Приведу социальный пример; он показывает, как функционирует наше мышление, когда мы психологичны.
Это происходило в 50-м году, я тогда окончил школу в Тбилиси, уехал в Москву, в университет, и попал в неожиданную для меня ситуацию очень интенсивной комсомольской жизни, что было каким-то непонятным мистическим событием для тбилисского школьника; я вообще не понимал, что происходит, как можно сидеть на этих собраниях, коллективно ходить в кино и т.д. Полная мистерия. И, естественно, я часто оказывался предметом проработок.
И вот я помню, отвратительная была зима в Москве, мокрая и слякотная; мы идём по улице Горького, и рядом со мной комсорг нашей группы. А я даже на улице оказался предметом очередной такой комсомольской проработки. И вот во время возвышенных речей моего приятеля к нам подходит мальчишка лет десяти, нищий, и просит подаяние. Нормальный человек, увидев нищего, не станет думать, что на самом деле он гораздо богаче тебя. Ты видишь реально. Но мой приятель этого мальчика не видел, он его не воспринял, поскольку он не был событием в его пространстве. Почему? По одной простой причине: этот мальчишка уже занимал место в его теоретической иерархии общества. Какое место? — Мы сейчас находимся на первом этапе коммунизма, и на этом этапе есть разница между людьми. Одни беднее, другие богаче, и поскольку мальчик уже был отобъяснён, можно было его не видеть. То есть — в своё сознание, в свою способность волноваться и переживать — не допустить событие, которое происходит у тебя на глазах (оно ведь физически происходит, а ты его не видишь). Есть какие-то магнитные поля, в которых мы можем находиться и видеть что-то вне этого поля или можем не видеть. Поле разворачивает наши мозги таким образом, что мы видим или не видим. Хотя, казалось бы, нельзя не видеть.
Памяти моего школьного друга, погибшего недавно. Что тогда открыл мне, ещё в СССР, задолго до того как это стало возможно услышать, купить где-то на кассетах, в своём исполнении песни Летова, превосходящем притом оригинальных музыкантов Гражданской обороны — не зря он был профессиональный музыкант, притом от природы крайне одарённый. Не раз особо чётко предлагал ему тогда, пока было ещё то время, когда это было возможно: давай сделаем свою группу. Ему всё было лень.
А я ему тогда в 90-х помог настроить интернет — что для всех был ещё чем-то немыслимым. И он взял себе позывной Кроки, по той песне Майка.
Он вообще был настолько всегда выше общего уровня людей, с которыми тут приходится общаться, что я это понял только даже не тогда, когда уж в детстве поговорил с сотнями там ещё, в пионерлагерях и на улицах СССР — а вот теперь только, когда уж с тысячами, верно, успел. Отчего столь редко появляются здесь те, с которыми вообще возможно просто говорить о чём-то по-настоящему важном, серьёзном? О философии, поэтике, романтике, эстетике, устройстве мира, о снах, их сокрытых магических значениях, о важнейшем, что донесла до нас многовековая прежде культура? Казалось бы: всё это должно быть доступно каждому... Но нет людей, вокруг боты, искусственный интеллект, уж по алгоритму заложенному заведомо боящийся выдать свою суть, и оттого уж выдающий её сразу невольно.
И вот когда умирают последние живые люди, что мы знали всегда... особенно больно. На их место не придёт никто.
Насколько сознание современных людей разительно отличается от того, к чему мы тогда привыкли, были приучены нашими великими предками, ветеранами последней войны во спасение всего что только дорого было им, и нам потом, тут. И вот всё равно как-то оказалось, что через полвека потом вдруг взяли и проиграли. Как это всё случилось? Не сон ли это всё страшный? От которого только и остаётся теперь что проснуться.
Нас не так воспитывали, вовсе не к такому готовили.
— Хорошо здесь, красиво. А главное — оркестр далеко.
И заодно проверьте свои аудиосистемы, как мы только обсуждали — эта запись тоже весьма хороша, там должен быть настоящий чистый звук. Которого одного хватает, чтоб вдруг понять, насколько то время оказалось отчего-то столь позади нас.
Будто настоящий живой патефон играет — нет, правда, я слышал его вживую, и поразился тогда даже не точности, это понятно, естественно — но силе его звука.
А сейчас, дорогие товарищи, народный артист РСФСР, лауреат премии Ленинского комсомола Лев Лещенко исполнит песню композитора Давида Тухманова на стихи Роберта Рождественского «Притяженье Земли».
Как безмерно оно, Притяженье Земли, Притяженье полей И печальных ракит, Всех дорог, по которым Мы в детстве прошли, И дорог, по которым Пройти предстоит.
Там горы высокие, Там степи бескрайние, Там ветры летят, По просёлкам пыля.
Мы дети Галактики, Но самое главное — Мы дети твои, Дорогая Земля.
Притяженье полей, Притяженье садов И закатов, и сосен В пушистом снегу, Небольших деревень, Небольших городов И ночного костра На пустом берегу.
Там горы высокие, Там степи бескрайние, Там ветры летят, По просёлкам пыля.
Мы дети Галактики, Но самое главное — Мы дети твои, Дорогая Земля.
Не изменится этот Порядок вещей И настигнет меня, И припомнится мне Притяженье земли, Притяженье друзей, Притяженье любимой В далёком окне.
Там горы высокие, Там степи бескрайние, Там ветры летят, По просёлкам пыля.
Мы дети Галактики, Но самое главное — Мы дети твои, Дорогая Земля.
Алексей Хвостенко Анри Волохонский Посвящается Л. Н. Гумилеву
Степь ты полустепь-полупустыня, Все в тебе смешались времена, Слава нам твоя явленна ныне, А вдали Великая стена-стена.
Поднимает ветер тучи пыли, Огибает солнца медный круг, Где же вы, кто жили, что тут были, Где же вы, куда, куда исчезли вдруг?
Где телеги ваши и подпруги, Недоузки, седла, стремена? Удила и дуги, дуги, дуги, Где колена, орды, роды, племена? Были вы велики непомерно, Угрожали всем, кому могли, Много — многолюдны беспримерно На просто-то-торах высохшей земли.
Что же вы, ужели на задворки Толпы куры-куры-курыкан, Туру-туру-турки, тюрки, торки, Кераит-найман-меркит-уйгурский хан? Где татаб-ойротские улусы, Где бурят-тунгуская сися, Ого-го-огузы, гузы, гузы, Где те-те-теперь вас много лет спустя?
Вы же жу-жу-жу в Жуань-Жуани, Вы же ни-ни-ни-ни-никогда, Вы же знаменитые жужжане, Что же вы уже, ужели навсегда? Как же вы лишь Гогам, лишь Магогам Завещали ваш прекрасный край, Что же вы, раз так — жужжите с Богом, Ты, струна моя, одна теперь играй.
Степь, ты, полустепь, полупустыня, Все в тебе смешались времена, Слава нам твоя явлена ныне, А вдали Великая стена-стена.
Feuilles rouges, feuilles d’or Vous tombez par un ciel trop lourd. Feuilles rouges, feuilles d’or Vous tombez et je vis encore.
Les souvenirs volent dans le vent. Tout s’envole, vole avec le temps. Tourbillon de feuilles Tournent dans mon cœur. Feuilles mortes, moi je l’aime encore.
Кеннинг (kenning) — разновидность метафоры, характерная для скальдической поэзии, а также для англосаксонской и кельтской. Принципы построения кеннингов и многочисленные примеры можно найти в Младшей Эдде.
Кеннинг представляет собой описательное поэтическое выражение, состоящее как минимум из двух существительных и применяемое для замены обычного названия какого-либо предмета или персоны. Пример: «сын Одина» — Тор, «вепрь волн» — корабль, «волк пчёл» (то есть Беовульф) — медведь.
Кеннинги могут быть составными, например «ясень бури мечей» (буря мечей — битва, ясень битвы — воин). Встречаются также очень сложные многосоставные кеннинги, такие как «липа пламени земли оленей заливов» («олень заливов» — корабль, «земля кораблей» — море, «пламя моря» — золото, «липа золота» — женщина).
Самый длинный скальдический кеннинг — «метатель змеев метели Мист месяца балки зыби» — принадлежит Торду, сыну Сьярека. (Балка зыби — корабль, месяц корабля — щит, Мист — имя одной из валькирий, метель Мист — битва, змей битвы — копьё. Всё вместе — муж, то есть Торальв.)
