Что примечательно, Диоген Лаэртский, отмечая среди соратников Дугина арифметика Тифарета из Вербита и эпического поэта Проханова, по какой-то причине не признаёт самого Дугина продолжателем философской традиции Курёхина
Да что там большинство... Тот же Платон, автор весьма неоднородный и неоднозначный, даже можно сказать, хитрый. Как пишет нам сквозь века Диоген Лаэртский (не тот Диоген, и не тот Лаэртский)
К читателю
Решились мы продолжить старое наше сочинение «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», посвящённое преимущественно философии эллинов.
Чуть позже, как приобрету человеческий облик, и дальнейшие ссылки и жизнеописания начну постепенно у нас цитировать. А то негоже: целый Лаэртский, почти Плутарх — а нонешние люди будущаго об ём почтишта ничего не знают лет уж двадцать скоро... как он того ентого.
Indian › Засулича я вообще не знаю, поэтому не хотел, как говорится, позориться. А Крупская... Ну, вы же понимаете, по тем временам, все изданное ею могли и философией назвать, им то что? То есть, предположительно в составе советских «мыслителей» она вполне могла быть и даже где-то классифицироваться таковой. И еще Набоков смутил, конечно. Я думаю, он бы и сам рассердился, узнай он о подобном соседстве в таком, извините, сумбурном списке. Вообще, Мамардашвили и Дугин в одном ряду никак не могут встать, мне кажется. Только в списке почивших. Но это уже, как говорится, хозяин-барин. Не попрешь, свобода слова.
Elsh › Как писал про тов. Засулича некто Ѳ. Тютчевъ вымерший:
Умом Засулич не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать — Засулича не важно знать: В Засулич можно только верить.
Баба она была. Ну, как тогда их называли старомодно, простите если чо. К тому же террористка.
К общем, проще начать прикладываться к мощам текста чудеснаго, освященнаго уж, нет, пока не веками, годами многими.
Ещё раз: это не тот Лаэртский, коего вы знаете все издавна: Александр Лаэртский — Это я (Вымя, 1998) Это он, короче. Долго объяснять, просто примите.
Хотя, такое ощущение, что может быть как раз именно и тот. Судя уже по строю мысли витиеватому изощрённому ироническому.
Учениями Лимонова была пленена и некая Засулич, именем Вера.
Она полюбила речи Лимонова и образ его жизни, так что не обращала внимания ни на красоту, ни на знатность своих женихов, любя лишь его одного. Она даже грозила родителям, что наложит на себя руки, если не раздели с ним ложе. Лимонов тоже отговаривал её, ссылаясь на тяготы своего учения, но та стояла на своём. Тогда Лимонов восхитился силой её духа, не свойственной женщинам, и взял её к себе наложницей.
Когда тиранн Путин пленил Лимонова, Засулич лишилась ума от горя, и поклялась убить тиранна. Пробравшись в его опочивальню, она метнула в него яйцо, начинённое ядом, от чего тиранн и скончался, проклиная Мойр, судивших ему пасть от руки женщины.
Иные же говорят, что она по ошибке умертвила не Путина, а некоего Трепутина или Трепова, о котором нам ничего доподлинно не известно.
Ещё говорят, что Путин подверг Лимонова некоему позорному наказанию, не приличествующего свободорождённым: то ли повелел высечь, как раба, то ли отдал на потеху тюремщикам, по каковой причине Засулич и впала в неистовство. Всё это кажется нам недостоверным.
Суд, над ней состоявшийся, доселе известен. Был он подобен суду над Сократом, но в обратном смысле: народное собрание, зная вину Засулич, из ненависти к тиранну подарило ей свободу, а также питание за общественный счёт в Кремле.
Вследствие этого она пристрастилась к пирам и фуршетам, и от чрезмерно обильного питания стала тучной и лишилась женской привлекательности, так что Лимонов её покинул ради флейтистки Медведевой. Засулич же в гневе наложила на себя руки.
Об этом судебном процессе до сих пор идут споры среди философов.
Изречение её известно одно: «Свободу народу Чечни!» Иные же приписывают это изречение не ей, но Новодворской.
Дугин, сын Гелия, евразиец. Был женат на трибаде Дебрянской. Говорят, любил также Лимонова, когда тот был прекрасен, но тот не ответил ему взаимностью. От этого Дугин впал в меланхолию и сочинил следующие книги: «Тамплиеры пролетариата», «Конец Света», «Духовный Антихрист» и множество других.
Сам он утверждал, что ни у кого не учился и всю свою мудрость приобрёл сам от себя, но другие называют в числе его учителей Мамлеева, Хаусхофера и Бжезинского.
Он учил, что земля шаровидна, и состоит из суши и моря. Сушею он зовёт справедливость, некорыстолюбие, иерархию, умеренность, целомудрие, и всё прочее в том же духе. Морем же он называет противоположное тому. Он также учит, что море подмывает сушу, окружая ее как бы кольцом, и что надо бороться с пороками и быть воздержанным в еде и питье. Однако он не согласен с Лурье в вопросе о пользе телесного воздержания, а проповедует иное учение, не сходное с учением Лурье.
Известен он был также любовью к тиранну Путину, который, однако, его отверг, а почему — нам неизвестно.
Изречения его таковы. «Путин — наше всё», «Россия является евроазиатской державой». Некоторые же говорят, впрочем, что и эти слова принадлежат не ему, а тиранну Путину.
Учениками его были названный Лимонов, коммунист Селезнев, председательствовавший одно время в народном собрании, арифметик Тифарет из Вербита, эпический поэт Проханов, а также прекрасный юноша aqualung, которому скульптор Шемякин из Америки воздвиг бронзовую статую в общественном портике.
Artifex всё зафлудил своим Дугиным опять. Не продраться стало. Перенёс всё в отдельное обсуждение: Дугин осуждаем снова.
Дугин, сын Гелия, евразиец. Узрев однажды гекатомбы, приносимые киммерийцами, настолько воодушевился ими, что впал в азарт, за что впоследствии и был всеми осуждаем. От этого Дугин впал в меланхолию и покинул рощу Академа-героя, позже вырубленную Суллой.
Говорят, Мамардашвили родом был грузин. Несмотря на это, прочитал много книг, чем и прославился.
Был он дружен с кифаредом Окуджавой, тоже грузином, который посвятил ему песню о друзьях, доселе известную. Был он также дружен с виолончелистом Ростроповичем, евреем, и с иными людьми, перечислять коих было бы долго.
Телосложение он имел невзрачное, выговор шепелявый, но был приметен свитером и трубкой. Говорят, что выступая перед юношеством в гимнасиях, он намеренно напускал на себя таинственный вид и делал свою речь выспренной и малопонятной для того, чтобы прослыть мудрецом.
Учил он тому, что сознание шаровидно, и состоит из сознательного и бессознательного, которые суть сознающее и сознаваемое начала. Также он говорил, что смерть находится везде, и приходит из любого места. Из сказанного он заключал, что большинство русских плохи, и лишь немногие хороши, грузины же обратно тому.
Галковский, хуля его, уверяет, что он не написал ни одного сочинения. Другие, напротив, свидетельствуют, что книги его были многочисленны. Приписывают ему следующие книги: «Кантианские вариации», «Картезианские медитации», «Гегельянские экскламации», «Шеллингианские ламентации», а также трактат «О впуклостях и выпуклостях» и небольшое сочинение «О цикуте». Иные же приписывают всё это Пятигорскому из Иерусалима, а другие говорят, что Пятигорскому принадлежат не все сочинения Мамардашвили, но только одно.
Говорят также, что умер он в аэропорту от чрезмерного волнения перед встречей с тиранном Гамсахурдиа, от которого ждал милостей. Иные же утверждают, что он был убит соплеменниками, тоже искавшими милостей у тиранна. Есть и третье мнение — будто бы он, напротив, намеревался участвовать в заговоре против Гамсахурдиа, но был разоблачен и убит его сподвижниками.
У нас есть о нем такая эпиграмма:
Хоть и прослыл мудрецом ты великим, Мамардашвили, Хоть и умел рассуждать о Канте и Гегеле вслух, Всё же порода твоя мудрость твою победила: В Грузию ринулся ты, ласки тиранна взалкав.
И еще одна:
Намеревался лететь ты, философ, на встречу с тиранном, Мойры ж судили не так — прянул ты в мрачный Аид.
Лосев, сын Феодора, из Новочеркасска. Был женат сперва на некоей своей ученице, а затем на Тахо-Годи, женщине-философе.
Ростом он был высок и наружность имел приятную. В юности занимался феноменологией, но не преуспел в ней. Примыкал он также к имяславцам, в ту пору весьма многочисленным. Впоследствии же переменил о них мнение, а потом вернулся к прежнему. Когда же его спросили об этом, он сказал: «Но ведь и ветер кружится, кружится, и возвращается на круги своя. Что было — то и будет, что будет — то уже было».
Желая прослыть целомудренным, из гордости не прикасался к женщинам. Жёны же его были таковыми только по названию.
Изречения его были таковы. Вода кипит, а идея воды не кипит. Я сажусь не на материю стула и не на идею стула, а на сам стул. Человек — вечная проблема, которая вечно решается. Для того чтобы делать, не надо никакой философии. Символ есть функция действительности. Когда больше занимался наукой, я был моложе, а когда переставал заниматься ею, становился старше. Роза, не имеет ничего общего с навозом, из которого она выросла.
Ещё ему приписывают известное изречение «Школа мысли заключается не в умении оперировать внутренними элементами мысли, но в умении осмыслять и оформлять ту или иную внемыслительную реальность, то есть такую предметность, которая была бы вне самой мысли», а также не менее известное «Жизнь прожить — не поле перейти».
Ещё он полагал, что сущность романтизма наилучше можно понять только с исторической точки зрения.
Он написал множество книг, из которых известны следующие: «История античной эстетики», восемь книг, «Тезисы об античной философии», числом двенадцать, «Музыка как предмет логики», «Диалектика мифа», «Философия имени», и иные, перечислять которые было бы долго.
Он также составил жизнеописания Гомера, Платона, Аристотеля, Сократа, Плотина, Соловьева и многих других философов.
Рассказывает о нем дизайнер Юшманов в книге «Мои встречи с великими людьми», и сообщает, что Лосев в старости принимал учеников у себя дома, но не вел с ними никаких бесед, а лишь показывал из-под одеяла пятку, желая приучить их к немногословию. Беседовал же он только с одним из учеников, неким Джохадзе, грузином, и ему передал свои сочинения, называемые эзотерическими. Джохадзе, нарушив клятву, данную учителю, издал эти книги, и они стали доступны непосвященным. Вот их названия: «Сокровище мыслящих», «Учиться диалектике», «Формирование марксистско-ленинской кульуры мышления», «Об интеллигентности».
Гаспаров говорит, что иные, желая почтить Лосева, называли его русским мужиком, иные — донским казаком, третьи — ломовой лошадью, а четвертые — дыханием Абсолюта. Он же приводит такую эпиграмму о Лосеве, написанную неким поэтом из Минска:
За каждым образом у Вас идея, Вы нам открыли факел Прометея, Вы исполин, мудрец и человек, Вас жаждет видеть XXI век.
Знакомства с ним пожелал тиранн Сталин и написал ему так:
«Сталин Лосеву шлёт привет. Тобой написана книга „Диалектика мифа“, трудная для уразумения и толкования. Есть в ней места, разбирая которые слово за словом, видишь Генеральную Линию во всём совершающемся, заключенную в диалектическом движении. Но ещё больше таких мест, от суждения о которых приходится воздерживаться. Поэтому тиранн Сталин желает приобщиться твоим беседам. Поспешай же приехать в Кремль, дабы лицезреть меня в моём дворце. При мне тебя ждёт всяческое первенство и почёт, а также, если пожелаешь, иные наслаждения, приятные и полезные для души и тела.»
На это Лосев ответит так:
«Лосев Сталину шлёт привет. Ведомо мне из книги сочинителя Сорокина, что ты в своём дворце предаёшься крайним излишествам, и к тому же незаконным образом сожительствуешь с неким Хрущёвым, своим рабом. Я же всего подобного избегаю. Поэтому не явлюсь я к тебе, а буду довольствоваться немногим, что мне по душе.»
Таков был его ответ тиранну Сталину. Тот же, крайне разгневавшись, схватил философа и ослепил его. Впоследствии же он в этом раскаялся, и возвысил Лосева до звания профессора, а также слушал его советы по управлению государством.
Известно и такое письмо Лосева к Сталину:
«Лосев тиранну Сталину желает радоваться.Дошло до меня, что ты желаешь погубить поэта Пастернака, который якобы на пиру тебя хулил. Молю тебя не делать того, ибо Пастернак — достойный муж, тебе и государству друг. Напротив того, злонравного поэта Мандельштама следует изгнать за пределы государства, или отправить на принудительные работы, доколе не исправится его злонравие, ибо в стихах своих хулил он богов и людей, и над общественной пользой насмехался.»
Сталин, получив это письмо, так и поступил.
Учениками его были Аверинцев, Гаспаров, Гайденко, Шичалин, дизайнер Юшманов, а также Тахо-Годи.
Был и другой Лосев, родом еврей, живший в Америке, комический поэт.
Он происходил от поэта Гумилева, сочинившего множество трагедий. Был этот Гумилев, отец нашего, убит тиранном Лениным, против которого готовил заговор.
Мать его также была поэтом, подражая в этом Сапфо. Среди ее сочинений называют «Поэму без героя», а также приписывают ей множество примечательных изречений. Другим ее сыном был Бродский, также поэт, получивший Нобелевскую премию за свою мудрость, третьим же называют Наймана.
Рассказывают также, что мать Гумилёва, породивши означенное потомство, любила только младших детей, старшего же совсем забросила. По этой причине Гумилёв возненавидел мать, отца же своего любил и почитал. Некоторые его за это одобряют, иные же порицают.
В своем учении подражал он древним, и прежде всего Гераклиту Эфесскому, сказавшему:
...Всякая тварь бичом пасется.
Подобно ему, он также говорил о неком гении или божестве, ударяющем по Земле бичом; и в месте, где он ударил, рождается множество героев, народы преуспевают в науках и ремеслах и одерживают воинские победы над своми соседами. В тех же местах, от которых это божество отвращается, люди впадают в изнеженность и самодовольство, и от того целые страны приходят в запустение. Первое состояние он называл пассионарностью, второе же — ее отсутствием, и первое хвалил, а второе порицал. Иные говорят, что делал это он оттого, что сам, невзирая на свое имя, был некроток сердцем, а в речах прославился своей воинственностью. Некоторые ещё рассказывают, что он нанёс удар по щеке некоему Яковлеву, будто бы написавшему что-то дурное о его матери, иные же приписывают это не ему, но Сахарову.
Называл он себя материалистом и диалектиком, но всё это он делал, чтобы угодить тиранну Сталину, сменившему Ленина, сам же среди учеников он диалектику только вышучивал.
Говорил он и о том, что народы имеют срок жизни, определённый им в тысячу двести лет. Некоторые полагают, что этому учению он научился сам от себя, но нам кажется более достоверным, что он принял его в подражание Платону и Пифагору, учивших о том, что всему положен свой срок, и о числе.
Также учил он о вреде, доставляемом евреями, обличая их в злокозненной порочности. Евреи же на то указывали, что самое их долгое существование как бы опровергает воззрения Гумилёва. Гумилёв на это обычно отвечал, что мёртвое живёт дольше живого, приводя в пример ламий, эмпуз и тому подобное. Но евреи над всем этим потешались, и Гумилёв, не вынеся насмешек, умер от огорчения.
Учениками его были Дугин, Лимонов, а также Шмулевич из Хеврона. А геометр Фоменко, хоть и не считал себя его учеником, однако заимствовал у Гумилева некоторые положения, в частности, его учение о татарах.
А вот наша эпиграмма на него:
Мудр ты был, Гумилёв, исчисливший сроки народам. Всё же тебя опроверг малый евреев народ.
Розанов был женат на некой Аполлинарии, бывшей прежде наложницей Достоевского. Он был весьма плодовит и оставил множество книг. Сукач приводит их список: «О происхождении организмов», «О действии на расстоянии», «Об излечениях и о чудесном», «О еврействе», «О лампадном масле», «О памятнике Каткову», «О понимании», «О правильном расселении русского племени», «О древнеегипетских обелисках», «О браке» несколько книг, «О разных приспособлениях», «О внеклассном образовании», «Об экзаменах в женских гимнасиях», «О Суворове», «О бесплатных народных читальнях», «Об упадке серьезной критики», «Об испытаниях зрелости в гимнасиях», «О чудесном в мире», «О переводах древних писателей», «О наказании смертью», «О литературных занятиях чиновников», «О древнерусском разводе», «О поместимости», «О множестве самобытных идей», «О сострадании к животным», «О препятствиях к браку», «О пенсиях духовенству», «Об опасностях на воде», «О неурочных занятиях учащихся», «Об отрицании эллинизма», «О ненужных и вредных обременениях», «О благодушии Некрасова», «О медиках и медицине», «О преждевременной торопливости», «О высших интересах знания и речи», «О Грингмуте» две книги, «О либерализме», «О милости к животным», «О звуках», «О вознаграждении разных родов службы», «О двух путях», «О нарядности», «О безбрачии учительниц». Написал он также книгу о кинедах, порицающую их распутство, еще одну — о тайных обрядах евреев, связанных с испитием крови человека и животных, и две книги о разнообразных предметах, называемые «Опавшие листья».
Соловьев порицал его, называя иудушкой русской мысли. Галковский же, напротив, его хвалил, так же, как и Ерофеев, написавший о нем книгу «Москва-Петушки».
Флоренский написал ему письмо, не поставив под ним, однако, свое имя. Письмо это таково:
Слышал я, что ты в своей книге всячески поносишь кинедов, упрекая их в распутстве, изнеженности, а особенно в пренебрежении женщинами. На это скажу я тебе, что и ты сам, если бы какая-нибудь женщина схватила тебя на улице и стала бы, то предлагая денег, то колотя по голове зонтиком, требовать, чтобы ты возлег с нею, предпочел бы попасть в темницу по наговору навязчивой особы, чем в ее опочивальню.
Как говорят, Розанов согласился с ним и более не хулил кинедов.
Умирая, он завещал все свои сочинения упомянутому философу Флоренскому, но последний приказал вынести все свитки из дома во двор, говоря, что не может переносить их запаха. Об этом сообщает Гаспаров в «Записях».
Была и другая Розанова, женщина. Она была женой тиранноборца Синявского. Также говорят, что она жила с неким Терцием, перипатетиком, написавшим воспоминания о прогулках с Пушкиным, и произвела от него потомство.
Ленин, увлечённый его сочинениями, женился на ней, чтобы узнать тайные учения, распространяемые Чернышевским устно. Вызнав всё, он покинул её, сойдясь с Инессой Арманд, последовательницей киников.
Ещё говорят, что она послужила причиной раздора между тиранном Лениным и Сталиным. Враждовала она и с неким Макаренко, педотрибом.
Умерла же она от яда, который налили ей в ухо во время сна по приказу Сталина.
Курбский был царского рода и именовал себя князем. Был он высокоумен и надменен превыше всякого другого.
Говорят, он был наперсником тиранна Грозного, после же, возненавидев его, бежал в Литву. Грозный же, сожалея о потере друга, писал ему письма, в которых его бранил, и звал к себе, прельщая солёными огурцами, которые в Литве не растут. Курбский, не снеся насмешки, умер.
Вот наши стихи о нём
Бежал ты, славный князь, от гнева царского, В земли литовские. Ужели огурцами там солёными Кто тебя потчевал? Воистину же, князь, ты променял Худое на худшее.
Ещё о Курбском известно, что он любил мучить людей в водяных ямах с пиявками. Некоторые называют его первым русским интеллигентом, иные же это отрицают, и почитают таковым Сахарова, мы же не имеем своего мнения об этом вопросе.
В молодости он был ритором и выступал в судах, но неудачно. Оставив это занятие, он предался философии и стал слушать Плеханова. Рассказывают, что старший брат его, также Ленин, сделался тиранноборцем и был за это казнен, отчего наш Ленин и решил стать философом, впоследствии же сам сделался тиранном.
Он написал много сочинений, среди которых известнее прочих «Философские тетради» и «Материализм и эмпириокритицизм». Учение его было таково: у всего есть три составные части и три источника, в философии же действуют две линии, первая — Демокрита и вторая — Платона. В этом он был согласен с Дугиным и Лефевром, отличался же от них тем, что называл эти две линии иначе, чем те.
Изречения его таковы. Материя — это реальность, данная нам в ощущениях. Из всех искусств важнейшим для нас является кино. Низы не хотят — верхи не могут. Вчера было рано, а завтра будет поздно. (Последнее, впрочем, приписывают ещё и Гераклиту).
Прославился он тем, что основал Институт Философии на Волхонке, неподалеку от храма Христа Спасителя, сам же этот храм приказал снести и поставить на его месте собственную статую. Так Ленин показал свое честолюбие.
Рассказывают, однако, что статуя, однако, так и не была воздвигнута, и Ленин, чрезмерно огорчаясь, умер от разлития желчи.
Сталин, как и Мамардашвили, был грузин. Был он тиранном в Советском Союзе, чем и прославился. Также он воевал с тиранном Гитлером, победил его и убил.
Воевал он и с японцами, финнами, крымскими татарами и иными народами, всех их победил, и воздвиг трофеи, доселе стоящие. Был он музыкантом и сочинил песни «Сулико» и «Союз Нерушимый». Прославлен он был также как человеконенавистник, подобный Тимону Афинянину.
Некоторые, понося его, сообщают, что прежде чем стать тиранном, он зарабатывал на жизнь грабежами, а в юности обучался в семинарии. Впоследствии, впрочем, он отстал от этих дел и примкнул к Ленину.
Рассказывают, что он по ночам часто приглашал к себе философов для беседы. Так, однажды были приглашены к нему Асмус, Попов и некто третий, имени которого мы не знаем. Сталин повелел им, чтобы назавтра во всех общественных школах преподавали логику (физика и этика преподавались везде и до этого). Отсюда видна его забота о процветании философии.
Впрочем, не всех философов он приближал к себе подобным образом. Некоторых он убил, а других — отправил в изгнание.
Изречения его были таковы. «Нет человека — нет проблемы», «Кадры решают всё», «Если враг не сдаётся — его уничтожают», «К борьбе за дело Коммунистической Партии будь готов». Сочинил он и такой элегический дистих, посвященный тиранну Гитлеру:
Сколько раз ты увидишь его — Столько раз ты его и убей.
Другие, впрочем, приписывают его Эренбургу, а третьи — Симониду.
Умер он, отравленный своими врачами. Его тело не сразу было предано земле, но сперва набальзамировано по египетскому обычаю.
Сочинения его были немногочисленны, так как писал он их в перерывах между государственными делами. Среди них называют «Краткий курс истории ВКП(б)» и «О языкознании» две книги. Также приписывают ему «Письмо к съезду», где он хулит человеческую мудрость и мудрым называет только себя.
И Сталин великий нам путь озарил, На правое дело он поднял народы…
Галковский приводит многочисленные стихи о нем, сочиненные различными советскими поэтами. Вот одно из них:
Верховный Вождь Народов вывел войска в сраженье. Вывел — и сам бесстрашно в битву вступил Великий. Сверкающий меч тяжёлый над чёрным мечом поднялся: Над Сталиным встало солнце, над Гитлером встала туча.
А поэт Алешковский сочинил о нем такие ямбы:
Товарищ Сталин, вы большой ученый, В языкознанье знаете вы толк, А я простой советский заключенный, И мне товарищ серый брянский волк.
Есть и у нас эпиграмма о нём:
Сталин премудрый возвиг победам великим трофеи, Гитлера он победил, равно и крымских татар. Всё ж он бесславно издох, отравленный злыми врачами: Всех без разбору земля в лоно приемлет своё.
Хрущев, сын Сталина. Сочинитель Сорокин утверждает, что он был ему не только сыном, но и наложником, находившимся со своим отцом в незаконном сожительстве. Философ Лосев, поверив этому и опасаясь за своё целомудрие, отказался разделить общество Сталина, за что был схвачен им и ослеплён. Об этом мы рассказали в другом месте.
Некоторые же говорят, что Хрущёв происходил из подлого люда. Желая понравиться Сталину, плясал для него на столе, чем и завоевал его любовь. Сам же Хрущёв всё подобное отрицал, а род свой возводил к тиранну Ленину.
Прозвище своё Хрущёв получил по имени некоего жука-вредителя, разорявшего огороды, а кто дал ему такое прозвище, нам неизвестно. Хрущёв же, прознав про то, завёз из Америки, что за Геркулесовыми столпами, иного вредного жука, именем «колорадского», чтобы тот вытеснил хруща, но не преуспел, и от огорчения отрёкся от власти. Другие же говорят, что он был низложен своим колесничим Брежневым.
Как говорят, философии он учился у Сталина, а также у Асмуса и иных, перечислять которых было бы долго. Никакого определённого учения он не придерживался, предпочитая именовать себя «верным ленинцем». Известно, однако, что в своих мнениях он следовал по большей части Эмпедоклу, учившему, что всё может стать всем и что всё зависит от смешения. По этой причине он высеивал кукурузу за Полярным Кругом.
Сочинений он оставил великое количество, но ни одно из них не сохранилось, по причине их чрезмерной величины и многоречивости. Об этом есть такой рассказ, будто философа Асмуса однажды спросили: «Можно ли слона завернуть в газету?» Тот на это остроумно ответил: «Да, если в ней есть речь Хрущёва».
Внешних войн он не вёл, считая их утомительными. Однако, сражался он с племенем абстракцистов, победил их, а поселения сравнял с землёй бульдозерами. В апологии, прочитанной им в народном собрании, он упрекает абстракцистов в женоподобности и порочной изнеженности. Так пишет об этом Ольшанский, а другие все эти деяния приписывают не Хрущеву, но Брежневу.
Изречение его известно одно: «Абстракцисты — пидарасы». Гандлевский его приводит в таком стихе:
Пидарасы! — сказал Хрущёв. Был я смолоду не готов Осознать правоту Хрущёва. Но, дожив до седых годов, Убедился, честное слово.
Любил Хрущёв состязания железных колесниц, именуемых «тракторами» и часто на них ездил, приводя в недоумение прохожих.
В политике он был чрезвычайно искусен и двуличен более всех людей. В первое время он был никем не любим, а сограждане смотрели на него с презрением и называли пустозвоном. Тогда он созвал народное собрание и обвинил тиранна Сталина в тирании. Сограждане стали им восхищаться и вверили ему государственные дела. Он же обещал править в согласии с аристократией и народом, но этого не исполнил, а вместо этого сам стал тиранном.
Подверг он проскрипциям «банду четырех», из которых более всех известен некий Жемчужников, за поклонение Сталину. Также схватил он некоего Берию и оскопил его, ссылаясь на некий судебный приговор. Об этом сохранился такой стих:
Как Лаврентий Берия Был лишен доверия, Порешили на суде Оторвать ему муде.
Девиз правления его был: «Оттепель», что означало «вот, теперь». В этом показывалась вспыльчивость нрава тиранна.
Последние годы провел в своем поместье, изучая новые способы выращивания капусты. Говорят, капустный пирог, им приготовленный, оставлял на устах ощущение необычайной сладостности.
Родился он в семнадцатом году, а какого тысячелетия — нам о том не известно. До своего обращения к философии был он военачальником у тиранна Сталина. Воевал он со зловредными иудеями, именуемыми также хазарами, всех их победил и разрушил Иерусалимский зиндан. За это историк Светоний поименовал Титуса любовью и отрадой рода человеческого, наделенного особенным даром, искусством или счастьем снискать всеобщее расположение. Однако впоследствии он совершенно забросил воинские занятия и всецело предался философии.
О том существует легенда, доселе известная. В ней повествуется, что Титуса якобы укусила змея, выползшая из черепа его любимого коня, к тому времени опочившего. От того укуса Титус три дня пролежал как мёртвый, так что воины справили по нём тризну и даже хотели сжечь его тело на костре, как то принято у латышского племени. Однако на костре Титус очнулся и посреди всеобщего изумления встал и сказал, что по воле богов возвратился к жизни и отныне посвящает её не человекоубийству, а любви к мудрости. О том повествует поэт Пушкин в своей оде, где называет Титуса Олегом за его доблесть.
Порфирий же в своём трактате «О пещере нимф» пишет, что история Титуса есть переиначенный орфеев миф, ибо змея у орфиков считается символом мудрости, а её укус — первичным побуждением к философии или удивлением, на что указывает также Аристотель в сочинении «О частях животных».
Предавшись любви к мудрости, Титус возненавидел все человеческие дела и основал школу мизантропов, сиречь человеконенавистников. В избегании людей он достиг крайних степеней и даже никому не показывался, кроме Третьякова, которого считал непохожим на прочих — то ли потому, что имел сходные с ним взгляды, то ли по причине любви к единоплеменнику. Говорят, что он был также его наложником, но точно это неизвестно.
Во всём следуя за Третьяковым, он жил у него в доме и даже был его управляющим, а также садовником и библиотекарем.
Учение Титуса состояло в человеконенавистничестве и любви к тиранну Ельцину. Его он почитал вреднейшим для людей и оттого особенно ценил. Впоследствии, когда Третьяков сошёлся с тиранном Путиным, Титус полюбил и его по той же причине.
Были у него и последователи, именуемые «советологами». Из них известен Бжезинский, о котором мы расскажем в другом месте.
Лимонов, из Харькова, родом украинец, в юности был портным. Движимый тщеславием, отправился он на войну во Фракию, где был пленён, и, подобно Платону, продан в рабство. Хозяин приблизил его к себе и сделал хаускипером. Выкупил его из рабства Евтушенко, поэт, восхищённый тем, как Лимонов пел за работой. После того Лимонов переехал в Нью-Йорк, где предался нецеломудренной жизни. Сожительствовал он с женщинами, из которых называют Розанову, доселе известную, а также Медведеву, флейтистку. Был его наложником и философ Фуко, а также некий эфиоп, о чем Лимонов сообщает в своей книге.
Будучи ими покинутым, он от досады вернулся на родину, поселился в Хамовниках и сделался слушателем Дугина. Многому научился он также у Ленина и некоего Мисимы, японца, выдав всё за своё.
Собрав вокруг себя множество юношей, он побуждал их к телесным упражнениям с оружием. Часто они предавались и метанию плодов в государственных мужей, полагая, что те сделаются от этого более добродетельными. Об этом он пишет в сочинении «Лимонка».
Упрекал он тиранна Путина в порочной изнеженности и незаконном сожительстве с Бушем, американским тиранном. Путин, сильно разгневавшись, вверг его в темницу, после же отпустил, не причинив вреда.
Написал он множество книг о философии, о ведении хозяйства и о государственном устройстве. Приписывают ему и сочинение об умерщвлении старцев ядом.
Учение его отчасти сходно с дугинским, отчасти же заимствовано у киников. Питая, подобно последним, неприязнь к Платону, он в своих сочинениях вводит для полиса законы, во всём противоположные платоновским. Учит он о вреде школьного знания и о том, что молодежи подобает больше времени проводить в гимнасии.
Он превозносит войну и совокупление, считая их занятиями, достойными разумного мужа. Над старостью же насмехается, полагая стариков племенем пустым и бессильным. В мнениях о России он сходен со славянофилами, различается же от них тем, что полагает, что Россия не одна, но их много, и что следует стремиться к умножению их числа.
Благом он считал резкое движение, воспринимаемое ощущением.
Изречения его таковы. «Да, Смерть.» «Сижу, курю, хули делать.» «Женщина подсознательно всегда ищет, кому бы подчиниться.» «Слава России.»
Вот наши стихи о нём:
Многое ты претерпел от судьбы, премудрый Лимонов. Всё же прегоршее зло — объятия негра терпеть.
Отец его заседал в народном собрании и был убит заговорщиками. После этого и сам Набоков принужден был удалиться в изгнание, где и окончил свои дни.
Галковский в своём сочинении «О роскоши древних» хулит Набокова и говорит о нём следующее: в юности он сочинял элегические дистихи, посвящённые различным предметам, и даже издал их, но потом раскаялся и скупил все экземпляры своего сочинения. От этого он впал в чрезвычайную бедность, что и послужило истинной причиной его изгнания. Иные же авторы всё это отрицают, и пишут, что незадолго до изгнания он получил значительное наследство.
Изречения его таковы. Портрет тиранна должен быть не больше почтовой марки. Свет, к которому стремилась русская интеллигенция, горел в окошке у надзирателя. Россия — наше отечество, смерть неизбежна.
Ещё ему принадлежит изречение: «Здесь нет фигового листочка, и идеалист прямо протягивает руку агностику». Другие же приписывают это не ему, но Ленину.
Сохранились и некоторые его стихи. Вот что пишет он о природе вещей:
...ума большого Не надобно, чтобы заметить связь Между ученьем материализма О прирождённой склонности к добру, О равенстве способностей людских, Способностей, которые обычно Зовутся умственными, о влияньи На человека обстоятельств внешних, О всемогущем опыте, о власти Привычки, воспитанья, о высоком Значении промышленности всей, О праве нравственном на наслажденье - И коммунизмом.
Есть и другие его сочинения, в том же духе.
Он также писал трагедии и менипповы сатиры, занятиями же философией пренебрегал, считая ее делом пустым и недостойным. Однако и о нем мы сочли нужным написать, и вот по какой причине: среди его сочинений есть трагедия «Дар», в которую искусно вплетено жизнеописание философа Чернышевского. Из него явствует, что Чернышевский был мудр, отличался чрезвычайной скромностью, и, подобно древним, считал, что у друзей все общее. По этой причине он охотно делился с друзьями своей женой, чему та нисколько не противилась, по единомыслию с супругом. Тот же Набоков сообщает, что жена Чернышевского была дочерью Сократа, но это кажется нам недостоверным.
Писал Набоков и о других философах, в том числе о древних. В той же трагедии он сообщает о разговоре продажных женщин, в котором упоминаются изречения Фалеса Анаксимена и Пифагора. Впоследствии эти изречения переписал в свою книгу некий Дильс-Кранц, немец, выдав их за свои.
Толстой известен тем, что написал много книг, но не сам их сочинил, а заимствовал учения мудрецов древности, выдавая их за свои. Заимствовал он у Сократа, Лао-Цзы, Эпиктета, Конфуция, Монтеня, Марка Аврелия, Ренана и многих других. Книгу же «О войне и мире» он, как говорят, полностью списал у Сунь-Цзы, китайца.
Есть у него и книга «Воскресение». Там рассказывается о том, как некая девушка из простых, попав впервые на представление трагедии, не могла взять в толк, отчего все актеры говорят громкими голосами и передвигаются на котурнах.
Подражал он пифагорейцам, перипатетикам и стоикам. Первым — воздерживаясь от вкушения мяса и всего, в чем есть душа; вторым — прогуливаясь, а третьим — своим учением, хоть и не во всем. Учил же он, что в мироздании действуют две силы. Из них первую он именовал «Войной», а вторую «Миром». Первой, по его мнению, следует всячески избегать, а ко второй стремиться, ради чего не следует никак препятствовать людям, совершающим злодеяния, а, напротив того, их любить.
Рассылал он и письма, подобно Чаадаеву, обращённые к разным могущественным тираннам, а также к народным собраниям и даже к целым народам.
Вот его письмо, обращенное к шведскому народному собранию:
Шведскому народу и всем народам Ойкумены Толстой радоваться желает. Следует вам обнародовать такое воззвание к людям всех и в особенности христианских народов, в котором мы ясно и определенно высказали бы то, что все знают, но никто или почти никто не говорит, а именно то, что война не есть, как это признается теперь большинством людей, какое-то особенно доброе, похвальное дело, а есть, как всякое убийство, гадкое и преступное дело, как для тех людей, которые свободно избирают военную деятельность, так и для тех, которые из страха наказания или из корыстных видов избирают ее.
Изречения его были таковы: «Все счастливые семьи подобны друг другу, несчастливые же различны», «Не могу молчать», «Не убий».
Хармс писал о любви Толстого к детям, Ленин уподобил его зеркалу русской революции, а Леонтьев — некому чудовищному животному, вроде рогатого слона или химеры. Соловьев же вывел его в диалоге «Три разговора» под именем князя.
Женат он был на женщине по имени София, отличавшейся, подобно Ксантиппе, вздорным и жестоким нравом. На старости лет он попытался бежать от нее, но в пути простудился и так нашел свою смерть.
Слушателем его был живописец Репин. Подражая ему, он также перестал вкушать мясо, женился на злонравной женщине и установил в своем доме особый вертящийся стол, который и ныне показывают. Были и другие последователи Толстого, называвшиеся по его имени толстовцами.
О нем есть такая эпиграмма:
Великий русский писатель граф Лев Николаич Толстой Не ел он ни рыбы, ни мяса, бродил по аллеям босой.
Мы же сочинили о нем следующее:
Хоть и учил Толстой непротивлению, Не смог он вынести супруги вздорный нрав, Бежав позорно, тяжко занемог в пути, Так и погиб, потомкам в назидание.
Толстых было четверо. Первый — наш философ, второй — историк, изложивший в прекрасных стихах историю государства Российского от Гостомысла до Тимашева. Он же сочинил песню «Таирова поймали», доселе известную, а также диалог «О прекрасном», где действуют мудрецы Клефистон и Стиф. Третий Толстой, поэт, был дружен со Сталиным. Он писал трагедии, прославился также и своим обжорством. Четвертая же Толстая — женщина, сочинительница историй на манер Элиана. Она же породила доныне известного дизайнера Лебедева, написавшего «Правила для руководства ума».
Был он трудолюбив, но недаровит, и вдобавок крайне медлителен. В юности водил дружбу со Щедровицким и Мамардашвили, потом же оставил их, опасаясь обвинений в порочной изнеженности. Добровольно удалился в изгнание и там сочинил много книг, преимущественно по логике: «Зияющие высоты», «Жёлтый дом», «Катастройка», «Горбачевизм», «Комплексная логика», «Логика науки». Во всех них он хулит тиранна Горбачева и предсказывает ему скорый конец, а также поносит философов.
Щедровицкий приводит такое его изречение: «Раньше буржуазные философы объясняли мир, а теперь советские философы и того не делают» и рассказывает далее, что, произнеся эти слова в народном собрании, Зиновьев был удостоен рукоплесканий.
В книге «Зияющие высоты» он и Щедровицкого, и многих других философов описал в самом жалком и отталкивающем виде, но, не желая терять дружбы с ними, вывел их под другими именами.
Еще рассказывают, что Зиновьев со Щедровицким, в пору их дружбы, часто встречвлись на станции метро «Площадь революции» и подолгу прогуливались там, ведя философские и политические беседы. В память об этом там впоследствии был воздвигнут великолепный портик, украшенный изваяниями богов и героев, его можно видеть и по сей день. Некоторые утверждают, что все эти изваяния принадлежат резцу Шемякина, а другие — что их создал Церетели по приказанию Лужкова, но ни то, ни другое не кажется нам достоверным.
Аверинцев, названный так в честь перипатетика Аверроэса, был слушателем Лосева и Тахо-Годи. Рассказывают, что он не только обучался у них философии, но и был их сыном, но это предание не кажется нам достоверным. Позже он оставил Лосева и, желая прослыть интеллигентом, примкнул к Сахарову. Однако, когда последний потребовал от него оставить свою семью и жениться на какой-нибудь злонравной женщине, тот не согласился и уехал в Баден-Баден, где принял католическую веру.
Некоторые говорят, что он учился также и у Лотмана, но более достоверно то, что они приятельствовали, ничему друг от друга не учась.
Он прославился тем, что перевел платоновского «Тимея». Переводил он и другие сочинения древних, а иногда в подражание им и сам писал на древних наречиях. Про него рассказывают, что он, несмотря на слабый голос, часто пел в храмах гимны богам собственного сочинения, надевая для этого парчовую далматику.
Гаспаров рассказывает, что однажды им вместе довелось слушать одного ритора, неискусного и наводившего на них обоих тоску. Аверинцев спросил Гаспарова, в самом ли деле этот ритор существует, или только мнится им. Гаспаров отвечал: «Он-то и существует в действительности, а сами мы суть лишь представление». Тогда Аверинцев попросил у него разрешения показать ритору язык, что и исполнил, при том искусно свернув оный в трубочку подобно языку химеры. Иные приписывают это деяние не ему, но Бердяеву.
Написал он множество книг, из которых дошли до нас две: «Плутарх и античная биография», и «Поэтика ранневизантийской культуры». Тиранн Брежнев из зависти скупал все книги Аверинцева и предавал их огню. Поэтому «Поэтика» была столь великой редкостью, что за неё давали мину серебра. Этим Аверинцев чрезвычайно тщеславился. Когда же тиранн скончался, книгу издали во множестве, и цена её упала до двух оболов.
Однажды у Аверинцева заболело сердце, и ему пересадили свиное. По этому поводу он написал такие стихи:
Но, буде свинствовать начну, меня сурово обличите...
Учениками его были Явлинский, Гайдар, и еврей Липкин, комический поэт. Критик Бондаренко, сподвижник Проханова, хвалит его за целомудрие и воздержанность в пище, называя средиземноморским почвенником, а Галковский порицает.
Об Аверинцеве есть также сочинение некоего Шермана, комического поэта.
А, ну да, дайте ему селёдки («изменение вкуса произошло вчера!») — я ж вроде ссылку забыл.
Чуть позже, как приобрету человеческий облик, и дальнейшие ссылки и жизнеописания начну постепенно у нас цитировать. А то негоже: целый Лаэртский, почти Плутарх — а нонешние люди будущаго об ём почтишта ничего не знают лет уж двадцать скоро... как он того ентого.
Умом Засулич не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
Засулича не важно знать:
В Засулич можно только верить.
Баба она была. Ну, как тогда их называли старомодно, простите если чо. К тому же террористка.
Ещё раз: это не тот Лаэртский, коего вы знаете все издавна:
Александр Лаэртский — Это я (Вымя, 1998)
Это он, короче. Долго объяснять, просто примите.
Хотя, такое ощущение, что может быть как раз именно и тот. Судя уже по строю мысли витиеватому изощрённому ироническому.
Дугин, сын Гелия, евразиец. Узрев однажды гекатомбы, приносимые киммерийцами, настолько воодушевился ими, что впал в азарт, за что впоследствии и был всеми осуждаем. От этого Дугин впал в меланхолию и покинул рощу Академа-героя, позже вырубленную Суллой.