Наверное, можно было бы сделать хороший пост — длинный такой, с интересными фактами и цитатами, картинками и фотографиями. Но, пока я читал, у меня отпала всякая охота — грусть и апатия овладели моим и без них слабым сознанием. А начинаться пост должен был так: Одной из вековых итальянских оружейных компаний, наряду с Pietro Beretta, Sabatti, Luigi Franchi и другими, является фирма Vincenzo Bernardelli, основанная в далёком 1865 году. Человеческий цинизм, его жадность и делячество так меня обескуражили и расстроили, что даже не знаю теперь, как это назвать. Вы только представьте — на сайте этой самой фабрики Vincenzo Bernardelli есть каталог, в котором есть две любопытные модели: HEMINGWAY Std. и HEMINGWAY DE LUXE. А теперь внимание: они названы так в честь великого писателя, потому что почти идентичны модели ружья той же фабрики, из которого застрелился Эрнест... То есть, это и есть мир, в котором мы живем? Да, это и есть мир, в котором мы живем... Абанамат какой-то!
Вот и раскрылась через годы та загадка: как так вышло, что купленный мной в переходе метро на Китай-городе чудесный фолиант Эрика Фрэнка Рассела, вдруг оказалось что переводил целый Майк Науменко. Как, собственно, это было.
В 1991 году в издательстве «Северо-Запад» вышла моя первая книга, перевод романа Стерлинга Ланье «Путешествие Иеро». Отец был потрясен — ходил по своим друзьям юности и всем показывал эту книгу. Сейчас я его понимаю — в нашем роду были финансисты, инженеры, врачи, ученые, а вот литераторов — явный дефицит. Я трудился над новым переводом, над романом Фармера из цикла «Мир Реки». И вот однажды отец мне говорит: «Сын одной моей одноклассницы тоже хочет что-нибудь перевести. Не посодействуешь ли? Нужна подходящая книжка на английском и связь с издателями». «Это что за сын?» — спрашиваю я. Отец отвечает: «Миша, младший брат Тани Науменко. Музыкант! Очень знаменитый человек».
Так я познакомился с Майком Науменко, лидером известной рок-группы. Я очень далек от музыкальных дел, и потому до сих пор не воспринимаю Майка адекватно его таланту. Я не имею понятия, зачем ему надо было переводить с английского фантастику, что его к этому подвигло — некая всеядность, желание заработать, творческая пауза или что-то еще. При встрече он сказал мне, что блестяще владеет английским языком, что превосходно пишет на русском, и что уложиться в нужные сроки для него не проблема. Я дал ему одну из своих книг — «Ближайший родственник» Эрика Рассела и отвел в издательство, где с ним заключили договор. В то время «Северо-Запад» поручил мне составить том Рассела, и предполагалось, что кроме «Родственника» Майк переведет еще две вещи — «Зловещий барьер» и «Оса». Через пару месяцев я попросил Майка показать, что у него получилось, и он принес несколько исчирканных листков. Хоть сам я был тогда неопытным чечако, но понял, что дела у него идут плохо. Он показался мне каким-то нервным, взвинченным; уже не было разговоров о том, что он блестяще владеет английским и превосходно пишет на русском, а говорилось нечто другое: что в сроки он не уложится и что эта работа ему надоела. Вскоре случилась трагедия — Майк погиб. Я обратился к Тане, и она перевела «Ближайшего родственника» и «Зловещий барьер», а «Осу» пришлось отдать Вике Межевич, так что сборник Рассела вышел вовремя, в 1992 г. И это все о Майке.
* * *
Временами я думаю: когда умирает человек?
Не тогда, когда остановилось дыхание и перестало биться сердце — это лишь заключительный аккорд отбытия в вечность. Человек умирает постепенно, когда уходят его отец и мать, потом — люди его поколения, друзья и знакомые, властители дум — писатели, актеры, что казались вечно молодыми — и вдруг их уже не стало... Уходит привычный мир, мир молодости и зрелых лет, будто намекая, что ты здесь уже чужой, и надо складывать чемоданы. Ведь не смерть страшна — страшно остаться одному, не успеть в должный срок за теми, с кем дружил, кого любил.
Вспомнил вдруг ещё один шедевр того времени, когда интернет в 90-х был наполнен авторскими текстами.
Автор: Алекс Янг.
Сказки провинции Дангунь
Жили-были в провинции Дангунь молодой сборщик финских домиков Чао Чунь и молодая давильщица съедобных личинок Шай Хо Чжи.
Однажды Чао Чунь, связывая бамбук в толстые сосновые брёвна для финского домика, захотел отдохнуть и поесть съедобных личинок. И пошел он на берег реки, где под навесом находилась лавка старого сверлильщика зубов дядюшки Сцы. Сам дядюшка Сцы давным-давно умер, и оставшийся без работы старый сверлильщик его зубов построил лавку, и выложил дырявыми зубами Сцы красивую маленькую вывеску. В лавке сверлильщика продавались всякие мелочи, драгоценные камни, порошки от обморожения и яды.
Дочь сверлильщика, Шай Хо Чжи, готовила съедобные личинки и подавала их посетителям. Чао Чунь заказал тарелку личинок, и принялся строгать своим большим ножом из слоновой кожи ножку стола. И тут прекрасная Шай Хо Чжи вышла из кухни, вся в слезах, и сказала:
— Дорогой Чао Чунь, прости меня, но все личинки уже стали куколками!
— Hе плачь, прекрасная Шай Хо Чжи! — ответил Чао Чунь, — я бы лучше умер от голода, чем заставил бы тебя огорчаться, поскольку я уже тридцать лет люблю тебя!.
— Ах, если бы я знала, что ты уже тридцать лет в меня влюблен, я бы скорее отрезала себе руку, чем оставила бы тебя голодным! — заплакала Шай Хо Чжи, — поскольку я уже сорок лет тебя люблю!
— Ох, я бы скорее отрубил себе уши и нос, чем позволил бы тебе покалечить себя! — воскликнул Чао Чунь, и отрубил себе уши и нос своим большим ножом.
— А я бы вырвала себе волосы и сломала бы ногу! — ответила Шай Хо Чжи, вырвала себе волосы, все до одного, и сломала левую ногу в двух местах!
И так они резали и ломали себя, откусывали себе разные части тела и бросали в очаг. Hа этот шум вышел старый сверлильщик зубов, и увидел только две изуродованные головы, которые глядели друг на друга выколотыми глазами, полными любви. Сверлильщик взял эти головы, и похоронил на берегу реки, поставив в этом месте большой камень с надписью:
«Они были счастливы и умерли в один день».
Затем он положил у камня миску с несъедобными куколками, зажег палочки благовоний и высыпал в реку целую банку своего самого лучшего порошка от обморожения. С тех пор в провинции Дангунь начисто исчезла мороженая рыба.
Отчего в интернете, да и в осязаемом мире вокруг, людей с 2010-х словно постепенно подменили ботами. Тупящими в экранчики телефончиков (странное сочетание, мы как-то все привыкли, что там диск, его надо пальцем крутить, и витой провод, у беспорядочных людей он перекручивался и запутывался, выворачивался отдельными витками — их сразу можно было по этому вычислять).
Результаты самого длительного в истории психологии научного эксперимента под названием «Гарвардское исследование развития взрослых людей», стартовавшего в 1938 году и продолжающегося до сих пор, позволяют ученым утверждать:
«Единственное, что на самом деле имеет значение в жизни — это наши отношения с другими людьми».
Однако главная проблема сегодняшнего дня состоит в том, что мы стремительно удаляемся от этой, казалось бы, очевидной истины.
Социологи и психологи фиксируют, что мы перестали по-настоящему взаимодействовать между собой. Мы лишь имитируем общение и взаимную заинтересованность. О том, как счастливо жить в цифровую эпоху, как сохранять свою индивидуальность, способность творчески мыслить, саму «человечность» в фильме размышляют: психотерапевт Андрей Курпатов, социальный психолог Татьяна Яничева, сексолог Лев Щеглов, филолог Светлана Друговейко-Должанская.
Документальный фильм (Россия, 2018) Режиссер О. Дроздова
На удивление интенсивный, особо по нашим временам, текст — от каждого из участвующих в фильме. Непременно давайте найдём — там сплошь цитаты. Каждую из которых можно отдельно разбирать в отдельном обсуждении. Надо непременно найти текст и опубликовать его тут, чтоб проще было, чтоб ничто из сказанного там не потерялось.
Право, вовсе не ожидал такого по телевизору. Видно, не зря его иногда включаю фоном по старой привычке.
Совершенно не понятно, почему у такого замечательного иллюстратора такой, извините, убогий сайт. Даже его инстаграмм выглядит приличней. А может у меня что-то не так раскодируется? Все может быть, я же валенок.
Потом дооформлю. Простите за спонтанность. В советском детстве ещё был наслышан, даже видел в школе какие-то эпизоды в квартирах друзей, оснащённых телевизорами — песню ту Егора очень хорошо помню —
Гражданская оборона — Свой среди чужих (Звездопад, 2002)
— но впервые сейчас вдруг увидел, с самого начала, и поразился необычайной, предельной, трансцендентной видеокартинке, даже не стремящейся за нарративом — ещё раз сверился: нет, это не их эти мутные Антониони и Феллини, это наш советский фильм 1974 года. Не может быть такого.
И следом подумал: неужто ещё и... вот словно ожидаешь, что некая отъявленная гадина, главный лакей разрушившего страну режима будет в титрах режиссёром. Специально полез в поиск... и к своему совсем уж оебунению нашёл вдруг то, чего не ждал, что скорей как сюрреализм, самоиронию выдвинул гипотезой смелой заведомо излишне. «Свой среди чужих, чужой среди своих» — ого, да не заложенная ли это им самим тогда тончайшая шутка.
Ладно тогда — с этим понятно, следующая мысль: но кто оператор? Ведь его это больше заслуга — всё что так поразило сразу: все эти сцены, их высший порядок и смысл... Единственное, что только, в четверть этой мощи, и может сразу припомниться — ну разве что поэтика «Кин-Дза-Дзы», но нет, несерьёзно...
1974 — Свой среди чужих, чужой среди своих 1986 — Кин-дза-дза! 1987 — Асса
Спасибо, что не «Игла».
Нет, вот как с этим жить? Что по 60 секундам кадров угадываешь сразу и режиссёра парадоксального, и оператора — притом совсем, категорически не являясь ни знатоком кино, ни даже сколько-нибудь, как тогда прежде говорили, кинолюбителем. Неужто все ключи от королевства — вот они? И некуда, значит, больше...