нарожали, супа на всех не хватает, скажи Васе с Петей пусть пойдут забьют друг-друга совочками».

А клинический — и с вполне материалистической, истинно-рациональной точки зрения, на самом деле. Оттого, что в бесконечной Вселенной нет недостатка ни в золоте, ни в пространстве, ни во времени — ни в чём вообще. Только в одном в ней есть огромный дефицит — в сознании, в разуме, в счастье, в понимании.

Чудовищная пустая бездна, на краю которой грызут друг друга те, кто был рождён испытать величайшее счастье жить, и переживать своё удивительное существование. И волшебство чудесного, невозможного мира.

Indian › То, что делает человечество весь XX век, и сейчас — это вырывает золотые коронки у трупов. Рационально? Да. Но остановитесь уже. — Вот к чему призывает постмодерн, как титанический трансцендентальный процесс, происходящий в совокупном осознании себя человечеством.

Как-бы соглашусь. Постмодерн доводит идею рациональности до абсурда. Пару-тройку лет назад привозили на винзавод концептуальный проект города будущего (не помню названия), где на верхнем этаже был представлен проект города с кондоминиумами-университетами-магазинами-театрами, а на нижнем — фабрика по переработке генетического материала, из, собственно, жителей. Очень рациональное и, к тому же, безотходное производство. Вот — до абсурда доходит.
Да, это — призыв остановиться и подумать, а не принимать за руководство к действию. Но! Критикуешь — предлагай. И сколь бы я тут не был солидарен, но путей вперед от этого не становится виднее.

Я, конечно, каюсь — подталкиваю к озвучиванию концепции. Это во мне говорит почти детское чувство нетерпеливости, когда скорей-скорей хочется узнать разгадку.

Even › Постмодерн доводит идею рациональности до абсурда.

Давайте определим для себя одну важную вещь. Не всё, что называет себя постмодерном, им является.

Особенно, если мы имеем дело с протуберанцами именно того самого гнусного, озверевшего модерна, в его стремлении к популярности и наживе любой ценой — которые и представляет собой современное так называемое концептуальное искусство.

Indian › Ну я бы так не обобщал современное искусство. Но — предположим — я понял этот посыл. Тогда мы вплотную подошли к определению того, что же такое «постмодерн». Ни дать ни взять — момент истины.

Even › Так уже подходили. И я добавляю от себя. Потому что из того, что говорит Дугин, ничего не ясно. Он говорит — рассудок, логика, разум — это плохо. Нет! Плохо то, о чём говорит Ницше — его слишком человеческое. Я, как-то так издавна повелось, в своей системе, называю это обезьяньим. Недопреодолённой обезьяной в человеке. Того гидравлического чеховского раба, которого нужно открыть затвор и поскорее сбросить из системы.

Дам своё толкование. Всё-таки заставили открыть важные части раньше времени. Ладно.

Модерн призвал, для развития человека и общества, для выхода на новый эволюционный виток, избавиться от социальной лжи и самообмана — миф является формой не индивидуального, но общественного самообмана. И он не справился. Пока, по крайней мере. Он всего лишь заменил одну форму обмана — сословно-религиозную, на другую — классово-экономическую, пройдя по пути через жестокие эксперименты XX века. Был Иегова (увы, так всё же и не Христос), стал Маммона, победивший, слава богу, совсем уж Сатану. Заметьте, это всё человеческие эгрегоры.

Тогда как должен был он, модерн, привести к совершенно другим результатам. Давайте процитирую Чехова полностью, это по сути манифест истинного, чистого модерна — освобождения человека от прежних ментальных пут.

«Что писатели-дворяне брали у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости. Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям... выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая».

И вот постмодерн говорит: «Модерн не справился, что же нам делать, бедным заюшкам?»

Я ставлю задачу так:

Постмодерн должен призвать, для того же развития человека и общества, для выхода на новый эволюционный виток, всё же избавиться от социальной лжи и самообмана, чего так и не сделал модерн (саботировал, создал симулякр; хотя во многом — и это тоже важно понимать — сделал всё очень хорошо и правильно, и продолжает делать, процессы не остановлены). Но также ещё и избавиться от лжи и самообмана на индивидуальном уровне. Для чего как раз важнее всего умение всех и каждого строго, правильно, рационально, логично мыслить. Всё зло в мире — от омрачений, ложных состояний; все омрачения — от глупости, неразвитости людей; а она от лени, бессилия, нежелания раз за разом проделывать работу, безволия. Такой натуральный дефицит воли. И если на уровне человека он сам себе тут суверенен, и как решит, так и будет — то нам остается только работать над этим прямо-таки конфуцианским исправлением имён на уровне общества. Видите? Для модерна целью было само общество, теперь же через исцелённое общество предстоит лечить людей. Звучит пугающе, но этот эксперимент успешно проводился в СССР 60–80-х, кстати. Саботировался, конечно, бюрократией, но скорее от тупости системы, а так вполне во многом искренне.

Итак, постмодерну необходимо закончить избавление от общественного самообмана, от остатков тоталитаризма, от государства как бюрократической машины, Левиафана (в пользу государства как прозрачной информационно-экономической системы — чему ещё ой как послужит информатизация, интернет; если, конечно, не задушат, как вот уже душат, введя цензуру). Доделать эту работу за модерном; исправить его склонение к карикатурному рационализму Бентама, к его излюбленным жертвоприношениям Золотому тельцу в виде культуры, жизней, потенциала развития, к бюрократизму и коррупции византийско-европейского толка.

Результатом постмодерна должно стать окончательное освобождение человека — чтобы высвободить вот его творческую энергию. А это чудовищный потенциал.

Indian › Если говорить о лекции, то Дугин говорил о другом.
Если восстание «премодерна» проходило под знаком разума. То постмодернисты осмыслили что разум, сам по себе, форма закабаления человека. Что разум, ни что иное как, некий диктатор, как некий тиран в человеке. Который держит, говорит что такое хорошо, что такое плохо, что можно, что нельзя, вытесняет импульсы желания, самые разнообразные, которые поднимаются из глубины тела.
И, на самом деле, кто такой разум? Это — бог модерна. Но он на самом деле устанавливает такую же несправедливую, иерархическую, необоснованную диктатуру, как и религиозная модель.

Таким образом, если я правильно понял, то ваша фраза про строго, правильно, рационально, логично мыслить, говорит не о неукоснительном следовании чистой логике и разуму, а именно о том, что в «думании» следует помнить о том, на что способен разум и придерживать, когда его понесет. Другими словами, следует осознать, что разум, и в частности логика, — это такой же инструмент как, скажем, танец, и что его следует применять лишь когда это необходимо.

Even › Дугин говорит про очень специфический разум. Я дал весьма подробное толкование этого здесь, здесь и здесь, и наверное где-то ещё — я уже давно не держу всё прежде сказанное тут и тем более вообще ранее на сайте в оперативной памяти.

Если он у себя не делит их, не видит разницы — как и все постмодернисты вот этого хаотического склада, собственно, иначе мне не пришлось бы вот особо тут апологию Дугина приводить — то вы делите, это очень важно понимать.

Ещё раз. Они говорят: «рассудочность закабаляет», да, но это именно обезьянья рассудочность, низкая — она имеет дело с выгодой, а не с разумом. И они не могут помыслить себе разум без неё, для них они слиты. И это крайне печально, что они не могут. Отсюда кризис уже постмодернизма — вместо того чтобы успешно решать поставленные задачи, он занимается чёрти чем. И современные постмодернисты (называющие себя так) от пустых и путанных деклараций никуда не ушли. Насколько я вижу.

Проще и яснее всего это объяснил, как ни странно, Кастанеда. Своей дихотомией тональ-нагваль. Которого отчего-то принято считать мистификатором, магом — чёрт знает чем. А он философ. И очень сильный, уровня Ницше. С тем же самым сплавом философии и поэтики, и множественности раскрываемых смыслов, глубиной. Такой философ для философов, мистик.

Indian › Кастанеда, как по мне, это уже другая когорта. Тут ведь речь шла про такое понятие как постмодернизм, откуда он возник и какая у него родословная. А вот такая родословная: пре-модерн, подвергающий все вокруг сомнению и берущий истоки из разума; модерн, ставящий человека венцом творения, и посему развязывающий ему руки на переделку всего — от поворотов рек вспять, до евгеники; и наконец пост-модерн, который уже отрицает тот оголтелый «разум», который его породил и воспел «выгоду». Впрочем, у постмодерна акцент на выгоду смещен, но все же она, выгода, в нем существует. Постмодерн живет в надеждах на то, что случайно наткнется на «нечто», что принесет выгоду. В отличии от модерна идет к выгоде не посредством разума, а посредством случайности.

И в то же самое вреся, и Дугин об этом упоминал, существуют и другие направления — тот, же мистицизм никуда не делся, например. И такое впечатление, что весь этот new-age и эзотерика из небытия возникли именно тогда, когда общество пришло осознание краха модели «модерна». И Кастанеда — оттуда, в его мировозрении не было понятий родственных модерну.

Even › пре-модерн, подвергающий все вокруг сомнению и берущий истоки из разума

А?! Лекцию профессора, как понимаю, никто не слушал. Ну и ладно!

Если бог создал мир «и увидел, что это хорошо», то человек, создав человеческое общество, увидел, что это плохо. Логика обратная книге Бытия.

И вот этот кризис человека, предоставленного самому себе, — является стартовой констатацией для всей философии постмодерна.

Ницше считает, что общество модерна плохо не в сравнении с премодерном, а просто само по себе. Иначе он стоял бы на позиции консерватизма, традиционализма.

Но нет, человек, лишившийся сакральности и освободившийся от бога для Ницше отвратителен сам по себе.

Точно так же и постмодерн не призывает вернуться к премодерну, видя что модерн не справился. Постмодерн стоит на стороне того, что было главным движущим импульсом философии модерна, его всего лишь не удовлетворяют результаты к которым привёл модерн, и он призывает немедленно свернуть с выбранной модерном траектории, иначе мы окажемся в тупике. Постмодернисты указывают, что модерн не довёл до конца ту задачу, которую ставил, а значит просто воспроизвёл премодерн.

Таким образом, на деле, гуманизм модерна, из освободительной практики стал закабаляющей, освободив человека от бога, и тут же подчинив его выгоде, капиталу, маммоне. Разум, рацио — выступил как некий диктатор, тиран, подчинивший себе всё бытие человека, которое гораздо шире.

Постмодерн призывает завершить программу освобождения. Если на уровне модерна это была программа освобождение от бога, теперь должна быть программа освобождения от человека. Которая должна закончиться смертью человека. Если восстание против религии, мифа и предрассудков проходило под знаком разума, то теперь обнаружено, что сам разум и есть главный диктатор, подавляющий человека, превращающий его в неживой механизм.

Человек модерна представляет собой придуманный мыслителями модерна концепт, который они скопировали с образа бога, который разрушили. Они действительно создали человека по образу и подобию бога. Сказали, что он царь природы, поставили его над окружающей средой.

При этом мужчину, с его рациональными свойствами, поставили над женщиной, только уже не по религиозным законам, а потому, что взяли в качестве образца мужской разум, а не женский (а если бы они посмотрели на женский разум — они бы увидели там вообще другую картину, и модерн был бы другим).

Таким образом модерн: был классовым, сохранил в обществе иерархию, хотя и экономическую, а не сословную; был фаллоцентричным, а не по-настоящему гендерно-плюральным, поставив архетипом рационального взрослого мужчину, не учитывая ни другой гендер, ни другие возраста; и главное, возвёл в абсолют рассудок, разум, чтобы избавиться от мифа и теологии — но этот rassoodock и есть форма мифа о человеке.

Поэтому наш новый девиз: иррациональное, дионисийское начало, безумство, оргии и беспробудное пьянство. Что и реализовывалось последовательно некоторое время в 60-е. Потом, правда, наступила реакция консервативных кругов общества, длящаяся по сей день.

С точки зрения постмодерна — это такое нащупывание новой базовой реальности.