Крайне редко что-то нахожу в «новой музыке» такого, чтобы западало и нравилось реально. Но вот эти ребята, мне кажется, поимели мое консервативное внимание вполне себе всецело. Представляю вашему вниманию и рекомендую меломанам.
Blood in the streets in the town of New Haven Blood stains the roofs and the palm trees of Venice Blood in my love in the terrible summer Bloody red sun of fantastic L.A
Вижу, все несут весёлое. Я тоже хочу поучаствовать в этом, но — так уж вышло — у меня свои представления о веселье. Оттого и песня для подпевания хором будет вот такая:
В 90-х так и не появилось новых групп подстать тем, 80-х, которые можно было слушать сплошь альбомами. Но были отдельные песни, что весьма оказывались того же уровня. Такой излёт 80-х. Земфира, Снайперы, 7Б, Медведи вот...
Да что, у тех же хиппи в 60-х тоже далеко не каждая даже сотая из групп выдавала нечто не то чтоб даже постоянно, но периодически великое. Отсюда, на контрасте, и то чудо, которым стали Doors, Beatles...
Собственно, если у писателя есть хоть один хороший рассказ — он уже прожил не зря. Если у группы есть хотя бы одна безупречная песня — она уже в вечности.
Слышал тогда на кассете. Переписанной мне тогда сразу ещё, в СССР, где всё ещё было живо, не было убито как потом, школьным другом. Что погиб вот этой прошлой осенью. Так же неожиданно — как всё прочее обычно и случается тут. Как и в этой песне. Как и с нами это будет.
Он с тех ещё пор, со школы, любил цитировать этот момент: — Вот нихуя себе сходил за хлебом.
И как он это сказал! И все, что они говорят — вечно живущие ангелы и умирающие дети — все это так значительно, что я слова их пишу длинными курсивами, а всё, что мы говорим — махонькими буковками, потому что это более или менее чепуха.
Покойся с миром, requescat in pace. Надеюсь, нет, верю, знаю — ты там. А если нет — то и эти слова ни о чём, и весь этот прочий мир, и мы... и нас нет. И не было. Что тоже, кстати, отсылка к тому пониманию Летова, что мы с тобой всегда после лишь обречены были цитировать:
Инерция заведует послушными телами, а нас нет...
Заметь, мало кто из прочих это у него даже заметил за эти тридцать лет. Во всяком случае больше никого не встречал. Как ни старался.
Ты всегда так искренне веровал, что всё здесь — не более чем глупая игра,
что инерция, заведуя послушными телами, лишь не более чем выполняет свою частную задачу, локальный фронт работ, как это принятно у нас программистов четырёхмерных систем, весьма правдоподобных симуляций, как мы сами можем наделять любое тело массой, инерцией, вложенными структурами, принадлежностью к классам, свойствами, особенностями взаимодействия с прочими объектами глобальной сцены, внутренним светом, характеристиками отражения внешней освещённости, наличием собственных, осознанных, вручную написанных процедур, и их сложностью... а потом наступает случайное, но неизбежное в конечном итоге игровое событие в очередном ничего не значащем запуске на исполнение, столкновение коллайдеров, стихий, и всё, и программист попадает в бренный цикл того, что во множестве сам же программировал; проектировщик оказывается жертвой спроектированности себя кем-то ещё; субъект объективируется сценой
— и лишь там наш общий Спаситель ждёт нас. В тебе всегда была эта особая божья искра. Огонь изнутри. Больше обычно ни в ком. Ты тоже это всегда видел.