lynx logo
lynx slogan #00042
Привет! Сегодня у вас особенно незнакомое лицо.
Чтобы исправить это, попробуйте .

А ещё у нас сейчас открыта .




секретный шифр д-ра Тьюринга, O.B.E:

включите эту картинку чтобы увидеть проверочный код

close

героическая теннисистка противостоит мячу




   

№6517
16 292 просмотра
12 января '14
воскресенье
10 лет 100 дней назад



Бертран Рассел — История западной философии (1945)

[ uploaded image ]
Излишне краткое и поверхностное, на мой взгляд (ведь мы имеем дело с философией, где нельзя уделять жизни мыслителя, полной трудного опыта и недоступной большинству работы интеллекта, несколько страниц), однако написанное выдающимся интеллектуалом XX века исследование.

Следует читать, как первый же учебник по истории философии. Обратите внимание: не по самой философии отнюдь. А именно как хронологию: как двигалась западная мысль в этой важнейшей для культуры области исторически.

Написана во время Второй мировой. Считается, что Нобелевскую премию по литературе в 1950 году Бертран Рассел получил в числе прочих своих трудов и за эту книгу.

Bertrand Russell — History of Western Philosophy And Its Connection with Political and Social Circumstances from the Earliest Times to the Present Day [archive.org: txt, pdf, kindle, etc.]

Бертран Рассел — История западной философии [philosophy.ru: txt]
  Написал саванный Сунь Укун  
55



Сообщение создано по мотивам:

А найти варварскую дикость у древних римлян и греков проще простого, взять к примеру хотя бы такую важную составляющую древнегреческого мировоззрения как орфический культ с его суевериями и неистовыми вакханалиями.


и дальнейшего обсуждения, натолкнувшего на мысль проанализировать хотя бы орфическое начало исследования Рассела совместно. Тем более, что его я нахожу чуть ли не лучшим из всего труда.

Ну так всегда и бывает: в начале книги автор ещё не утомлён и радостен, его ещё не покинула свежесть идеи, её очарование — и это очень передаётся тексту и читателю.
О, спасибо, сейчас скачаю.
Вот прямо сейчас у меня совершенно нет времени перечитывать Рассела, чтобы продолжить нашу дипнософию с Дипнософистом. Я сейчас куда больше увлечён эзотерической, дионисийской частью орфизма — бутылка красного вина на столе взывает допить себя непременно, отринув все прочие, менее возвышенные дела. Так что или позже, ну или вы начинайте.
Indian › Так и я не готов. smile Поясню также, что почти всю греческую часть этой книги я прослушал в наушниках на английском языке, а у аудиокниг иногда случается, что внимание всё же рассеется.
Если читать эту книгу как учебник по философии, то она конечно кратка и поверхностна, более того — она для этой цели слишком субъективная. Рассел не только излагает идеи, но и анализирует их, не скрывая при этом свою точку зрения антиклерикального агностика-рационалиста (в то же время не фанатика-антитеиста, например самой симпатичной личностью среди мыслителей прошлого Рассел считает Франциска Ассизского).

Но именно этим мне книга и показалась ценной. Она не только о предметных философах, но и о системе мышления самого автора, которая меня заинтересовала настолько, что я запланировал ознакомиться с рядом дальнейших его трудов. В отличие от подробной, сухой и почтительной «Малой истории философии» Х. Й. Штёрига, Рассел не стесняется раскритиковать большинство известных умов прошлого в пух и прах. Я себя при чтении натурально чувствовал как болельщик на футбольной трибуне. smile

Вторым плюсом книги считаю то, насколько подробно автор показал взаимосвязанность возникновения и жизни идей с социально-политической эволюцией.

Кроме того, Рассел несмотря на свои достижения и дворянское происхождение не был напыщенным снобом, обладал прекрасным слогом, понятно объяснял сложные вещи и часто проявляет в «Истории» прекрасное чувство юмора. Я нередко хохотал в голос от его иронических заметок. При чтении было ощущение задушевной беседы с благородным джентльменом из старой доброй Англии.
Dipnosofist › При чтении было ощущение задушевной беседы с благородным джентльменом из старой доброй Англии.

Точно то же ощущение. Очарование Рассела непередаваемо. smile Нет, погодите-ка, передаваемо — его текстом. Один из первых в списке людей, которых мы будем похищать из прошлого для вечной жизни впредь, когда придём к власти.
Indian › Хех, спасибо за медаль.

Для поклонников Рассела бонус: аудиозапись 1948 года с лекцией мэтра на тему «Власть и личность».
Dipnosofist › Понимаю, что сам факт моего выступления с заявлением о том, почему я НЕ хочу читать эту книгу, выглядит, мягко говоря... странно. Это могло бы касаться любой книги, но в данном случае некое неприличие усугбляется ещё и тем, что я сужу о целом философе по его массово известному и очень затасканному массами суждению. Вы уже догадались. Это пресловутый «Чайник Рассела». Объясню, почему сделал исключение из общих этических правил, надеясь на вашу дружескую снисходительность.

Дело в том, что на мой взгляд, что Чайник Рассела — это очевидный софизм, страдающий очень сомнительной логикой, что вряд ли допустимо для человека, претендующего быть философом и оценивать других философов.

1) Он подменяет суждение о «глобальном проявлении» объекта, внешнего по отношению к этому миру — Боге, создавшем и эти законы эклиптики, по которым летает «чайник», и самого субъекта, выносящего о нем суждения — суждением о «локальном проявлении» объекта внутри мира. У философа, умудрившегося перепутать внешнее и внутреннее, что-то не так с онтологической картиной мироздания. Во всяком случае, мы видим явный пример, как Рассел строит свои суждения явно «перевирая» чужую онтологию. Стоит ли доверять его оценкам как историка философии?

2) В гносеологическом плане утверждение «Бог есть» сводится к заявлению о принципиальной познаваемости мира. Таким образом, «выдергивая» из под всякого познания одно необходимое условие (трактуя его как лишнюю сущность) и не приходя, с другой стороны к последователному материализму, Рассел определяет метод познания, стоя ни на чем. Странная эпистемиология.

3) Логика аргумента сводится к следующему
— Вы не можете доказать, что Бог существует
— Вы не можете доказать, что чайник, который вращается вокруг Солнца в пространстве, существует.
- Чайник-в-пространстве не существует
- Следовательно, Бога не существует.
Аргумент, предполагающий, что отсутствие доказательства всегда (а не только в науке, где это принято как необходимая условность для ограничения, что признавал, кстати, Поппер) является доказательством отсутствия, является рассуждением по методу «порочного круга». Кроме того, на представленной раскладке аргумента заметно, что он представляет из себя рассуждение по аналогии, ничем не объясняемой и не оправдываемой.
Очень незамысловатая ошибка логики для признанного философа.

Что мне остается в итоге? Читать разнос «большинства известных умов прошлого в пух и прах» от философа, которому я уже не могу достаточно доверять ни в одной из основных философских областей? Не понимаю зачем. Насладиться «чистым стилем»? Простите, но мне этого мало.



Djims › А может там есть ответы, на те вопросы и претензии, котрые у вас возникли? Интересно же!
Feadora › Если развернутая позиция автора противоречит сжатой — охватывающей, как я попытался показать, все «контрольные точки» любой философии, — только собственное тщеславие может доставить мне удовольствие следить за развертыванием этих противоречий. Но я не особо тщеславен; единственное, что я искал в этих целях (и то не нашел) — речь Карла Поппера 1979 года, в которой он, если верить чьему-то пересказу без ссылки, пытался объявить эволюционную теорию Дарвина научной — вопреки всем собственным принципам (я не креационист, если что, но принципами Поппера интернет-школота меня тогда задолбала).
Djims › Аргумент «чайник Рассела» содержится не в этой его книге. Но суть вашей мысли в том, что из-за такого неаккуратного аргумента вы не можете ему доверять как мыслителю. Я считаю, что несмотря на мировоззренческие расхождения сомневаться в его логических способностях сложно, так как он прежде всего был блестящим математиком и его основные открытия были произведены именно в разделе логики.

Мелкие заметки по поводу высказанного вами:
1) Разделение на внешнее/внутреннее по отношению к миру это какая-то аксиома онтологии? Само по себе это неочевидная мысленная конструкция, берущая начало в религиозной картине мира. В других пониманиях мира трансцендентное отсутствует.

2) Не знаю точно, каковы убеждения автора относительно метода познания. В этой книге он об этом коротко говорит в конце главы о Беркли. С другой стороны, ваше утверждение о том, что понятие Бог единственная альтернатива материалистическому методу познания, опять же не аксиома и нуждается в обосновании.

Каждый знает, что «ум» — это то, о чем идеалист думает, что не существует ничего, кроме ума, а «материя» — это то, о чем то же самое думает материалист. Я надеюсь, что читатель знает также, что идеалисты — добродетельны, а материалисты — безнравственны. smile

3) Аргумент «чайник» отнюдь не призван доказать отсутствие Бога. Его суть в том, кто несет в полемике бремя доказательства — его несет утверждающий, а не сомневающийся. Рассел не отвергает, что ему придется поверить в Бога, когда найдется соответствующее доказательство, он не антитеист, а агностик-атеист.
Dipnosofist ›

1. Чтобы построить свой дом на прочном фундаменте, нужно не путать его с крышей. Если человек фундамент чужого дома называет крышей, доверие к нему как к архитектору резко падает.

2. Материализм (точнее, «метафизический натурализм») и теизм не выступают здесь антагонистами, наоборот, это единственные типы мировоззрения, постулирующие принципиальное соответствие наших ощущений реальности. Хотя, теисты обвиняют натуралистов, что они верят в объективность нашего восприятия не по-настоящему, это сейчас неважно. Тезис агностицизма во всех его разновидностях, скептицизма (непоследовательного агностицизма) о том, что мы не можем знать, существует ли Бог, относится, на самом деле, к реальности мира (поверьте на слово; долго объяснять). То есть средний вариант отношения к Богу («мы не знаем...») в области познания выступает альтернативой двум крайним («да» и «нет») по отношению к познаваемости мира.

3. Вы правильно излагаете суть аргумента «Бога нет, пока это не доказано». Но в том то и дело,что доказательство имеется в виду научного характера (непосредственное предъявление объекта). Но поскольку правило справедливо в отношении вунтримирных объектов, а Бог таковым не является, такое доказательство не может быть предъявлено. Значит, Бога нет. Верующих просят предъявить в качестве Бога объект, который они Богом не считают.

Что касается логики математиков, то математики не боги. Во-первых, Гёдель тоже был математиком, а аргумент Рассела, по сути, растягивает логическую систему на весь мир и за его пределы, что противоречит теореме о неполноте логических систем. Во-вторых, математики имеют дело с количественным измерением (то есть, их работа связана о сравнением чисел, то есть, объектами в пределах одной сущности). Достаточно вспомнить, простите за порно, что натворили академики Фоменко и Шафаревич, перенеся свою логику в философию и историю, где сравнение разных сущностей требует несколько иных свойств ума.
Djims › Но в том то и дело,что доказательство имеется в виду научного характера (непосредственное предъявление объекта).
Ну как же непосредственное предъявление? В научном методе достаточно наблюдения, из которого логической операцией можно получить соответствующий вывод. Недавно слушал интервью с астрофизиками, в котором рассказывалось о неких следах того, что существовало перед возникновением Вселенной (в простонародье Большим взрывом). Я выпал в осадок, когда гости программы говорили о информации, свидетельствующей о некой систематичной запланированности при этом событии. Модератор в этом месте употребил слово «Бог», а эти ученые ему ничего не возразили. Если найду время и главное силы расшифровать эту передачу на языке, который сейчас изучаю, попробую написать пост.

Достаточно вспомнить, простите за порно, что натворили академики Фоменко и Шафаревич
Да, хороший аргумент. smile То, что натворили эти господа, фантастически удивительный курьёз.
Dipnosofist › Косвенные доказательства существования Бога (по следам, а след Его — вся Вселенная) тоже предъявляются. ну и что? Но всегда можно найти основания в них сомневаться. Ведь если случай экстраординарный, всегда можно найти другие причины и другие следствия. Короче, пока не увижу — не поверю.

Но вот один интересный момент. Ричард Докинз опровергает «нравственный» (равно как «эстетический» аргумент):

Это называется доказательством? Почему бы тогда не сказать, что все люди пахнут с разной силой, но сравнить степень источаемого ими аромата можно только по отношению к совершенному образцу, обладающему абсолютной пахучестью. Поэтому должен существовать несравненный, превосходящий всё известное вонючка, и мы называем его богом. Приглашаю вас заменить моё сравнение на любое другое и получить не менее бессмысленное заключение.

На самом деле, совершенной вонючкой выглядит здесь Докинз. Или пусть предъявит другой образец совершенной вонючести в реальном мире, либо согласится с тем, что красота — априорная категория разума, пока не доказано обратное. Потому что первое же логическое развитие простого отрицания (логическое опровержение) приводит нас к необходимости что-то доказывать, выдвигая позитивные основания нашего сомнения, по правилам, подлежащие доказательству; ибо если кто-то выдвигает тезис, то на него и накладывается обязанность доказать то, что он сформулировал, — в соответствии с презумпцией доказуемости. И на этом этапе не играет роли суть тезиса, а тем более — метод его формулировки — позитивный он или негативный, — ибо «позитивность» заложена в самом факте выдвижения, а «негативной» будет метагипотеза, отрицающая первую.

Критика Бертрана Рассела (см. там же) относится к другому, более разумному, но все же внутренне противоречивому типу суждений — сплошь и рядом он, опираясь на разум, отказывает разуму в принципиальном доверии. Очень хорошо это видно, когда два его возражения против космологического аргумента стоят рядом и противоречат друг другу. В первом он отрицает основания для того, чтобы говорить о начале мира, аппелируя к убожеству человеческого воображения, а во втором (по иронии, опираясь на свой «убогое воображение») — утверждает его конец. Но доверяя априорным категориям собственного разума, мы должны признать, что там где существует начало, там существует и конец, либо в рассматриваемом объекте нет ни того ни другого. Если не доверяем самим предустановкам разума (к чему, как я объясняю, сводится позиция агностиков), мы не можем делать никакие заявления о реальности. Тут стоит заметить, что в первом предлагаемом суждениии Рассел, говоря «убожество воображения», подменяет количественную ограниченность разума его качественной ущербностью.


Djims, Dipnosofist › Я конечно понимаю, что ни старика Ницше никто не читает, ни приветствия нашего сайта:

The rational man and the intuitive man stand side by side, %username%.
The one in fear of intuition, the other with scorn for abstraction.


Но вы и впрямь в этом месте, которое я собираюсь посвятить описанию Расселом орфиков, решили в кратком диспуте доказать или опровергнуть наличие Бога?

Нет, всё-таки эти люди безнадёжны.
Indian › Как ни странно, я веду речь не о доказательствах существования Бога, а том, человек разума и человек интуиции вполне могут (и даже должны) уживаться в одном человеке — то что Генон называл интеллектуальной интуицией, обвиняя философию модерна в том, что отрезав от интеллекта интуитивное, она обрекла разум на тупик, а интуицию на вечные блуждания в темноте. Скажем так, я поделился своими подозрениями в отношении Рассела, что он ссору человека интуитивного и человека рассудочного поддерживал в себе самом, что приводило его к противоречиям — то он бил человека интуитивного чайником по голове, то рассудочного — недоверием к категориям разума.

Поэтому, пожалуй, единственный пока для меня повод познакомиться с ним поближе — проследить за драмой философа, когда драмы попроще наскучат.
Djims › Вот!

Вот как раз уже из орфического начала «Истории западной философии», которое мы тут дальше всё-таки начали немного наконец, и видно, что Рассел, как и тот же Ницше, и Кант, и Паскаль... — и все философы, а без этого нельзя быть философом — непременно сочетает в себе оба этих компонента. Каждый из них обязателен для развитого мышления.

Там не внутренний конфликт — Рассел больше публику троллил якобы парадоксами столкновений излишне жёстких, как говорят в буддизме, позиций.
Indian › «Дилемма старого супа»:

- Попробуй суп.
- Как можно, я же знаю, он же 3 дня стоит. Я, вот, и запах чувствую. Достаточно, чтобы понять, что он прокис.
- Слушай, мы же поели только что, не отравились.
- Ой, не знаю, чё-т страшно.
- Ты если есть не хочешь, не выёживайся.


Неправ тот, кто настаивает. Но.

- Я тут у вас суп видел. Даже пробовать не буду. Он же 3 дня стоит. Я, вот, и запах чувствую.
- Мы съели по тарелке. Нормальный вкусный суп. Попробуй.
- Я что, дурак, что ли? Делать мне нечего?
- По твоему, мы дураки? Иди отсюда. Звал тебя кто-то?


Неправ тот, кто подошел и сделал замечание; если он, конечно, не с несмышлеными детьми разговаривает, на что сам факт его инициативы обращения намекает.

Так что, неправ, конечно, я. Поэтому, хотя у меня есть претензии к Расселу почти по каждому процитированных вами кусков — промолчу; но не потому, что книгу целиком не читал (в конце концов, сколько надо пробовать, чтобы сделать легитимное заключение о вкусе блюда — ложку, тарелку, кастрюлю?) — но лучше вернемся к разговору об «Истории западной философии», когда я решусь-таки сделать цикл постов под условным названием «Иллюстрации к Генону», материал к которому собираю. Основной тезис, который я собираюсь доказывать, хорошо сформулирован Лосевым:

Никак [стоя на чисто современном разделении сознания на рациональное/иррациональное] не хотят понять, что миф надо трактовать мифически же, что мифическое содержание мифа само по себе достаточно глубоко и тонко, достаточно богато и интересно и что оно имеет значение само по себе, не нуждаясь ни в каких толкованиях и научно-исторических разгадываниях.

Так что, вы победили. Придется теперь прочесть хотя бы первые две части книги Рассела, или промолчать smile
Djims › На мой взгляд, вы изначально вводите ad hominem и сознательный оффтоп. Вы не желаете обсуждать орфиков, потому что вам Рассел лично неприятен. Потому что у него чайник. Ясно. Как изволите.

Мы же тут собрались, чтобы об орфиках поговорить. Если вы настолько не доверяете Расселу — что ж, ладно, обратитесь тогда к его источникам напрямую. Ждём вашего независимого исследования предмета нашего разговора.

Я же нахожу, что имеет смысл хотя бы отчасти следовать теме обсуждения. Потому что если мы тут внезапно перешли на английский фарфор, то давайте тогда продолжим ежами. Меня в последнее время забавляют ежи.
Indian › То, что Рассел, кажется, занимается мягким вариантом «любительской лингвистики» в отношении орфиков — нисколько не сводится к его личности (так же как его непоследовательность в интеллектуальном обосновании атеизма). Это общая тенденция философской мысли модерна. Логик Алвин Плантинга, выражая обоснованное интеллектуальное презрение трем (сейчас их четыре) «всадникам атеизма», советовал им учиться у настоящих философов-интеллектуалов, в первую очередь, Рассела.

Эдвард Эванс-Притчард в «Теориях примитивной религии» анализируя самые популярные методы реконструкции мифа, теория имеет свойство выдуманной истории наподобие той, которая объясняет «как леопард получил свои пятна». То есть, во всех этих историях есть элемент произвольного, бессистемного сравнения. Повторюсь, я сужу о Расселе как карлик — но стоящий на плечах времени.

Так вот, если принять более современный подход, запрещающий разрывать целостность метафизической доктрины, орфики — это чистый Китай. Не верите? Никаких делений, никаких философий.

Алексей Маслов — Путь мистика и интеллектуала в Китае

Djims › О, Маслов! С Перестройки его не было видно.
Djims › Я невнятно закончил. Уточню. Орфики — типовая архаика. Ничего больше. «Мистическое пьянство» рассматривается с 9-й минуты видео.

Остальные рассуждения Рассела — о «трезвых цивилизациях», к примеру, — основаны на той же модернистской доктрине. Но я действительно не хотел бы устраивать здесь подробные критические разборы и портить чистый воздух «античной романтики» в сочинении Рассела.
Djims › Орфики — типовая архаика. Ничего больше.

Это чьё-то мнение? Или есть документальные подтверждения этому? Полагаю, таковых не просто нет, но быть не может, учитывая состояние даже письменных памятников той поры — не говоря уж о том, что такие вещи ну не фиксировались. Они относятся как раз к тому, что наименее подвержено вербальной фиксации.

Но я действительно не хотел бы устраивать здесь подробные критические разборы

А мы уже наверное разобрали этот короткий фрагмент Рассела. Как иллюстрацию к тому, что я говорил про его описание орфиков вовсе не как вакхантов безумных.

Что до орфиков — я бы вывел их исследование по другим источникам в отдельное обсуждение.
Djims › Повторюсь, я сужу о Расселе...

Да нет в Расселе ничего такого. Он не философ своей доктрины, он скептик, исследователь и интеллектуал. И с точки зрения ширины плеч времени — наш современник. И уж тем более он не священная корова. Но давайте спорить с ним, вводить осмысленные и доказываемые опровержения — а не махать на него рукой в манжете небрежно: «А, Рассел — это тот, с чайником. Унесите пудинг Рассела».
Indian › Разрешите, я сразу на три ваших реплики здесь отвечу.

Я ведь вам дал критику базовой позиции Рассела, чья квинтэссенция заключена в «чайнике». Я даже извинился и за это. Я могу даже объяснить свой нелогичный поступок. Меня этим «почитай »Историю философии« Рассела» со всех сторон обложили знакомые буквально за последнее время, но этот пост тут совершенно не виноват. Виноват я, вылез.

Так вот, я как раз накануне начал читать знаковый философский спор Коплстона и Рассела — по иронии судьбы, двух авторов многотомных «Историй философии» — с того самого места, где первый принудил второго к признанию, что его позиция в конечных вопросах бытия не до конца осмыслена, а значит, попытки Рассела рационализировать свой «агностический атеизм» внутренне противоречивы. Я не хочу сказать не о том, что читаю только кошерных авторов; но о том, что предпочитаю авторов, у которых «ум с сердцем в ладу», вплоть до откровенно предвзятых, когда мне хочется целиком охватить вопросы большого объема. Тогда гораздо виднее, где доверять, а где не доверять. Отсюда мое недоверчивое, хоть и не злое, отношение к рассмотрению Расселом орфиков.

В отношении архаических форм мышления атеистический настрой до середины XX века неизбежно выливался в устойчивую квазинаучную традицию разрывать значение символов конкретной традиции и лепить из неё собственные фантазии. То есть, зачастую могло быть и так, как писали эти авторы, но ни один альтернативный вариант объяснения не был исключен. И он обязательно находился. Могу, например, сравнить Христа с Прометеем, могу с Озирисом, а дальше только успевай строй теории. Только Леви-Брюль в 30-х сделал первый шаг в том направлении, которое вывело изучение форм архаического мышления на нормальную дорогу. Он установил, что у «дикарей» существует неразрывная «логика чувств» (вышеупомянутый Эванс-Притчард посвящает Леви-Брюлю целую главу).

Позже антропология подтвердила справедливость страстного убеждения Рене Генона (нач.- сер. XX века) в том, что за всеми формами языческого мышления лежит единая по сути метафизика; хотите — орфики будут Индия, хотите — Китай.

Таким зная мало что об орфиках, я вижу, как Рассел прослеживает линии науки, философии и религии, как линии по руке — там, где по сути была одна — линия деградации традиции. Многие «дикари» как установили антропологи, могут помолиться богу-отцу, а в другой раз — тотему, то есть, его свойствам или аватарам (монотеизм и политеизм в одном флаконе не так уж редок). Со временем память о первом гаснет, второе выходит на первый план; монотеизм не исчезает, его хранят интеллектуалы и мистики). Потом, на новом витке развития, на арену снова выходит монотеизм, только в сильно непохожей форме.

Даже по вашим цитатам видно, что Рассел опирается на старую, отжившую, школу религиоведения, и только его выдающийся ум и словесная аккуратность не позволяют ему заходить слишком далеко в произвольных построениях, куда «по линиям науки, религии и философии» забредали многочисленные фрэзеры и тэйлоры. Короче, Коплстон и Лосев — это трудно, но видимо, я предпочту Коплстона и Лосева.
Djims › Я ведь вам дал критику базовой позиции Рассела, чья квинтэссенция заключена в «чайнике». Я даже извинился и за это.

Я вас не только понимаю умом, но более того, сердцем изначально разделяю те же чувства. Мы тут, кажется, с вами единственные вообще, кто оперирует идеей бога, как осознанной необходимостью.

Ещё протодьякон приходил, но сдулся давно.


Холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими.

Вспомните, ведь всё это обсуждение орфизма в историографии сэра лорда начались с такого его определения:
Взгляните, к примеру, как такой прожжённый скептик и материалист как Бертран Расселл, с большой любовью и пониманием описывает орфизм.


Посему я изначально не видел смысла доказывать и препарировать его скептицизм унд материализм. Меня более увлекало волшебство орфиков, их мифа, их понимания некоторых вещей, доселе скрытых от мира, чего уж там.

Меня этим «почитай „Историю философии“ Рассела» со всех сторон обложили знакомые буквально за последнее время

Это говорит лишь об их некоторой наивности, боюсь. Потому что «История западной философии» ну никак не претендует на глубину — скорее на ширину и пропедевтичность. Это как, не знаю, фанаты Пелевина... ребят, обратите лучше ваше внимание на те вещи, знанием которых сам Виктор Олегович (как его нынче подчёркнуто с придыханием упоминают почитатели) владеет, распоряжается и пользуется (как говорят у нас на раёне).

предпочитаю авторов, у которых «ум с сердцем в ладу», вплоть до откровенно предвзятых

В этом отношении я бы попросил у вас совета, на что обратить внимание у Розанова. У него с предвзятостью всё окей; а интересует он меня с тех самых пор, как я прочёл о нём в юности у Венички. Вкусу Ерофеева можно доверять более чем. Но стоит лишь взять текст Розанова в руки — сразу такая зевота. Ну не Ницше... smile Так что жду ваших рекомендаций: где его сжатая, чёткая философская концепция вкратце?

Могу, например, сравнить Христа с Прометеем, могу с Озирисом, а дальше только успевай строй теории.

Вот! Осирис. Неспроста же эти крито-микено-египетские корни у греческой цивилизации...

Что в очередной раз подчёркивает и напоминает, что у понимания некоторых моментов не может быть авторства. Или там традиции, или принадлежности к конкретной культуре. Что философское знание пребывает растворённым в безлюдном августовском утре например.

Где только коты лишь... хотя нет, коты по утрам обычно отсыпаются.
Indian › Признаюсь, я не читал Розанова, простите. Но помню стиль встреченных некогда фрагментов, в цитатах других авторов. И могу предположить, почему на вас скука нападает. Я никогда не перечитывал Тургенева и Чехова. Но много раз Гоголя. И вот почему, наверное. Есть авторы, «стартующие» в любом повествовании с самых глубин метафизики, а есть — как растения, начинающие почве определенной культуры. С первыми вы встречаетесь для дальнейшего полета как две летучие рыбы в глубине, со вторыми — растете только если вы «другое дерево», рядом с наблюдаемым стоящее. Если же вас пересадить поближе к нему с другой почвы — вряд ли у вас получится расти рядом с этим автором. Вот я вблизи от Чехова и сохну. А вы, возможно, от Розанова по той же причине. Лично я себя не мучаю, пытаясь быть тем, кем не являюсь. Пробежал мимо как зверек, посидел–отдохнул в ветвях как птичка, и дальше.
Рассела, пожалуй, с хорошим растением из чужих краев сравню. Вот и все мое к нему отношение.

Что касается протодьякона, то я его на d3 наблюдаю в его личном блоге «Религия это культура». В свое время предлагал ему к вам попроситься с просьбой сделать нам соответствующий зоопарк, но он предпочел писать тем, кто его не может понять в принципе. На том и разошлись в лучших взаимных чувствах. У него я не пишу, потому что не хочу, чтобы местные профаны скакали с ломами в руках по хрустальным пространствам священного; здесь — потому что не уверен, что кому–то из кросскультурных постмодернистов нужны нюансы христианской моралистики К. С. Льюиса или поиски живого Бога в мертвой Вселенной, у Дали,; или влияние Византии на русскую культуру (разве что, все это на уровне исторических анекдотов).
Короче, так как–то все. Вот им, всем этим, бедного Б. Рассела–то и намочило. Не принимайте мою критику его творчества всерьез. Скорее, это была ненужная демонстрация субъективных предпочтений.
Djims › Да с Розановым-то как раз всё ясно. Талант у него был просто все свои возвышенные искания облекать в формы, которые вызывали у современников прямо-таки рефлекторное животное отвращение.

Вот Андрей Белый, к примеру, на которого тут указывает Леонид Фёдоров:

...звонок: из передней в гостиную дробно-быстро просеменил, дрожа мягкими плотностями, невысокого роста блондин с легкой проседью, с желтой бородкой, торчком, в сюртуке; но кричал его белый жилет, на лоснящемся, дрябло-дородном и бледно-морковного цвета лице глянцевели очки с золотою оправой; над лобиной клок мягких редких волос, как кок клоуна; голову набок склонил, скороговорочкою обсюсюкиваясь; и З. Н. нас представила...


Что конечно нам описывает не каков был Розанов, а каков Белый, раз решил запечатлеть свою желчь в веках в тексте. Но и впечатление, которое умел производить Розанов, также описывает, тем не менее.
Indian › Да с Розановым-то как раз всё ясно. Талант у него был просто все свои возвышенные искания облекать в формы, которые вызывали у современников прямо-таки рефлекторное животное отвращение.

Вы удивительно совпали с А. Лосевым!

«Диалектика мифа» (1930):

Я приведу рассуждение такого половых дел мастера, как В. Розанова, чтобы дать пример половой мифологии, естественно переживаемой всяким «нормальным» человеком.

«Есть какое-то тайное, невыразимое, никем еще не исследованное не только соотношение, но полное тождество между типичными качествами у обоих полов их половых лиц (детородных органов) с их душою в ее идеале, завершении. И слова о «слиянии душ» в супружестве, т.е. в половом сопряжении, верны до потрясающей глубины. Действительно – «души сливаются» у особей, когда они сопряжены в органах! Но до чего противоположны (и от этого дополняют друг друга) эти души![8] Мужская душа в идеале – твердая, прямая, крепкая, наступающая вперед, напирающая, одолевающая: но между тем ведь это все – почти словесная фотография того, что стыдливо мужчина закрывает рукою!.. Перейдем к женщине: идеал ее характера, поведения, жизни и вообще всего очерка души – нежность, мягкость, податливость, уступчивость. Но это только – названия качеств ее детородного органа. Мы в одних и тех же словах, терминах и понятиях выражаем ожидаемое и желаемое в мужчине, в душе его и биографии его, в каких терминах его жена выражает наедине с собою «желаемое и ожидаемое» от его органа; и, взаимно, когда муж восхищенно и восторженно описывает «душу» и «характер» жены своей, – он употребляет и не может избежать употребления тех слов, какие употребляет мысленно, когда в разлуке или вообще долго не видавшись – представляет себе половую сферу ее тела. Обратим внимание еще на следующую тонкую особенность. В психике женской есть то качество, что она не жестка, не тверда, не очерчена резко и ясно, а, напротив, ширится как туман, захватывает собою неопределенно далекое; и собственно – не знаешь, где ее границы. Но ведь это же все предикаты увлажненных и пахучих тканей ее органа и вообще половой сферы. Дом женщины, комната женщины, вещи женские, – все это не то, что вещи, комната и дом мужчины: они точно размягчены, растворены, точно вещи и места превращены в ароматистость, эту милую и теплую женскую ароматистость, и душевную, и не только душевную, с притяжения к которой начинается «влюбленность» мужчины. Но все эти качества – лица, биографии и самой обстановки, самых вещей – суть качества воспроизводительной ее сферы! Мужчина никогда «не наполнит ароматом» весь дом: психика его, образ его, дела его – шумны, но «не распространяются». Он – дерево, а без запаха; она – цветок, вечно пахучий, далеко пахучий. Каковы – души, таковы и органы! От этого-то в сущности космогонического сложения (не земного только) они и являются из всего одни плодородными, потомственными, сотворяют и далее, в бесконечность, «по образу и подобию своему»… Душа – от души, как искра от пламени: вот деторождение!».

Не обязательно думать так, как думал Розанов. Пол, действительно, есть основное и глубинное свойство человека, но (противопоставим Розанову другую мифологию) он меньше всего выражается в совокуплении и деторождении. Монахини и проститутки более интересны, чем та мелкобуржуазная иудаистическая мистика, которую проповедует Розанов. Розанов – мистик в мещанстве, имея в виду точное социологическое значение этого последнего слова. Он обоготворяет все мещанские «устои» – щи, папиросы, уборные, постельные увеселения и «семейный уют»[46]. Это показывает, что ему не понятно благоухание женского иночества, не ощутительна изысканная женственность подвижничества девственниц с юности, не ясно, что совокупление есть вульгаризация брака. Он не был в строгих женских монастырях и не простаивал ночей в Великом Посту за богослужением, не слышал покаянного хора девственниц, не видел слез умиления, телесного и душевного содрогания кающейся подвижницы во время молитвы, не встречал в храме, после многих часов ночного молитвенного подвига, восходящее солнце и не ощутил чудных и дивных знаний, которые дает многодневное неядение и сухоядение, не узнал милого, родного, вечного в этом исхудалом и тонком теле, в этих сухих и несмелых косточках, не почувствовал близкого, светлого, чистого, родного-родного, простого, глубокого, ясного, вселенского, умного, подвижнического, благоуханного, наивного, материнского – в этой впалой груди, в усталых глазах, в слабом и хрупком теле, в черном и длинном одеянии, которое уже одно, само по себе, вливает в оглушенную и оцепеневшую душу умиление и утешение… Однако, что это я, в самом деле, заболтался! Ведь я же привел Розанова ради примера «половой» мифологии. А это уже давно сделано мною. Впрочем, намеки, которые я высказал только что, могут тоже служить примером мифологии; только это, конечно, другая мифология… Да и не важно, что это другая мифология. Важно, что и розановщина, и православный монастырь есть одинаково формы бытия мифического, а не вырожденской пустоты «научного мировоззрения».

Djims ›
Розанов – мистик в мещанстве


Да, пожалуй. И мне трудно пробиваться сквозь его рыхлость мыслей и некую контрэстетику. Я надеялся, что кто-то за прошедшее столетие составил, хм, некий дайджест его изысканий и порывов. Упорядоченный и чёткий.

Но увы, даже Лосев, вместо извлечения квинтэссенции, лишь сам преумножает формы вокруг и вне сути, «заболтался».
Djims › орфики — это чистый Китай. Не верите?

О, а вот и Маслов вслед за Барнетом с той же идеей подтянулся.

Как не верю? Как раз про это сам и говорю уже порядком лет. С тем нюансом, что во времена орфиков буддизм — это ещё был не Китай, а вполне себе Индия.
Я прочту и тоже смогу с вами дискутировать, пока не могу. smile
Feadora › Тогда берите штурвал в свои лапки. Там оно как раз с орфизма и начинается всё: встречаете интересный абзац — цитируйте, подтянемся.
Итак,
Бертран Рассел — История западной философии
Том I. Часть I: Досократики

Во всей истории нет ничего более удивительного и ничего более трудного для объяснения, чем внезапное возникновение цивилизации в Греции. Многое из того, что создает цивилизацию, уже существовало в течение тысячелетий в Египте и Месопотамии и распространилось оттуда в соседние страны. Но некоторых элементов недоставало, пока они не были восполнены греками. Чего они достигли в искусстве и литературе, известно каждому, но то, что они сделали в чисто интеллектуальной области, является даже еще более исключительным. Они изобрели математику, науку и философию; на место простых летописей они впервые поставили историю; они свободно рассуждали о природе мира и целях жизни, не обремененные путами какого-либо традиционного ортодоксального учения. Происшедшее было настолько удивительным, что люди до самого последнего времени довольствовались изумлением и мистическими разговорами о греческом гении. Однако вполне возможно понять развитие Греции в научных терминах и такое исследование стоит затраченного времени.

Именно то, что меня, к примеру, всегда влекло к эллинам — казалось бы, ну полно там было на курортах юга всяких цивилизаций: вот те же как раз Египет с Гиппопотамией... ну неинтересны они. Греки первые, кто начал строить мысль по-взрослому, философски. Отсюда всё прочее. И всё, что было до них: это материальная культура, но не культура мышления.

Печально то, что и сейчас, в XXI веке подавляющее большинство людей обладают сознанием догреческого типа: это сугубо экономические единицы, которых интересуют только те вещи, которые можно пощупать и сожрать. На этом их функционирование исчерпывается. И точно так же они совершенно неинтересны. И интересно всё, что лежит вне этих скучных материальных процессов. Сердцевина культуры Востока — его учения индуизма, буддизма и даосизма; сердцевина культуры Запада — его древнегреческая философская мысль.
Грубо говоря, трезвая цивилизация в сфере мышления тождественна науке. Но наука в чистом виде не удовлетворяет человека, люди нуждаются также в страсти, в искусстве и в религии. Наука может ограничить знание известными пределами, но она не должна и не может ставить пределы воображению. Среди греческих, как и среди позднейших философов некоторые тяготели к науке, другие – к религии, последние прямо или косвенно многим обязаны религии Вакха. Особенно это относится к Платону, а через него это влияние распространилось на те более поздние движения мысли, которые в конце концов воплотились в христианской теологии.

Культ Диониса в своей первоначальной форме был варварским и во многих отношениях отталкивающим. Однако не в этом первоначальном виде он оказал влияние на философов, а в одухотворенной форме, приписываемой Орфею, в аскетической форме, ставящей на место физического духовное опьянение.

Орфей – неясная, но интересная фигура. Одни утверждают, что он был реальной личностью, другие считают его богом или воображаемым героем. Согласно традиции, Орфей, как и Вакх, пришел из Фракии, но, по-видимому, более вероятно, что он (или движение, связанное с его именем) пришел с Крита. Несомненно, что орфические доктрины содержат многое, имеющее, по-видимому, своим первоисточником Египет, а влияние Египта на Грецию осуществлялось главным образом через Крит. Говорят, что Орфей был реформатором, которого разорвали на куски бешеные менады, побужденные к этому вакхической ортодоксией. Склонность Орфея к музыке не столь заметна в ранних формах легенды по сравнению с более поздними. Первоначально он был жрецом и философом.

Чем бы ни было учение самого Орфея (если он существовал), учение орфиков хорошо известно. Они верили в переселение душ; они учили, что в будущем душу ожидает либо вечное, либо временное страдание от пыток в зависимости от их образа жизни здесь, на земле. Они стремились к «очищению», отчасти путем церемонии очищения, отчасти путем избегания осквернения. Наиболее правоверные из орфиков воздерживались от животной пищи, исключение составляли только ритуалы (когда пища принималась сакраментально). Они считали, что человек – отчасти земное, а отчасти небесное существо; благодаря чистой жизни небесная часть возрастает, а земная часть убывает. В конце концов человек может стать единым целым с Вакхом и называться «Вакх».

Я прямо внаглую даю Рассела сплошь, хотя изначально вроде собирался отдельными наиболее интересными кусками, как обычно — потому что он исключительно здесь концентрирован, не допускает лишних рассуждений, каждое предложение на самом деле важно для понимания. Разве что бью на абзацы, чтобы мы могли отдельно обсуждать их.

У орфиков существовала разработанная теология, согласно которой Вакх был рожден дважды: первый раз от своей матери Семелы, а второй – из бедра своего отца Зевса.

Существует много форм дионисийского мифа. В одном из мифов Дионис является сыном Зевса и Персефоны; будучи еще мальчиком, он был разорван на куски Титанами, которые сожрали всю его плоть, за исключением лишь сердца. Одни говорят, что сердце было отдано Зевсом Семеле, другие – что сам Зевс проглотил его. Во всяком случае, это привело к вторичному рождению Диониса. Разрывание дикого животного и пожирание его сырого мяса вакханками рассматривалось как воспроизведение того, что сделали Титаны с самим Дионисом, и животное, в известном смысле, выступало как воплощение бога. Титаны были земного рождения, но после того, как они съели бога, они стали обладателями божественной искры. Так же и человек – отчасти земное, отчасти небесное существо, и вакхические ритуалы способствуют приближению его к полной божественности.

В гробницах были найдены орфические таблички, содержащие поучения душе умершего относительно того, как найти ей дорогу в потусторонний мир и что говорить, для того чтобы доказать, что она достойна спасения. Эти таблички разбиты и неполны; наиболее полная из них (Петелийская табличка) содержит следующее:

    Ты найдешь слева от дома Гадеса источник,
    Рядом с ним стоит белый кипарис.
    К этому источнику близко не подходи.
    Но ты найдешь другой около Озера Памяти,
    Холодные воды несущий, и перед ним стоит стража.
    Скажи: "Я дитя Земли и Звездного Неба,
    Но род мой только от Неба. Об этом вы знаете сами.
    И вот я, жаждой томим, погибаю. Дайте скорее
    Холодной воды, текущей из Озера Памяти"
    И сами они дадут тебе испить из святого источника,
    И после этого среди других героев ты место получишь...


В другой табличке говорится: «Привет тебе, пережившему страдание... Из человека ты стал Богом». И еще в другой: «Счастлив и блажен ты, которому суждено из смертного стать Богом».

Источник, из которого душа не должна пить, – это Лета, приносящая забвение; другой источник – Мнемосина, память. В потустороннем мире душа, если она жаждет спасения, не должна ничего забывать. Напротив, она должна приобрести память, превосходящую естественную.

Орфики были аскетической сектой, вино для них – только символ, как позднее причастие для христиан. Искомое ими опьянение – это «энтузиазм», союз с богом. Они думали, что таким путем приобретают мистическое знание, недостижимое обычными средствами. В греческую философию этот мистический элемент принес Пифагор, такой же реформатор орфизма, каким был Орфей по отношению к религии Диониса. От пифагорейцев орфический элемент перешел в философию Платона, а от него – в ту более позднюю философию, которая была уже полностью религиозной.

Ну вот мы особо обсуждали опьянение как энтузиазм. Моя позиция, что да, разумеется, таким путем приобретают мистическое знание, недостижимое обычными средствами, но это не внешнее знание, категорически — это высвобождение своей же надежно сокрытой энергии и талантов, в обычном состоянии подавляемых эволюционно выработавшимися защитными тормозящими и сберегающими энергию структурами. Так я, например, в скучном трезвом состоянии сюда мало пишу, неохотно. Не возникает желания что-то вдруг кому-то сообщать — да вот ещё. Опьянение даёт более радостное восприятие мира, чем он обычно сам по себе того заслуживает. И вот в этом более радостном мире для нас открываются двери к более интересным делам.
Внезапно понимание древними греками того в женщинах, чего и сейчас в них мало кто видит и понимает. Тут дело не в феминизме в устоявшемся значении этого термина, а в том, что самочки — они на самом деле волшебные. Это важно чувствовать.

Некоторые явно вакхические элементы сохранились всюду, где орфизм имел влияние. Одним из таких элементов был феминизм – Его много у Пифагора, – а у Платона элемент феминизма привел даже к требованию полного политического равноправия для женщин. «Женский пол, – говорит Пифагор, – по своей природе более благочестив». Другой вакхический элемент состоит в уважении к сильной страсти. Греческая трагедия выросла из ритуалов Диониса. Особенно Еврипид чтил двух главных богов орфизма: Диониса и Эроса. Он не уважал холодного и самодовольного, благонравного человека, которого в его трагедиях обычно сводили с ума или как-либо иначе ввергали в беду боги, возмущенные его богохульством.

По традиции считается, что грекам свойственна восхитительная безмятежность (serenity), позволявшая им с олимпийским спокойствием созерцать страсть со стороны, подходя к ней с эстетической точки зрения. Но это весьма односторонний взгляд. Это верно, быть может, относительно Гомера, Софокла и Аристотеля, но это в высшей степени неверно применительно к тем грекам, которые прямо или косвенно были затронуты вакхическим или орфическим влиянием. В Элевсине, – а элевсинские мистерии составляли наиболее священную часть афинской государственной религии – пели гимн, в котором говорилось следующее:

    С твоей высоко поднятой чашей,
    С твоим безумным пиршеством
    В Элевсинскую цветущую долину
    Приходи ты – Вакх, гимн и привет тебе!


В «Вакханках» Еврипида хор менад являет собой такое сочетание поэтичности и дикости, которое прямо противоположно безмятежности. Они прославляют удовольствие отрывать конечности диких животных и поедать их сырыми тотчас же:

    О, как мне любо в полянах,
    Когда я в неистовом беге,
    От легкой дружины отставши,
    В истоме на землю паду,
    Священной небридой одета.
    Стремясь ко фригийским горам,
    Я хищника жаждала снеди:
    За свежей козлиною кровью
    Гонялась по склону холма...

Ням-ням.

То есть вот в раскрытии своего природного естества товарищи вакханки дошли до животной стадии. Млекопитающих хищников. Что интересно, те же кошки охотятся совершенно без злобы, не кровожадно — это просто завораживающая их, полностью подчиняющая и куда более интересная, чем всё прочее в мире, удивительная игра.

Лопать добычу абсолютно вне злобы, жестокости, насилия — всего этого. Как мы котлету в столовке. Или как убиваем врагов в компьютерных играх. С естественным природным азартом. И радостью, которая чиста.
Танец менад на склоне горы не был только неистовством, он был бегством от бремени и забот цивилизации в мир нечеловеческой красоты и свободы, ветра и звезд. В менее безумном настроении они поют:

    Милая ночь, придешь ли?
    Вакху всю я тебя отдам,
    Пляске – белые ноги,
    Шею – росе студеной.
    Лань молодая усладе
    Луга зеленого рада.
    Вот из облавы вырвалась,
    Сеть миновала крепкую.
    Свистом охотник пускай теперь
    Гончих за ланью шлет,
    Ветер у ней в ногах,
    В поле – раздолье.
    Берегом мчаться отрадно ей,
    Даром, что члены сжимает усталость;
    Тихо кругом – она рада безлюдью,
    Рада молчанию чащи зеленой.

Продолжу с орфиками, на которых так внезапно наругался Djims, у которого претензии к Расселу, который умер. В итоге за всех этих джентльменов расплачиваюсь я.

Орфик не более «безмятежен», чем прежний поклонник Вакха. Для орфика жизнь в этом мире является страданием и скукой. Мы привязаны к колесу, которое, вращаясь, образует бесконечные циклы рождения и смерти. Наша истинная жизнь — на звездах, но мы прикованы к земле. Только путем очищения, самоотречения и аскетической жизни можем мы избежать этого круговорота и достигнуть, наконец, экстаза единения с Богом. Это вовсе не взгляд тех людей, для которых жизнь легка и приятна. Это больше напоминает религиозную песню негров:

    Я собираюсь поведать Богу обо всех своих невзгодах,
    Когда попаду домой.


То, что Расселу напоминает негров, мне куда более явственно напоминает буддизм. Зародившийся в то же время восточнее. Мы говорим про VI в. до н. э. — это 26 веков назад, за которые люди, в общем-то, в философском плане никуда так и не ушли.

Если честно, я вообще не понимаю, при чём тут негры. smile
А, ну да, вот же.

2600 years
  Of the same philosophy
2600 years
  And the people, they still can't see


Так что да, согласен, религиозная песнь негров подходит.
Не все греки, но большинство из них были людьми, обуреваемыми страстями, несчастливыми людьми, боровшимися с собой, влекомыми интеллектом по одному пути, а страстями — по другому;


Яркое противопоставление. Но так ли это? Страсти ли наши причиняют нам все наши беды в противоположность нашему холодному рассудку?

Очевидно, что нет. Практически всё зло творится людьми против людей рассудочно. Тогда как к чувствам — к настоящим, высоким, мало кто способен. Люди бывают вспыльчивы, злобны, завистливы, излишне эмоциональны — но это не страсти, это дефекты осознания, замена понимания шаблонными реакциями. Введу другое противопоставление творческому, приумножающему интеллекту: глупость. Не эмоции, не чувства. Вот все негативные эмоции рождает как раз глупость. Даже если они оправданы внешним негативным же воздействием. В таком случае они индицируют неспособность решить проблему, порождающую то самое патентованное буддийское страдание.

они были наделены воображением, чтобы постигать небо, и своевольным притязанием, творящим ад. У них было правило «золотой середины», но в действительности они были невоздержанны во всем: в чистом мышлении, в поэзии, в религии, в грехе. Именно сочетание интеллекта и страсти делало их великими, пока они оставались таковыми, и никто не преобразовал бы так мир на все будущие времена, как они.


Вот и Рассел приходит к тому, что страсть-то не вполне атавизм.

Их прототипом в мифологии является не Зевс Олимпиец, — но Прометей, принесший с неба огонь и претерпевший за это вечные муки.


Не соглашусь. Фигура Зевса далеко не так однозначна. Это не Яхве, это довольно своеобразный верховный бог, которого именно христианская традиция в течение 2000 лет пригладила до такого полного аналога своего Бога Отца.

Я скорее Прометея нахожу более близким христианским церковным концепциям, а именно Христу, Богу Сыну. Он точно так же не был творцом мира. Точно так же был тем единственным, кто принёс людям с неба огонь божественного понимания. И точно так же был за это распят. Кем? Богом Отцом, верховным Создателем? Нет, силой, управляющей этим миром.

И точно так же, как лишь много позднее заметил уже Паскаль про Христа, его страдание длится вечно. Только Паскаль к XVII веку это первый приметил. А немытые греки это уже тогда знали. Что вот пока они воюют, пируют, любят женщин, запрягают осликов, лепят горшки — всё это время любящий их Прометей за свой дар им божественный страдает на вершинах Кавказа от местной фауны.

Более того, если в современном мифе наш светлый бог Христос не создал нас, на то у нас Бог Отец отдельный — то у них Прометей, вот как они горшки из глины, и слепил их.

То есть Прометей — не просто такой второстепенный герой мифов Древней Греции, который там за что-то повздорил с нашим главным богом Зевсом и тот его, значит, наказал. Потому что ну только дурак будет перечить Создателю, которому заведомо виднее что к чему. Нет. Прометей — это тот кто:
    1. Дал людям свет.
    2. Более того, вообще создал их.
    3. Страдает за них. Хотя они о нём забыли. (Прометея раскованного пока пропустим. В этом есть хэппи-энд, но нет такого пафоса).
    4. Страдает от руки не праведного бога, а довольно сомнительного тирана, пролезшего на Олимп не вполне честным путём.
    5. Не какой-то второстепенный божок или герой — а напротив: титан, то есть исконный древний бог, имеющий больше прав на власть над миром, чем Зевс и его олимпийцы, уже по сроку службы первенству рода.

Впрочем, это одна версия. У греков всё запутанно было: по другой, свойственной вот как раз орфизму, злые титаны и умучали первоначального Диониса, за которого добрый Зевс им отомстил. Сколько авторов — столько и версий. Неверно считать, что раз мифы древних греков, то они для них общие, они друг с дружкой прямо так сверялись.

А Орфей, как и Дионис, так же как Христос «воскресе из мертвых, смертию смерть поправ».

Но я забегаю вперёд.
Хм, в этом варианте у Рассела и впрямь всё довольно кратко и суховато. Я даже полез сверился специально с английским текстом.

Возможно, у меня это сложилось с какими-то ещё исследованиями орфизма других авторов: Зелинского, или ещё чем-то. Давно очень знакомился с этими текстами, сейчас уже не вспомню.

Однако если и эту только что приведенную характеристику отнести ко всем грекам в целом, то это будет такой же односторонностью, как взгляд, приписывающий грекам «безмятежность». В действительности в Греции сосуществовали две тенденции: одна — эмоциональная, религиозная, мистическая, потусторонняя, другая — светлая, эмпирическая, рационалистическая, заинтересованная в приобретении знания разнообразия фактов. Последнюю тенденцию представляют Геродот, самые ранние ионийские философы, а также в известной степени Аристотель. Белох вслед за описанием орфизма говорит:

«Но греческая нация была слишком преисполнена юношеского задора, для того чтобы в целом принять веру, отвергающую этот мир и переносящую истинную жизнь в потустороннее. В соответствии с этим влияние орфического учения ограничивалось относительно узким кругом посвященных; орфизм не оказывал ни малейшего влияния на государственную религию, и это даже в обществах, которые, подобно Афинам, превратили празднование мистерий в государственные ритуалы и взяли их под защиту закона. Должно было пройти целое тысячелетие, прежде чем эти идеи, правда в совершенно ином теологическом одеянии, одержали победу в греческом мире».


«принять веру, отвергающую этот мир и переносящую истинную жизнь в потустороннее»

Вот вам суть христианства.

Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут.

от Матфея 6:19–20


Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек.

1-е Иоанна 2:15–17


Да и буддизма заодно, если на то пошло. А про удивительную мистическую схожесть греческой философии и индийской мы уже говорили. Которая, что самое интересное, проявлялась чуть ли не у досократиков ещё. То есть задолго до индийского похода Александра Македонского, когда эти мощнейшие культуры столкнулись и сплавились так явно уже. Тут интересно будет отдельно исследовать упоминания об индийском походе Диониса. Я затрудняюсь сейчас сказать, что чему точно предшествовало: то ли Александр действительно руководствовался более ранним мифом, то ли создал его сам. А вот как раз подходящий текст, давайте вместе разберём: Индийские походы Диониса и Геракла.


Ну, на этом, в принципе, наша изначальная задача завершена.

А найти варварскую дикость у древних римлян и греков проще простого, взять к примеру хотя бы такую важную составляющую древнегреческого мировоззрения как орфический культ с его суевериями и неистовыми вакханалиями.

— Так, а вот на орфиков не гоните пожалуйста. Взгляните, к примеру, как такой прожжённый скептик и материалист как Бертран Расселл, с большой любовью и пониманием описывает орфизм...


Но я уж добью первую главу «Истории западной философии» до конца, тем более что там немного осталось. А потом, если когда-нибудь будет настроение, можем и по Зелинскому пройтись, и по другим источникам.

Орфики интересны.
Мы более или менее знаем, что именно образованный грек воспринимал от своего отца, но мы знаем очень мало о том, что он в свои самые ранние годы усваивал от матери, которая в значительной степени была отгорожена от цивилизации, приносившей удовольствия одним лишь мужчинам.


Тонкое наблюдение, в духе Рассела, чем он мне и импонирует. Действительно, женщины уже по складу своему (и отгороженность от цивилизации тут ни при чём) гораздо мистичнее простых материалистичных рациональных мужчин, тоньше, в них в среднем куда больше магии.

Это даже на кошках заметно: коты более простые ребята всегда.
Вплоть до недавнего времени влияние религии, особенно неолимпийской, на греческую мысль признавалось недостаточно. Революционная в этом отношении книга Джейн Гаррисон «Пролегомены к исследованию греческой религии» подчеркнула наличие как примитивных, так и дионисийских элементов в религии простых греков. Работа Ф. М. Корнфорда «От религии к философии» стремилась обратить внимание изучающих греческую философию на то влияние, которое религия оказывала на философию, но эта работа не может быть полностью принята, так как ее концепции, фактически ее антропология, не заслуживают доверия.

Насколько мне известно, наиболее убедительной концепцией является положение Джона Барнета в его работе «Ранняя греческая философия», особенно в главе II, «Наука и религия».


А вот и источники пошли.
Он говорит, что конфликт между наукой и религией возникает из религиозного возрождения, пронесшегося над Элладой в VI столетии до н.э. вместе с перенесением места действия из Ионии на Запад.

«Религия континентальной Эллады, — говорит он, — и религия Ионии развивались в весьма различных направлениях. В частности, культ Диониса, пришедший из Фракии и лишь упоминаемый у Гомера, в зародыше содержал совершенно иной способ исследования отношения человека к миру. Было бы, конечно, ошибочно самим фракийцам приписывать какие-либо очень возвышенные взгляды; но не может быть сомнения, что греки видели в явлении экстаза подтверждение того, что душа представляет собой нечто большее, чем ничтожный двойник «я», и что только «вне тела» душа может проявить свою истинную природу...


Отдельная тема для разговора.

Все это выглядело так, как будто греческая религия была готова подняться до уровня, уже достигнутого религиями Востока. Трудно сказать, что могло бы воспрепятствовать развитию этой тенденции, если бы не возникла наука. Обычно считается, что греков спасло от религии восточного типа отсутствие у них жречества, но это лишь ошибочное принятие следствия за причину. Жречество не создает догматов, хотя оно и сохраняет их, коль скоро они уже созданы. Кроме того, в ранние периоды своего развития восточные народы не имели жречества в любом смысле этого слова. Грецию спасло не столько отсутствие жречества, сколько наличие научных школ.

Новая религия — ибо в одном смысле она была новой, тогда как в другом — старой, как человечество, — достигла высшего пункта своего развития с основанием орфических общин. Насколько мы можем судить, первоначальной родиной их была Аттика, но затем с невероятной быстротой они распространились в других районах, особенно в Южной Италии и Сицилии. Эти общины представляли собой прежде всего ассоциации, в которых отправлялся культ Диониса; но они отличались двумя, новыми среди эллинов, чертами. Они смотрели на откровение как на источник религиозного авторитета и были созданы как специальные организации. Поэмы, содержащие их теологию, приписывали фракийскому Орфею. Он сам спускался в Гадес, а следовательно, являлся надежным проводником через опасности, которые окружают бестелесную душу в потустороннем мире".

Далее, Барнет говорит о наличии поразительного сходства между орфическими верованиями и верованиями, преобладавшими в Индии приблизительно в то же время, хотя, как утверждает Барнет, не может быть и речи о существовании между ними какого-либо контакта.


Бац. Стало быть, я не одинок в своих смелых наблюдениях.

Впрочем, я предполагаю контакт. Должны были быть торговые пути. Как у тех же финикийцев, всё там вдоль и поперёк облазавших.

С другой стороны, не настаиваю. В философии такая вещь как традиция — излишня. Каждый философ довольно автономен. Он или приходит к пониманию, выстраиванию неких категорий внутри себя, в такой алхимической реторте опыта, или нет. И меньше всего получается убедить кого-то в чём-то, просто рассказав ему про верования каких-то далёких диких варваров из-за границ Ойкумены в чалмах со змеями. С другой стороны, если почва подготовлена, идея будет принята. С третьей стороны, если почва настолько подготовлена, та же идея на ней и так вырастет, без влияний.
   


















Рыси — новое сообщество