Сон первый

На самом деле это не первый сон как таковой, а лишь первое описание кошмарного сна. В принципе, кошмарным его можно не считать, потому что я не проснулся в холодном поту с учащенным дыханием. Просто в нем присутствовало чувство обреченности.

Снится мне, что я и моя мама спускаемся в метро. На одной из тех неглубоких станций, где нет эскалаторов и перроны с обеих сторон открыты и два ряда мощных колонн удалаются от лестниц с нашей стороны к другому выходу, на другую сторону площади. Но какая именно это станция — не известно. Мы и все остальные люди спустились в метро не потому, что нам нужно куда-то ехать, мы спустились чтобы спрятаться. Видимо, от бомбежек или какого-то другого катаклизма, причина не ясна. Народу много, но нет паники и толчеи, люди организованы и спокойны, несмотря на то, что их много, нет никакой толкотни. Почти вся лестница и перрон заполнены ими, тихо переговаривающимися между собой, по большей части, недоумевающими, что же происходит там наверху и что будет дальше с нами, теми, кто внизу. Мы с мамой стоим на лестнице. И вдруг я вижу, что справа от меня на пути выезжает вагон. Именно вагон, без локомотива или как он там называется. Едет он медленно, двери его открыты, он освещен и внутри стоят и сидят люди. Но неестественно неподвижно. Кто-то даже стоит прислонившись у самых дверей, но опять же совершенно неподвижно. Они нас видят и не замечают будто. Появление вагона не вызывает особых эмоций у толпы на перроне и лестницах, многие с изумлением наблюдают, как вагон медленно проезжает и уезжает дальше, удаляясь в темный тоннель. Не успел этот вагон уехать, как за ним, по тем же путям, в том же направлении появляется еще один вагон, просто вагон, сам, один, катящийся словно по инерции, но в нем уже люди движутся. Более того, они переговариваются с теми, кто на перроне. В руках у многих пассажиров вагона какие-то мешки. И вот они подтаскивают их к открытым дверям, начинают доставать из них свежие буханки круглого хлеба и передавать тем, кто стоит на перроне. Люди принимают этот хлеб и передают дальше. Хрустящие, поджаренные буханки начинают мелькать над головами толпы. Вагон едет не останавливаясь, но медленно и сидяшие внутри успевают передать весь хлеб на перрон. И опять же все это без паники, без криков, без толкотни. Организованно и миролюбиво. Я решаю спуститься на перрон, потому что вдруг мне захотелось свежей горбушки хрустящего, еще тёплого хлеба. Я направляюсь вниз и до меня доходит звук текущей воды, низкое, глубокое журчание. Оказавшись на перроне я посмотрел на пути и увидел, что там течет вода. И не просто ручеек — весь путь почти до краев платформы заполнен водой. И вода такая чистая, прозрачная, что видно каждую шпалу, каждый проводок и течет она почти ровно, но с большой скоростью. Не знаю, как долго я завороженный смотрел на эту воду — ее было много, она была чистой, но текла с почти угрожающей, устрашающей скоростью — и было ощущение подавленности от знания, какого-то тайного, одного мне известного знания, что нам не удастся выбраться отсюда, что это и есть конец; такой непохожий на конец света, такой одинокий и такой тихий; и нам не удастся ни уехать, ни уплыть. Горбушки мне так и не досталось — я проснулся...