когда гитарист украл ситар и суп грибной удался писать стихи не надо, всё петь можно что угодно
Именно эту эстонскую девушку, чтоб вы знали, снимали у нас тогда на этикетку плавленого сыра «Виола». В том числе и с грибами. С тех пор у неё такой голос.
Зато Эдита Алисовна Седжвик куда ловчее умела вертеть ластами.
С мешком кефира до Великой Стены; Идёшь за ним, но ты не видишь спины, Встретишь его — не заметишь лица; Забудь начало — лишишься конца.
Торжественны клятвы до лучших времен; Я пью за верность всем богам без имён. Я пью за вас, моя любовь, мои друзья; Завидую вашему знанию, что я — это я.
Мы вскормлены пеплом великих побед. Нас крестили звездой, нас растили в режиме нуля. Красные кони серпами подков топтали рассвет. Когда всходило солнце, Солнцу говорили: «Нельзя!» Нельзя...
И ночь лупила в стекло залпами снега, Ночь плевала в лицо чёрным дождём, Ночь хохотала, кружа и сбивая со следа. Мы хранили огонь, но не видели, с кем мы идём.
Но солнце всходило, чтобы спасти наши души. Солнце всходило, чтобы согреть нашу кровь. Сторожа продолжают спать, но сон их явно нарушен. Сторожам всё ещё невдомёк…
И демоны тусклых квартир Цедили из ран нашу боль, Сулили нам сытые кухни, лизали луной, Стращали охраной порядка, как Страшным Судом,
Но мы гнали их прочь, мы жгли нашу жизнь. Мы шли… Мы возвращались домой, Возвращались домой…
А те, кто боялся огня, до сих пор воспевают сырые углы. Они охраняют покой, что ж, им есть что терять. Они говорят о любви, возведя в добродетель закон. Но когда всходило солнце, закон позволял им стрелять.
Но солнце всходило, чтобы спасти наши души. Солнце всходило, чтобы согреть нашу кровь. Сторожа продолжают спать, но сон их явно нарушен. Сторожам всё ещё невдомёк…
