Сегодня вышел альбом БГ «Соль», песни с которого мы тут слушали раньше.

Чистый и горький. Обращение к Богу того, кто полностью осознаёт, что покидает этот мир. Без возможности вернуться. Без этого их всего буддийского метемпсихоза сказочного кучерявого.

Помните этот сомнительный афоризм, что человека отличает от животного осознание собственной смерти? В прямом прочтении он лжёт. Потому что зверики, оказывается, очень хорошо понимают перед скорым концом свою обречённость. Лучше чем многие люди. Но в иносказательном смысле он обретает особенную глубину.

Есть два состояния сознания: человеческое и животное. И ты лишь тогда человек — неважно, насколько пушистые при этом у тебя уши — когда не в теории, а вот прямо сейчас во всей полноте осознаёшь, переживаешь, неотвратимый и скорый феномен своей смерти.

Об этом весь этот альбом.

01. Праздник урожая во дворце труда
02. Пришёл пить воду
03. Губернатор
04. Не было такой
05. Любовь во время войны
06. Ветка
07. Голубиное слово
08. Если я уйду
09. Селфи
10. Stella maris

С нами ещё это недолгое чудо того, кто фактически один создал феномен ленинградского рока, стоял у его истоков. Он и впрямь будда, от него сияние исходит.

На концертах он в тени: сидит за клавишами где-то на заднем плане. И на совместных программах с Лёней Фёдоровым — всегда чуть с краю в глубине. Между тем большинство тех весёлых или яростных слов, которые хором повторяет публика на концертах «АукцЫона», написал Озерский.

Все, кому довелось посмотреть северокорейские фильмы, знают, что популярные актрисы северокорейского кинематографа, по меркам современного западного (и южнокорейского) кино, выглядят, скажем так, несколько пухленькими.

[ via ]

Всё началось с Платонова, который якобы работал дворником. И с тех пор мне так часто попадались случайно отдельные места из мемуаров Константина Георгиевича: то в виде фрагмента, где он библиофилов пугал, то где он последнему из Рюриковичей письменно обязуется плодами из сада фруктового не пользоваться, то где он с «Дикой собакой» Фраерманом пьянствует, то «Наедине с осенью» в букинистическом нашёл, то ещё что — что наконец я созрел прочесть эту его главную книгу целиком.

И очень был обрадован. Встретил на редкость умного, тонкого собеседника, ясно видящего поэтику мира, магию его хрупкой преходящести — дар, которым тут наделены лишь единицы.

«Повесть о жизни» состоит из нескольких книг:
    «Далекие годы» (1945–1946), [ MP3 ]
    «Беспокойная юность» (1954), [ MP3 ]
    «Начало неведомого века» (1956), [ MP3 ]
    «Время больших ожиданий» (1958), [ MP3 ]
    «Бросок на юг» (1959–1960), [ MP3 ]
    «Книга скитаний» (1963). [ MP3 ]

[ TXT ]

Весьма рекомендую аудиокнигу. Превосходный голос советского диктора Юрия Рудника. Правда, развлекающего подчас неожиданными ударениями в самых обычных при том словах, вроде: Ха'рбин, ша'тры, о'соки, фо'льги, и т. д.

Начало цикла представляет особую историческую ценность. У нас ведь при большевиках мало кто смел столь подробно вспоминать золотую пору умирания царского режима, и особо Первую Мировую, признававшуюся классово чуждой, Империалистической. Мы ведь её больше по комедиографу Гашеку знаем.

Скажем, если вы некогда искали это особое у Ивана Шмелёва в «Лете Господнем» — к своему удивлению, вы найдёте у советского классика Паустовского куда больше.

Паустовский — мастер пейзажной лирики и случайной романтики людских судеб. Он был знаком практически со всеми интересными людьми своей эпохи. И оставил и о них тоже воспоминания. То есть, это тот автор, по которому вы можете выстраивать системное представление о всём ценном, что было в нашей стране век назад. Такой своего рода психопомп для нас, Вергилий в ту страшную и героическую эпоху, время надежд.

Он краток, динамичен, у него нет лишних слов и абзацев, затянутостей. Он выбрал мемуаристику, как свой жанр, обладая тем знанием, что жизнь бывает порой удивительнее любых выдумок. Он скромен, неизменно предпочитает промолчать, практикует даосский категорический отказ от деяний, даже когда красные его тащат на расстрел в том московском эпизоде, о котором спел его коллега по санитарным поездам Вертинский в «То, что я должен сказать»; и очень любит людей. Вопреки всему, что они по недомыслию творят с собою и теми, кто рядом.

[ PDF ] [ TXT ] [ MP3 ]

Собрание сочинений Фаддея Францевича Зелинского

Среди всех так называемых «языческих» религий нет ни одной, которая была бы нашей интеллигенции в одно и то же время и так хорошо известна и так глубоко неизвестна, как древнегреческая.

Её известность — осадок двух эпох. Во-первых, эпохи французского классицизма (не будем заглядывать далее) XVII в. с его культом греческой мифологии и в поэзии, и в изобразительном искусстве, и во всей тогдашней «галантной» жизни.

Во-вторых, концом XVIII в. и началом XIX, эпохи так называемого «неогуманизма» — Винкельмана, Гёте, Шиллера...

Именно популярность греческой мифологии была сильнейшей помехой пониманию греческой религии: она была одной из главных причин того, что эту греческую религию как таковую отказывались принимать всерьез. Тон задавал Овидий, певец галантного Рима эпохи Августа, столь родственной по настроению веку французского короля-Солнце; а в роскошном цветнике его «Метаморфоз» можно было найти какой угодно аромат, кроме религиозного. Неисправимый волокита Юпитер, ревнивая и сварливая Юнона, вороватый Меркурий, кокетливая Венера, склонный к выпивке Вакх — помилуйте, какая ж это религия!

1908–1909

Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной...


* * *
Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки;
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.

О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода
И неживого небосвода
Всегда смеющийся хрусталь!


* * *
Из полутемной залы, вдруг,
Ты выскользнула в легкой шали —
Мы никому не помешали,
Мы не будили спящих слуг...


* * *
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять.
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.

Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю,
Оттого, что иной не видал.

Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.

Каспар Хаузер, найдёныш, вошёл в историю, как загадка своего века. Даже сегодня продолжают возникать легенды о его происхождении. Его убийство стало одним из самых известных уголовных дел XIX века.

История началась в 1828 г. В Нюрнберге появился никому не известный мальчик, практически не умевший ходить и говорить. В руке он держал два письма, написанных якобы его матерью и опекуном, в которых говорилось, что мальчик хочет стать кавалеристом. В полиции он твёрдой рукой написал имя — Каспар Хаузер. Его память разрушена. Оказалось, что Каспар обладает незаурядными способностями – с помощью наставника он достиг больших успехов в обучении. По ночам, в полусне осколки воспоминаний пытаются вырваться на поверхность. Каспар мечтает обрести свою личность, каждый сон может стать ключом к загадке. Судя по ним, в возрасте 3 или 4 лет Каспар был заключён неизвестным в подземную камеру, где в полном одиночестве жил до шестнадцати лет, пока не был освобождён и доставлен в Нюрнберг.
ЖЖ, роман Якоба Вассермана.



Падкие на сенсации журналисты окрестили его европейским сиротой.

Британское издание Бирмингем Джорнал от 21 августа 1830 года опубликовало следующую заметку со ссылкой на своих ирландских коллег:

"Уотерфорд Кроникл просит людей, присылающих в журнал некрологи, иметь в виду следующие расценки:

- для простого смертного два шиллинга и шесть пенсов;

- для человека, о смерти которого глубоко сожалеют, пять шиллингов;

- для смерти человека, который при жизни являл собой совершенную картину всех христианских добродетелей, и о смерти которого сожалеет вся страна, десять шиллингов;

- для смерти человека, который обладал обширными литературными познаниями и глубокой эрудицией, и сверх того, вся его жизнь отличалась благочестием, смирением, милосердием и самоотречением, один фунт;

- для смерти леди, чей муж безутешен от потери, и пребывал в восхищении от круга, в котором она вращалась, один фунт десять шиллингов;

- для смерти джентльмена, который пробыл лишь шесть месяцев в браке, и который был примером супружеской и душевной добродетели, и чья вдова находится в состоянии тоски, граничащей с отрешением, два фунта;

- для смерти аристократа, который был образцом кротости, моделью смирения, покровителем бедствующих гениев, подлинным филантропом, примерным христианином, дарителем обширной милостыни, широко известным, непреклонным в своих взглядах, добрым, гостеприимным, ласковым к арендаторам, и чьё имя будут помнить и о ком будут сожалеть потомки, пять фунтов.

За каждое дополнительное хорошее качество, будь то душевные, моральные или религиозные, будет дополнительная оплата."

via (англ.)
Собственно оригинал заметки самостоятельно поискать можно в архиве.

Живите долго, друзья!

Ни о каком искусстве сейчас не может быть и речи, потому что всё превращается в предмет потребления.