Михаил Булгаков — Собачье сердце (январь–март 1925)

Indian › У Белого в «Москве» это выражено тоньше, мягче, ироничнее:

«Рабочему человеку некогда заниматься приличием».

Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире.

Вот уж не знаю, то ли М. А. придумал это, что было в его способностях и культурном влиянии — впрочем нет, учитывая, что повесть не издавалось... — но во всяком случае этот эпитет и у нас всегда, в позднем СССР, был в ходу, и по сей день. Надо глянуть в словари фразеологизмов, впрочем, они всегда были весьма скудны, куда беднее нашей настоящей живой традиции.

...а сейчас стемнело, часа четыре приблизительно пополудни, судя по тому, как луком пахнет из пожарной Пречистенской команды. Пожарные ужинают кашей, как вам известно. Но это — последнее дело, вроде грибов.

Летом можно смотаться в Сокольники, там есть особенная, очень хорошая травка...

И скажите мне после этого, что Булгаков был не москвич. Да у нас теперь разве только каждый стотысячный знает, кого ни останови на улицах: где это вообще такое — Соу-Кольники, да? Йа плёхо понимайт. Тем более, какая там травка.

В нашем прежнем мире люди воистину были едины. Как мы его ещё помним, немногие оставшиеся тут, последние из могикан. С 90-х наш тот мир настолько стремительно стал рушиться — что проще теперь говорить, что сразу был разрушен. Хотя, фактически, вовсе не сразу, а где-то с 2005-го всё только стали уничтожать.

Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести. Ведь он её не каким-нибудь обыкновенным способом, а подвергает французской любви. Сволочи эти французы, между нами говоря. Хоть и лопают богато, и всё с красным вином.

...а кинематограф у женщин единственное утешение в жизни.

Я теперь председатель, и сколько ни накраду — все на женское тело, на раковые шейки, на Абрау-Дюрсо. Потому что наголодался я в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует.

Психология современной власти. Бога нет и не будет. А значит, пока они живы — они будут жрать как не в себя, с тем чтоб голодали теперь все вокруг них. Впрочем, эти-то как раз и в СССР не голодали весьма, когда мы стакан газировки без сиропа за 1 коп. уже считали за развлечение. И лишний кусок хлеба в столовке бесплатно, по-коммунистически (единственный призрак коммунизма что был во времена Компартии), или, где как, за ту же копейку.

А он есть. Потому что если его нет — вообще ничто не имеет смысла.

Помните ту фразу у Тертуллиана?

Был так поражён, когда говорил с двумя дамами пару лет назад, крайне религиозными, такими, в самом сайентологическом смысле, и они, при всей их показной нарочитой набожности, сказали, ну, что это моя версия, а они так не считают. Они, стало быть, полагают, что вера — в том виде как они это чувствуют, понимают: это для пущего хаоса, в прямом смысле, ради дополнительного абсурда тут. Будто его нам и без того мало. Нет, я спросил тогда про их смыслы, может они были ещё тоньше? Они не нашлись что ответить: первое, буквальное прочтение, дословное. Партия наш рулевой. Потому что партия наш рулевой. Не пытайся понять, просто запомни.

На флоте есть вещи, которые невозможно понять головой. Их можно только запомнить.

Даже хуже, скорей всего Тертуллиана и эту дикую фразу они восприняли как нечто непонятное и непроверенное, и вообще откуда ты выкопал, парень, своего Тертуллиана, уже фамилиё его отчаянно подозрительное, языческое, римское, минимум католическое. А всем известно какая сволочь эти итальянцы.

Только ночь
В небе надо мной
Домой

Indian › Ну, положим, ежели условный человеческий образ придаёт условному человеку одна лишь идея божества (соответственно, как я понимаю, система посмертных воздаяний) — не надобно такого человека. Это ошибка. Это приведёт к весьма печальным вещам: уже, собственно, приводит; вот мы видим их, этих кадавров, неудовлетворённых желудочно и так далее. Что там сделал выбегаллин кадавр? Правильно: собрал в кучу все материальные ценности, до коих смог дотянуться и попытался создать пространственно-временной кластер. Помните, что по этому поводу сказал Модест Камноедов?

«С этим мы боремся, это мы прекращаем».

Tomorrow › Не воздаяний, отнюдь. И не Суда Божьего свирепого, как те иудеи жестокосердные проповедовали ветхозаветно.

Но — смысла всего этого. Смысла любить, ощущать красоту, погибать за это. И он есть даже вне каких-либо обещаний малейших, что кому-то что-то там гарантировано будет.

Я специально не стал добавлять ту мысль, дополнительную, но вы показали, что без неё вовсе ничего непонятно. Хуже того: понято настолько превратно, что не стоило даже говорить об этом:

«...не имеет смысла. Пусть даже смысл этот только и проявляется пока лишь в этих немногих особых мгновеньях, что мы тут изредка переживаем».

Давайте не будем. Если вы их не переживаете, если даже это непонятно, не понято — значит нет возможности никак передать это.

Indian › «если даже это непонятно»
Отчего же? Понятно, разумеется. Мы с вами это воспринимаем по-разному, только и всего.

Tomorrow › Вы, для начала, так и не сказали, как вы это воспринимаете.

Есть ли для вас явление бога в человеке (что, как говорят, как раз вроде тот Тертуллиан и начал первый отмечать)?

И есть ли для вас смысл в нашей жизни; и необходимость бога, как я это, действительно, вполне независимо, декларирую — в таких пониманиях как раз негоже, преступно опираться на некие авторитеты (если это не ты сказал, а кто-то — ну, значит это не ты сказал, а кто-то, и ты, получается, такое даже не помыслил сам, а только бездумно повторяешь, как, впрочем, подавляющее большинство популяции мартышек, населивших эту планету, но ведь ты подумал это сам, и лишь потом узнал, что нечто схожее владело и умами других, давно умерших здесь; не бывает чужих мыслей, чужих озарений — если они случились с нами, они случились с нами; если же нет — мы их даже не увидим, пусть нам их будут преподавать годами в университетах; мы не сможем мыслить ими, как категориями). Потому что если его нет — всё рушится. Всё абсурдно. Всё — издёвка над нашими душами. Смысла нет. Логоса — нет.

Бог в человеке жив лишь покуда он не распят.

Indian › Уже писал где-то выше, что я агностик: доказательства, предоставленные обеими сторонами меня (лично и оценочно) не удовлетворяют. Собственно, я и не требую каких-то дополнительных усилий от этих сторон.
Термином «авторитет» стараюсь не пользоваться: покамест некто говорит/пишет/делает нечто, мне интересное/нужное/полезное — он занимает моё внимание/время. Перестаёт он — перестаю и я.
Опять-таки, где-то выше уже писал: моё отношение к происходящему в мире людей я могу описать аббревиатурою BSOD; мне не доставляет удовольствия на него смотреть. Оттого я обращаю взор свой к лесам, полям и прочему в том же роде. Вот анимэ ещё смотрю время от времени.
В том, что делают люди, нет блага, говоря образно. Пояснять же подобное мне сложно, оно находится вне слов. Могу попробовать пояснить примером: в том, что делают муравьи в муравейнике, благо есть. В том, что делают люди в многоквартирном доме, блага нет.

Tomorrow › Я этот период проходил в детстве. Прекрасно знаю все ваши аргументы. Сам их конструировал с пяти до пятнадцати лет. И был логически безупречен. До сих пор не отважусь никак именно вот имманентно оспорить там что-то: действительно хорошая работа мышления была проделана, качественная. Отчётливо вижу то своё предельное непонимание: как в нашей рациональной модели может быть нечто вне научного (физико-химического, алгебраического, тогда ещё советская наука была жива, кстати — что уже немало) знания. Потом начал задумываться о вещах, что не умещаются в это объяснение мира. Не о чудесах, нет — именно о метафизических феноменах: что такое любовь, отчаянье, боль, мечта, поэтика, красота, знание смерти? Зачем снятся сны.

Когда у Егора вышел этот альбом, в меня как пуля попала: я об этом с 90-х спрашивал того же Кастанеду, и находил как раз у Летова то же явственное непонимание, сразу поняв тогда его «Кастанеда об этом ничего не писал» — как указание на моё тоже главное недоумение после его первых книг: в его модели всё рушится без объяснения этого, оно должно было последовать уже с середины первой книги. У человека Маркса и, главное, его марксистов, человека — единицы поголовья, чья задача урвать побольше хавки, разжиреть, размножиться и преуспеть в рамках свинофермы — нет в сознании подобных категорий. Он знает лишь: свиноферма — единственно реальное, что даётся нам в ощущениях. А значит, надо принимать её правила игры сразу, не раздумывая, иначе другие вот, по Булгакову как раз, собаки затопчут.

Но миром правят собаки.
В мозгах завывают собаки.
И здесь останутся только собаки.

У механического человека, экономической единицы материального мира, нет этого.

И не думаю, что после лет пятнадцати — двадцати пяти, имеет шанс появиться. Развитие сознания постепенно завершается: что осталось недоразвитым — ну что ж, осталось недоразвитым уже навсегда. Те же индуисты, буддисты, даосы и чаньские товарищи вроде не особо брали себе престарелых, закостенелых в своих шаблонах, стариков в ученики. Ленинско-сталинская ликвидация безграмотности тоже, как догадываюсь, тогда особо Ломоносовых и быстрых разумом Невтонов не дала Советской Родине. Весь жизненный опыт, что у нас был — он либо проявляется в некоем, позволю себе метафору, алхимическом деланьи, становлении — либо нет, и реактивы уж исчерпаны, выгорели в реторте нашего духа.

Indian › «этот период проходил в детстве»

Я, собственно, и начал с этого: мы с вами воспринимаем слона по-разному.

Бывает так, что растянувшийся на многие годы процесс ощупывания слона не приближает ощупывающего к пониманию собственно слона. Бывает так, что некий авторитетный старец восклицает: «Слон — это метёлка!» и создаёт философскую школу.

Я полагаю, что слон в принципе познаваем (вместе с той его частию, которая отвечает за метафизику), но важен метод.

Tomorrow › Это не слон.

Это вы, отрицающий что дважды два = четыре. Отрицающий слона, как раз как совокупность его компонент, о чём тогда нам Джалаладдин Руми, да благословит его Аллах и приветствует, и пытался сказать в этой притче, тоже её все последние двадцать лет поминаю к месту и не очень.

Отрицающий логос, что сумма составляющих её существует. Отрицающий математику по сути — так понятно, в предельно материалистическом плане, научном, логическом, в рамках общепринятой доктрины? 2×2 = 2×2; и нет, и не может быть движения мысли. Постойте, может!

Я вроде даже не первый это придумал. Вот заодно вы отрицаете что был такой в Кёниге нашем философ Кант. Если это главное в его мышлении непонятно и оспаривается вами — ну, значит не было тогда такого философа, а был очередной демагог пустой.

Моя мысль проста: жить надлежит так, даже при всём нашем с вами юношеском агностицизме свирепом безжалостном беспощадном — будто бог есть. Или будет хотя бы — тоже не раз про это именно так говорил. Потому что если нет — нас нет, нет ни малейшего смысла, реальности в том, что нам кажется, что мы тут пока есть. А пройдёт время, а вы знаете, оно пройдёт очень скоро — и перестанет это казаться. Значит и не было.


Вернусь к Канту, он несколько другими словами, своими, калининградскими балтийскими — но, мне кажется, примерно о том же:

Жить надлежит так, будто через тебя и явлен в этом мире логос, порядок, закон, бог, справедливость, радость и любовь к всему существующему. Жить надлежит с полным осознанием, что если не проявляется через тебя наивысшее — то ты смысла не имеешь. Жить надлежит так, словно бог есть. Даже если ты в этом вполне обоснованно, за наличием отсутствия малейших вмешательств трансцендентного в имманентное (взаимно исключающие объёмы, ну, в первом, примитивном приближении, исключая чистые идеи Платона, что всё же, хвала Чжу-Ба-Цзе, всё же с нами случаются даже тут — отсюда и трансцендирование, трансцендентальное, а не только эта дуальность) не можешь убедиться с гарантией. Жить надлежит так, будто он не просто есть, и не просто ты принимаешь его как часть своей свободной воли — но он и смотрит на тебя. Пусть и не вмешивается.


Или, сверился с его каноническим переводом: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом».

Будто бог есть, и он действует через тебя, твою волю, и твоё незнание даже, но и знание отчасти — и твоё чистое сердце, и он смотрит не тебя, молча, не вмешиваясь, свято храня твоё право на полную, абсолютную свободу воли здесь.


Это не слепая иррациональная вера, понимаете? Это необходимость веры, уже предельно рациональная. Это тот исток, откуда вообще возник этот странный феномен в цивилизации. И поддерживается даже в XX и XXI веке, после всего чудовищного, что случилось. Нет, не потому что мы обезьяны тупые, и в наших черепушках бродят всякие вздорные идеи. А потому что ещё с пещерных времён, так оказалось: к этому пониманию с годами приходили то тут, то там, всё новые, прожившие жизнь и что-то понявшие в ней, по итогам её.

Что верить в осмысленность этого всего — надо. К удавам — надо!

И вероятно даже закрепившие это понимание, способность приходить к нему снова и снова — в единственном трансперсональном опыте, которому ещё есть умозрительный аналог: реинкарнации, в частности, в индуизме и буддизме, ну а по нашему: в генах. Там, откуда новорожденные котята берут знание как надо вылизывать друг-друга, бегать, бороться, играть с мячиком, охотиться на птичку... быть не пустотой в заданной форме — а продолжением миллионов лет опыта их, древней мудрой счастливой благословенной кошки. Вот наша способность к восприятию идеи необходимости бога — это, возможно то же самое, что их врождённая способность мурлыкать. Без этого нет кошки. Есть лишь некая ослабленная копия, пародия на неё, симулякр. Так же и люди, отрицающие нерушимый нравственный закон в себе (а мы знаем, история вообще, и XX века в частности, показала отчётливо, что таких если не большинство — то всяко миллионы, пусть даже сотни тысяч, уже достаточно чтоб убивать миллионы вокруг них), отрицающие, что для них необходим бог как идея, как важнейшая составляющая их личной свободной воли, как их главная мечта в мире и о мире. Люди, которые отрицают чистую идею души Сократа-Платона, и определяют себя как механизм, не более, собаку Павлова-Преображенского. Я сам был такой лет в восемь-десять... мыслил сугубо доказуемыми научно категориями, потом постепенно понял, что мир состоит даже больше из идей и концепций, и их сложных взаимосвязей, чем из вещей, вещного, объектного, что можно пощупать. И что именно идеи, как ни странно, и управляют всеми объектами сцены. И как раз тогда же постепенно открыл для себя программирование, информационную теорию, где вообще все объекты, вполне реально, предельно научно, математически, созданы из чистых идей, формул. Мне дико об этом сейчас говорить, разве это не банальность спустя 30 лет? это стало общим откровением человечества уже тогда, во времена MS-DOS + EGA.

«Игра количеств за сумраком качеств».


Вот отсюда, думаю, у Тертуллиана и прочих, почти сразу тогда, ещё свежо было христианство, и возникла эта довольно запутанная для теперешних прихожан идея о Троице. Как мнемоническое правило, для тупых, чтоб заново не надо было каждому проходить этот непростой, нелёгкий путь в собственных размышлениях. Потом, правда, они и забыли успешно, о чём, собственно, изначально речь шла. Кстати, единственное объяснение, зачем та тётка была в Матрице, и что вообще она собой там символизировала, и отчего Нео к ней какие-то чувства испытывал. Потому что без этого вовсе ничего не ясно.

    — You've got the Father, the Son and the Holy Ghost. But the three are one — like a shamrock, my old priest used to say. 'Three leaves, but one leaf.' Now, the Father sent down the Son, who was Love, and then when he went away, he sent down the Holy Spirit, who came down in the form of a...
    — You told me already — a ghost.
    — No, a dove.
    — The dove was a ghost?
    — No, the ghost was a dove.
    — Let me try and summarize this: God is his son. And son is his God. But his son moonlights as a holy ghost, a holy spirit, and a dove. And they all send each other, even though they're all one and the same thing.

Indian › И ещё раз повторю, сейчас уже основываясь на том, что прочёл: мы с вами воспринимаем различно.

Нет, дискутировать я не буду, у меня имеется печальный опыт подобных дискуссий: это во-первых, во вторых — в таких дискуссиях приходится оперировать непроверенными данными. Это скверная, ненужная практика.

Скажу лишь, что в подобных умопостроениях (личных и опять-таки оценочных) моя персональная бритва Вилли отсекает необходимость вводить в них божество — как избыточные данные.

Жаль, мне её, жаль! Но самого себя мне ещё больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, а потому, что мы действительно не в равных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну а мне, а мне... Куда пойду? У-у-у-у-у!..

— Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик... Чего ты скулишь, бедняжка? Кто тебя обидел? Ух...

Ведьма сухая метель загремела воротами и помелом съездила по уху барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса.

Боже мой... Какая погода... Ух... И живот болит. Это солонина, это солонина! И когда же это всё кончится?

Наклонив голову, бросилась барышня в атаку, прорвалась в ворота, и на улице начало ее вертеть, вертеть, раскидывать, потом завинтило снежным винтом, и она пропала.

А пёс остался в подворотне и, страдая от изуродованного бока, прижался к холодной стене, задохся и твердо решил, что больше отсюда никуда не пойдет, тут и сдохнет в подворотне. Отчаяние повалило его. На душе у него было до того больно и горько, до того одиноко и страшно, что мелкие собачьи слезы, как пупырышки, вылезали из глаз и тут же засыхали. Испорченный бок торчал свалявшимися промерзшими комьями, а между ними глядели красные зловещие пятна обвара. До чего бессмысленны, тупы, жестоки повара. «Шарик» — она назвала его... Какой он, к черту, «Шарик»? Шарик — это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес. Впрочем, спасибо на добром слове.

Заметьте, насколько пёс циничен и житейски-... как это у них, психологов? Алёнка подскажет, нечто вроде: отдаёт себе отчёт в окружающей обстановке... -ориентирован, возможно. И насколько девушка, обратно ему, только завидя его, первое что испытывает: сострадание, спонтанную инстинктивную любовь, жалость. Априорную симпатию, эмпатию.

Булгаков жесток и наблюдателен. Профессор Преображенский, вивисектор науки ради — это вполне он сам. Его та сельская практика уже приучила, он писал об этом.

Мы видим здесь, в тексте, как уже изначально Полиграф Полиграфыч вполне себе существовал и в собачьем теле, до всякого Клима Чугункина. Об этом и повесть. Про животные собачьи инстинкты, что наследует человечество, предельно низменные, даже не подозревая особо, до сих пор, о том, через скоро сто лет после того как это было написано. Они же все, вы видели, посмотрели хвильму, посмеялись над нелепыми актёрами, да и пошли себе дальше своего Тарантину смотреть италианскаго, как даже куда более увлекательное приключенье.

Indian › Его та сельская практика уже приучила, он писал об этом.

Да! Сельская практика. Даже представить себе не могу, хотя могу уже, наверное.

Нью-Йорк — это всемирная география страдания, ожесточения и рядом с этим пошлой праздности, глупости, тщеславия и наглейшего вранья. Я знаете, ли поздно с работы еду, когда час пик уже давно прошёл, а счастливое молодое и напористое офисное племя уже разбежалось по домам. Со мной в поезде едут бездомные, которые сильно воняют мочой, и нищие рабочие со смен по 12 часов. Они плохо одеты, лица у них серые от усталости и глаза опустошенные. И это всего-то через 7 часов после ланча в деловой части города, где выстраивается очередь за кофе по 5.50 в Старбаксе, кафешки переполнены, а в меню обязательно присутствует глутен-фри и веганское, и еще органик. А еще рукой подать до Сити Холла, в котором протирают штаны и нихера не делают эти самые потребители органика. Иногда они приходят на прием и жалуются на стресс от переедания лобстеров и просят справочку для работы, или справочку, что им нужно животное для эмоциональной поддержки, чтобы не платить сто баксов за своего ненаглядного йорки в самолете, и не доплачивать в элитном доме. Еще хуже, когда приходят на прием жены этих самых рабочих, с детьми, у которых проблемы неврологического характера. И эти самые жены орут на этих детей и дают им подзатыльники прямо в приемной. А потом приходит учительница младшей школы. У нее депрессия потому что сегодня ребенок в ее классе бросался стульями, а в соседнем классе ребенок 8 лет пытался задушить учительницу ее собственным ожерельем и ее увезла скорая. На что куратор района посетив школу сказал, что у той учительницы, которую душили было недостаточно тренинга. Тут даже и не знаешь, кому посочувствовать скорее.

Alenka › У нее депрессия потому что сегодня ребенок в ее классе бросался стульями, а в соседнем классе ребенок 8 лет пытался задушить учительницу ее собственным ожерельем и ее увезла скорая. На что куратор района посетив школу сказал, что у той учительницы, которую душили было недостаточно тренинга. Тут даже и не знаешь, кому посочувствовать скорее.

Сталина на них нет, простиоспаде! Вы б ей сказали бедной: «Дура ты, баба, радоваться надо, это сам мир подаёт тебе знак, что не на то тратишь дни свои последние тут». Ну и тут нахохлиться подобает грозно, подобно Кастанеде... Чтоб она и невербально тоже поняла, прониклась.

Взрослым детям не хватает родителей. Чтоб обняли их и сказали: «Заинька моя, разве ж для этого я тебя рожала?» А всё, некому уж обнять. Только для этого, думаю, и существуете вы, психологи мудрые. Созданы небом им в утешение. Вот так же и моя утончённая воспитанная кошка-девушка крайне ответственно заменяла этим двум придуркам весёлым шерстяным их настоящую полосатую мамочку, что всё это время, напротив, по соседству испытывала снова все радости холостой бездетной жизни весёлой.

А так, ежли был бы на них Сталин — то расстрелять всех. Первым делом тренера евойного, что недодал ей тренингу живоспасительного необходимого. Потом, понятно, куратора. Затем самого ребёнка инфернального , как явно достигшего пресловутого возраста ответственности за свои поступки — надо отдать ему должное, никто ещё, за всю историю Земли, со времён динозавров и аж хищных актиний, не кидался душить насмерть бусами учительницу милую свою только оттого, что ещё не осознаёт последствий своих деяний.

Сюда мы ребятишками,
С пеналами и книжками
Входили и садились по рядам

Здесь десять классов пройдено
И здесь мы слово «Родина»
Впервые прочитали по слогам

Спляшем?

Я б, кстати, с первого класса, как раз кинулся на любого кто начал бы кого-то убивать в классе, неважно, пусть хоть алоэ на окне — лишь бы остановить неподобающее в мире моём. Где я тоже отчасти за всё в ответе, как сначала октябрёнок а затем и целый пионер, полностью который уже в ответе за всё... ну, вы знаете, нас с вами так тогда учили.

Но расстрелял бы, понятно, формально, для виду, а так отправил бы на стройки коммунизма.

Например, копать Перекоп... в смысле: Мексиканско-Штатовский канал, по типу Суэцкого и, главное, Панамского.

И от Канады ещё. Они там все коммунисты, и тайные британские сторонники. Только тсс!.. пусть они ничего не подозревают. А зимой подогревать кипятильниками с нашенского южного американского берега, чтоб они гады по льду не форсировали.

Трампу вашему тоже передайте, что дурак он у вас. Впрочем, он у вас не настолько, по виду, дурак — думаю, и сам знает, насколько он дурак. И даже втайне гордится, и бравирует этим. Что чем стену строить — дешевле прокопать крепостной ров и населить его пираньями. Это шутки всё, на самом деле: легко придумать куда более коварный план: пусть каждого нелегала отправляют, на его выбор, на корм пограничным Джульбарсам бдительным — не умирать же с голоду бедным собачкам, на то есть особые законы об охране животных; либо в пожизненное рабство — не зря ж они всё строют римские здания с колоннами? либо пусть отработают в пятикратном размере штраф за всё потраченное на их вылавливание из благословенных недр демократии и капитализма (и пусть каждый год пока не поймали сумма удваивается — ловкий я у вас налоговик? только пустите меня во власть вместо их нового Мишустина и старого Путина — я им всем устрою! они воистину Сталина начнут вспоминать с умилением, они мне с ним снова письма начнут писать отчаянно-саркастические, как те Аверченко и Булгаков: а я им в ответ — сурово молча даровать за счёт тех как раз налогоплательщиков безропотных, подавленных как та морская свинка, по горному замку на скалистых утёсах с павлинами, фонтанами, гуриями, валькириями и нарзаном; и все будут довольны и счастливы; и воцарится мир в мире, аминь), + правительству Мексики на их адаптацию на родине на ближайшие двадцать лет.

Копал же у Сталина целый академик Лосев наш чудесный Беломоро-Балтийский канал? А они чем умнее?

Впрочем, Булгакова можно цитировать подряд. Интенсивность текста, интенсивность мысли. Идеи переплетаются, переходят одна в другую уже в течение одного предложения. Идеи порождают разветвления новых идей, как мы видели такое у растений, как сами не раз рубили безжалостно излишне ветвистые кроны собственных бонсаев.

Заметьте, мы с этого начали, интенсивность мышления, так и не понятая никем из современников: они тупо все сразу испугались такого (vide supra).

Фильм хорош, фильм чудесен, пусть и безбожно поздно снят, когда все советские люди уж перестали смотреть фильмы и занялись борьбой за выживание. Вы даже не увидите никогда больше подобных фильмов. Особенно с Евстигнеевым. Тем более после этих трёх десятилетий, когда хороших фильмов больше уж не снимали. И не будут теперь значит. Но вы видели такое в фильме? Такой детальный узор авторских смыслов:

Дверь через улицу в ярко освещенном магазине хлопнула, и из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже — вернее всего — господин. Ближе — яснее — господин. Вы думаете, я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие и из пролетариев носят. Правда, воротники не такие, об этом и говорить нечего, но все же издали можно спутать. А вот по глазам — тут уж и вблизи и издали не спутаешь. О, глаза — значительная вещь. Вроде барометра. Все видно — у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится. Вот последнего холуя именно и приятно бывает тяпнуть за лодыжку. Боишься — получай. Раз боишься — значит, стоишь...р-р-р...гау-гау...

Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и двинулся в подворотню. Да, да, у этого все видно. Этот тухлой солонины лопать не станет, а если где-нибудь ему ее и подадут, поднимет такой скандал, в газеты напишет: меня, Филиппа Филипповича, обкормили.

Вот он всё ближе и ближе. Этот ест обильно и не ворует, этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт. Он умственного труда господин, с французской остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный — больницей. И сигарой.

И вот первое историческое упоминание, сразу, всего нашего феномена советской (и особенно нынешней постсоветской) колбасы пресловутой культовой мифической. Из чего она изначально была сделана уже сразу в 25 году, когда разруху Гражданской ещё толком не победили:

Какого же лешего, спрашивается, носило его в кооператив Центрохоза? Вот он рядом... Чего ищет? У-у-у-у... Что он мог покупать в дрянном магазинишке, разве ему мало Охотного ряда? Что такое?! Кол-ба-су. Господин, если бы вы видели, из чего эту колбасу делают, вы бы близко не подошли к магазину. Отдайте ее мне.

Это сейчас люди докатились до того, что целиком мыслят мемами. Вот вам тот, например, кто ваши мемы ещё 70-х–80-х, далее везде™ придумывал. Первая острая критика советской колбасы, о которой столько было потом сказано, когда она ещё только становилась постепенно советской.

Вьюга захлопала из ружья над головой, взметнула громадные буквы полотняного плаката «Возможно ли омоложение?».

— Натурально возможно!

Как-то рассказывал, верно, как случайно вдруг встретил на букинистических развалах книгу тех лет, дореволюционную, что как раз и породила, возможно, идею «Собачьего сердца». Нигде не встречал у литературоведов указания на неё. Как раз труд реального прототипа профессора Преображенского, где он подробно описывает, вроде даже с иллюстрациями и фотографиями, как проводит процедуры омоложения, пересаживая пациентам железы животных.

— Я вам, сударыня, вставлю яичники обезьяны, — объявил он и посмотрел строго.

— Ах, профессор, неужели обезьяны?

— Да, — непреклонно ответил Филипп Филиппович.

Впрочем, Булгакову и его сверстникам это могли ещё в Киевском университете преподавать — в те времена это могло быть общим местом, как всеми ожидаемый прорыв в медицине, модная инновация.

Вроде сфотографировал, минимум записал автора и название. Надо будет отдельно поискать в старых фото и записях.

Живодёр в позументе.

— ...А в третью квартиру жилтоварищей вселили.

Важный пёсий благотворитель круто обернулся на ступеньке и, перегнувшись через перила, в ужасе спросил:

— Ну-у?

Глаза его округлились, и усы встали дыбом.

Швейцар снизу задрал голову, приладил ладошку к губам и подтвердил:

— Точно так. Целых четыре штуки.

— Бо-же мой! Воображаю, что теперь будет в квартире. Ну и что ж они?

— Да ничего-с!

— А Федор Павлович?

— 3а ширмами поехали и за кирпичом. Перегородки будут ставить.

Как только возникали ещё коммунальные квартиры в нашем мире, самый излёт которых мы уж застали тогда к концу века.

Свойства мира возникают в нём изниоткуда, и так же вдруг никуда пропадают. Но пока они в нём — они кажутся его незыблемыми, нерушимыми, вечными свойствами.

Неизвестный господин, притащивший пса к дверям своей роскошной квартиры, помещавшейся в бельэтаже, позвонил, а пес тотчас же поднял глаза на большую чёрную с золотыми буквами карточку, висящую сбоку широкой застекленной волнистым и розовым стеклом двери. Три первых буквы он сложил сразу: «Пэ-рэ-о — Про». Но дальше шла пузатая двубокая дрянь, неизвестно что обозначающая.

«Неужели пролетарий? — подумал Шарик с удивлением... — Быть этого не может». Он поднял нос кверху, еще раз обнюхал шубу и уверенно подумал: «Нет, здесь пролетарием и не пахнет...»

Пузатая двубокая дрянь. Это Булгаков ещё буквы «ы» не видел. Это вообще чёрт знает что, я вам доложу.

Пёс не вынес кошек и гавкнул так, что субъект подпрыгнул.

— Ай!

— Я тебя выдеру! Не бойтесь, он не кусается.

«Я не кусаюсь?» — удивился пес.

— Двадцать пять лет, клянусь богом, профессор, ничего подобного. Последний раз в 1899 году в Париже на рю де ла Пэ.

— А почему вы позеленели?

Лицо пришельца затуманилось.

— Проклятая «Жиркость»! Вы не можете себе представить, профессор, что эти бездельники подсунули мне вместо краски! Вы только поглядите, — бормотал субъект, ища глазами зеркало, — ведь это же ужасно. Им морду нужно бить! — свирепея, добавил он. — Что ж мне теперь делать, профессор? — спросил он плаксиво.

— Хм. Обрейтесь наголо.

Занятно. Видимо, обычная напасть тех лет. Хм, и ведь кто-то даже тогда на этом красителе себе, видимо, капиталъ сделал.

— Как вам нравится Шанхай? — спросил Липа Ипполита Матвеевича, — не хотел бы я теперь быть в этом сетльменте.

— Англичане ж сволочи, — ответил Ипполит Матвеевич.

— Так им и надо. Они всегда Россию продавали.

Леопольд Григорьевич сочувственно пожал плечами, как бы говоря — «Кто Россию не продавал», и приступил к делу.

— Что вы хотели?

— Средство для волос.

— Для ращения, уничтожения, окраски?

— Какое там ращение, — сказал Ипполит Матвеевич, — для окраски.

— Для окраски есть замечательное средство «Титаник». Получено с таможни. Контрабандный товар. Не смывается ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином. Радикальный черный цвет. Флакон на полгода стоит 3 р. 12 копеек. Рекомендую как хорошему знакомому.

Ипполит Матвеевич повертел в руках квадратный флакон «Титаника», со вздохом посмотрел на этикетку и выложил деньги на прилавок.

— Они скоро всю Хэнань заберут, эти кантонцы. Сватоу, я знаю. А?

Ипполит Матвеевич возвратился домой и с омерзением стал поливать голову и усы «Титаником». По квартире распространилось зловоние.

После обеда вонь убавилась, усы обсохли, слиплись, и расчесать их можно было только с большим трудом. Радикальный черный цвет оказался с несколько зеленоватым отливом, но вторично красить уже было некогда.

Пёс встал на задние лапы и сотворил перед Филиппом Филипповичем какой-то намаз.

А это к тому нашему разговору:

Это ж просто какой-то Веничка Ерофеев старого строя. И у Булгакова были тоже эти милые гастрономические изыски.

III

На разрисованных райскими цветами тарелках с черною широкой каймой лежала тонкими ломтиками нарезанная сёмга, маринованные угри. На тяжёлой доске кусок сыру в слезах, и в серебряной кадушке, обложенной снегом, — икра. Меж тарелками несколько тоненьких рюмочек и три хрустальных графинчика с разноцветными водками. Все эти предметы помещались на маленьком мраморном столике, уютно присоседившемся у громадного резного дуба буфета, изрыгавшего пучки стеклянного и серебряного света. Посредине комнаты — тяжелый, как гробница, стол, накрытый белой скатертью, а на нем два прибора, салфетки, свернутые в виде папских тиар, и три темных бутылки.

3ина внесла серебряное крытое блюдо, в котором что-то ворчало. 3апах от блюда шел такой, что рот пса немедленно заполнился жидкой слюной. «Сады Семирамиды!», — подумал он и застучал, как палкой, по паркету хвостом.

— Сюда их! — хищно скомандовал Филипп Филиппович. — Доктор Борменталь, умоляю вас, оставьте икру в покое. И если хотите послушаться доброго совета, налейте не английской, а обыкновенной русской водки.

Красавец-тяпнутый — он был уже без халата, в приличном черном костюме — передернул широкими плечами, вежливо ухмыльнулся и налил прозрачной.

— Ново-благословенная? — осведомился он.

— Бог с вами, голубчик, — отозвался хозяин, — это спирт, Дарья Петровна сама отлично готовит водку.

— Не скажите, Филипп Филиппович, все утверждают, что очень приличная. Тридцать градусов.

— А водка должна быть в сорок градусов, а не в тридцать, это во-первых, — наставительно перебил Филипп Филиппович, — а во-вторых, бог их знает, что они туда плеснули. Вы можете сказать, что им придет в голову?

— Все, что угодно, — уверенно молвил тяпнутый.

— И я того же мнения, — добавил Филипп Филиппович и вышвырнул одним комком содержимое рюмки себе в горло...

Но это место я читаю впервые. Разве что экранизация, понятно, весьма уж на всё это намекает (продолжение этой сцены в ней помню). Имел в виду схожее, перекликающееся с ним из «Мастера и Маргариты»:

Стёпа, тараща глаза, увидел, что на маленьком столике сервирован поднос, на коем имеется нарезанный белый хлеб, паюсная икра в вазочке, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в объёмистом ювелиршином графинчике. Особенно поразило Стёпу то, что графин запотел от холода. Впрочем, это было понятно — он помещался в полоскательнице, набитой льдом. Накрыто, словом, было чисто, умело.

Незнакомец не дал Стёпиному изумлению развиться до степени болезненной и ловко налил ему полстопки водки.

— А вы? – пискнул Стёпа.

— С удовольствием!

Прыгающей рукой поднес Стёпа стопку к устам, а незнакомец одним духом проглотил содержимое своей стопки. Прожевывая кусок икры, Стёпа выдавил из себя слова:

— А вы что же... закусить?

— Благодарствуйте, я не закусываю никогда, — ответил незнакомец и налил по второй. Открыли кастрюлю — в ней оказались сосиски в томате.

Заметьте, впрочем, насколько предел гастрономических изысков Булгакова беднее, чем у Рабле Гоголя: водка, икра... И да, чтоб живописать еду с таким удовольствием, надобно хоть немного, несколько лет, но тщательно поголодать. Вместе со всем вдруг советским народом.

— Сен-Жюльен — приличное вино, — сквозь сон слышал пёс, — но только ведь теперь же его нету.

«А сову эту мы разъясним...»

Хозяин вваливался в черно-бурой лисе, сверкая миллионом снежных блёсток, пахнущий мандаринами, сигарами, духами, лимонами, бензином, одеколоном, сукном, и голос его, как командная труба, разносился по всему жилищу.

— 3ачем же ты, свинья, сову разорвал? Она тебе мешала? Мешала, я тебя спрашиваю? 3ачем профессора Мечникова разбил?

— Его, Филипп Филиппович, нужно хлыстом отодрать хоть раз, — возмущённо говорила 3ина, — а то он совершенно избалуется. Вы поглядите, что он с вашими калошами сделал.

— Никого драть нельзя! — взволновался Филипп Филиппович. — Запомни это раз и навсегда. На человека и на животное можно действовать только внушением.

Даже более того: ежели кто этого кто сам не понимает, органично, врождённо — то единственное домашнее животное, которого он достоин — это мухи.

Увы, в то время, параллельно этому естественному пониманию Булгакова, действовал, как раз набирал обороты целеустремлённо предприимчиво, целый тов. Сталин, чей образ действий был не только... а уже даже в отношении целых народов именно таков, что, как говорят, не кто-то, а сам Гурджиев тогда предсказал ему, что отныне его душе, тоже бессмертной всё же, ибо иначе никак, придётся коротать оставшуюся вечность уже в полной изоляции. Повелитель мух.

Сколь печально, что нынешние наши правители только даже много хуже.

В течение недели пёс сожрал столько же, сколько в полтора последних голодных месяца на улице.

...

— Ишь, каким лохматым обзавелся Филипп Филиппович. И удивительно жирный.

— Еще бы! За шестерых лопает, — пояснила румяная и красивая от мороза 3ина.

Питание до поступления к профессору — плохое, после недельного пребывания — крайне упитанный. Вес 8 килограммов. (знак восклицат).

Сразу видно, Булгаков не особо подбирал с улицы умирающих с голоду кошек и собак. Не было у него такого опыта.

Месяца два-три проходит, прежде чем эти трагические скелетики пушистые, жрущие всё это время ad libitum, как не в себя, прямо-таки истерически после всего пережитого (а корм насыпан всегда, именно чтоб больше не было ни разу в нём недостатка — чтоб вообще, чёрт возьми, забыли что такое бывает) действительно обнаруживают признаки некоей жирности внезапной, излишки такого режима питания в своей конституции, запасы на будущее теперь на всякий случай.

Через неделю, две, три, месяц — это ещё примерно тот же самый скелет. Разве что куда более спокойный, знающий, что ему теперь гарантирована жизнь.

Indian › Они перестают довольно-таки быстро, верно. Вообще же сейчас появляются странные публикации: к примеру, мне недавно довелось прочесть некоего биолога, который утверждал, что, де-мол, собакам несвойственно чувство насыщения (удовлетворения голода). Не стану искать специально эту гиль. Прекрасно им (и собакам, и кошкам) известно чувство насыщения. Лишь пару раз видывал глупых и жадных котов (именно котов), которые ели до тех пор, пока их не начинало тошнить.

Tomorrow › Кажется, то ли Джеральд Даррелл, то ли Конрад Лоренц тогда выдал афоризм унд тайное знание, которое и по сей день меня веселит безмерно:

«Ёж — единственное животное, неспособное остановиться при приёме пищи.
Ежели ежу давать еду непрерывно — он будет есть пока она поступает. Раздуется и лопнет.»

Да, коты, бывает, жадничают изредка, переедают, и потом сблёвывают. И сразу умнеют, и долго потом таких ошибок не допускают, месяцами а то и вовсе, сразу умнеют. С собаками — не знаю, но обычно они не сильно глупее. Я б даже ввёл такую поправку: это значит не переели, а корм некачественный, и тонко настроенный организм чуткий его отверг.

Регулярно накормленный кот уже не паникует, ест в меру.

Кстати, я сам несколько раз в молодости, когда меня кормили вкусно и много, так случалось, жаль всего несколько раз, наедался по глупости так, что приходилось ремень ослаблять. Это скорее из области, что каждый из нас способен выступить в том числе не обязательно всегда трагическим — но и комическим персонажем. И не сказал бы за себя, что, например, умнее в чём-то вот этих юных котов. Жаль, столь немноги были подобные случаи в моей жизни — скорее удивительные исключения, обратные общему её правилу.

Тут неожиданно посреди смотровой представилось озеро, а на нем в лодках очень веселые загробные, небывалые, розовые псы. Ноги лишились костей и согнулись.

Немного психоделики от опытного юного врача.

...предупреждаю всех, кому выпадет на долю такая же участь, как и мне, не пробовать заменить морфий кокаином. Кокаин — сквернейший и коварнейший яд. Вчера Анна еле отходила меня камфарой...

(Перерыв в записях).

6 января. (То карандашом, то фиолетовыми чернилами).

Сегодня, после того, как у него отвалился хвост, он произнес совершенно отчетливо слово «пивная». Работает фонограф. Чёрт знает, что такое...
_____

Я теряюсь.
_____

Приём у профессора прекращён. Начиная с пяти часов дня из смотровой, где расхаживает это существо, слышатся явственная вульгарная ругань и слова «ещё парочку».

7 января. Он произносит очень много слов: «Извозчик», «Мест нету», «Вечерняя газета», «Лучший подарок детям» и все бранные слова, какие только существуют в русском лексиконе.

Мы и обычных людей таких знаем. И даже немало. Если не большинство. GIGO, старый, ещё советских времён закон информатики: garbage in, garbage out.

Вон включите поглядите телевизор их нового образца: там все последние лет десять уже не только смотрят его зомби, а именно вещают там поголовно зомби с начисто промытыми, вымытыми давно наружу мощным потоком of bullshit (как это на наш перевести? буйволиного помёта) мозгами. Там давно в среднем 0% мыслей: и часы, дни, месяцы, годы тупого безудержного пиздежа: начиная от верховных вельможных лакеев, и кончая их самыми ничтожными подчинёнными, допущенными к этому сытному для них весьма корыту помоев. Но не это ужасно — а то, что они уже переформатировали под себя за эти долгие 10-20-30 лет всех, кто не обладал способностью тут мыслить критически. Как выяснилось, похоже это вообще весьма редкое умение, даже не подозревал раньше об этом.

Indian › Буйволиного помёта — надо тегать, как сейчас говорят. Бычьего навоза, Вождь. Бычьего навоза. Помёт это у птиц. А где тут у вас рожицы смеющиеся?

Elsh › Это я недостаточно тонко намекаю на наиболее прославленного визгливого пропагандиста оккупационного режима истерического, за которым закрепилось, как слышал, схожее прозвище в народе.

Даже не пытайтесь ознакомиться с его творчеством, если вас, похоже, это счастливо миновало. Это существо из настолько глубин, что Ктулху из Маракотовой бездны и доктор Геббельс рискнут показаться вам на контрасте милыми уютными персонажами советских мультиков из «Спокойной ночи, малыши».

Рожицы смеющиеся у нас уже где-то лет 10 назад перестали выдавать. Мы все строем ходим, как в Северной Корее давно, теперь уже и в противогазах.

Indian › Не напоминайте... У нас теперь, чтобы выехать в магаз на машине, нужно онлайн разрешение на свой номер получить и комендатский час соблюдать с 8 вечера (это же вечер, 8?) и до 6 утра. И все мечети закрыты, и штрафы гигантские за нарушения. И вот я вам говорю, ни хрена эти драконовские методы не помогут: все равно под видом прививок всех чипируют, еще и гадостей разных внесут в организм в виде бомб замедленного действия — лет через несколько станем болеть тем, чем никогда никто даже в роду не болел.

Elsh › Кстати, занятное наблюдение. Которому никак не меньше десяти лет.

Помните, как в СССР мы в целом доверяли родному советскому правительству. Даже понимая, что Горбачёв какой-то совсем персонаж вроде Муми-Тролля (я имею в в виду скорее этого, поющего — такой, забавный но со странностями). И когда надо было делать прививки — все знали, что в подобных вопросах системе, при всей её глупости и безразличии к судьбе рядового советского гражданина, можно доверять.

И вот примерно лет десять назад, я вдруг ясно понял для себя, что всё, теперь этого больше нет, мир перевернулся. От этого нового правительства можно ждать любых гадостей и подлостей. Чего угодно вообще. Что прежде было просто немыслимо.

Помните ту сцену в фильме «Щит и меч»?

— Ложитесь, это не больно, как будто заснёшь.

Indian › От этого нового правительства можно ждать любых гадостей и подлостей. И это, пожалуй, худшее. Как в данном случае, так и в целом, по жизни, так сказать. Уж, простите мне мой жаргон. Кстати, о прививках. Сегодня услышал от мамы, что те прививки, которые нам делали в школе под лопатку, помните, это и есть ОБЖ (или ОПЖ) не помню, они как раз против вирусов класса корона. С одной стороны смех, а с другой, по Евроньюс сказали, что занимаются разработкой этих самых ОБЖ. Не понимаю, им что ее в те годы не делали? Или уже забыли и выбросили за ненадобностью? Или просто так болтают, а коктейль в те привики вольют какой надо? В общем, она (мама) меня не заверяла, конечно, но несколько успокоила, сказав, чтобы я не волновался очень (как будто я волновался). Так что, да, я совсем не удивлюсь, если прививки сделанные в СССР 40-50 лет назад еще работают, да при том против новых вирусов. Реально считаю, что это возможно. Тогда не халтурили и в медицине очковтирательством не занимались.

Elsh › Помню только что ОБЖ — это у нас появился под развал СССР новый предмет вместо НВП: основы безопасности жизнедеятельности вроде. Где тот уже юный новый физрук (наш мощнейший старик-ветеран, что, поговаривали, в своё время горел в танке, и зимой в морозы устраивал нам настоящие адовы марш-броски по лесным сугробам, вероятно, готовил к следующему нападению на проклятую Финляндию, и прочей свирепой партизанщине, стал потихоньку отдаляться от дел) сообщал нам какие-то базовые факты о выживании в этом непростом мире, что мы и сами уже примерно к третьему классу знали. Иначе б не выжили, не дожили до его запоздалых откровений.

Куда что кололи не помню, разве что как-то раз такое в руку засобачили пару раз, что она потом ныла месяца два. Вероятно, как раз та знаменитая от туберкулёза, но уродливой бугристой блямбы от неё, с которой красовался летом на пляжах весь Союз, сейчас не нашёл. Аккуратный незаметный шрам. Кажется, говорили, она расползается у тех, у кого то ли предрасположенность, то ли не помню...

А насчёт срока прививок: как понимаю, ничто не вечно. Тот же туберкулёз за 20-30 лет не факт что не надо заново прививать — это уже к докторам. Знаю точно, что как раз грипп и все прочие вирусные ОРЗ их настолько часто и быстро мутируют, что, как мы это испытываем на собственном опыте, если мы болели прошлой зимой — и в следующую оно снова нагрянуло — над нашим прошлогодним иммунитетом к нему оно только посмеётся во всё своё небольшое но ехидное лицо. Оно уже видоизменилось, наш тот иммунитет его не узнает. Да там и разные бациллы ходят всякий раз к тому же. Но это уже к инфекционистам — я могу транслировать лишь то, что мне ещё в детстве родители объясняли.

Последствия неисчислимые. Сегодня днём весь переулок был полон какими-то бездельниками и старухами. Зеваки стоят и сейчас ещё под окнами. В утренних газетах появилась удивительная заметка:

«Слухи о марсианине в Обуховском переулке ни на чём не основаны. Они распущены торговцами с Сухаревки и будут строго наказаны».

Не то, что даже ещё не закончились времена, когда смеяться над ошибками управления было модно среди литераторов... скорее другое: это были времена, когда до языка дорвались вот именно его новые носители с опытом собаки, и принялись массово терзать его настоящих носителей своими импровизированными находками по его употреблению. Милыми экспромтами.

Заметьте, при всех бедах нашего времени — такого кошмара, как тогда, сто лет назад, хотя бы у нас теперь нет пока. Нет, тоже бывали случаи... но всё же не в таком масштабе.

На этом контрасте уж видна боль М. А. Он не стал бы придумывать, это именно свидетельство нравов, что воцарились по результатам Великого Октября.

Шерсть на голове слабая, шелковистая. Легко спутать с волосами. Но подпалины остались на темени. Сегодня облез последний пух с ушей. Колоссальный аппетит. С увлечением ест селедку.

Хм, интересно. А ведь Эд. Успенский с этим фрагментом volens nolens выполнил тогда определённую пионерскую перекличку:

А на днях я линять начал. Старая шерсть с меня сыплется, хоть в дом не заходи. Зато новая растёт — чистая, шелковистая. Так что лохматость у меня повысилась. Ваш сын дядя Шарик.

Впрочем, я уклонился в сторону... Итак, он поддерживает разговор. По моему предположению, дело обстоит так: прижившийся гипофиз открыл центр речи в собачьем мозгу, и слова хлынули потоком. По-моему, перед нами оживший развернувшийся мозг, а не мозг, вновь созданный. О, дивное подтверждение эволюционной теории! О, цепь величайшая от пса до Менделеева-химика! Еще моя гипотеза: мозг Шарика, в собачьем периоде его жизни, накопил бездну понятий. Все слова, которыми он начал оперировать в первую очередь, — уличные слова, он их слышал и затаил в мозгу. Теперь, проходя по улице, я с тайным ужасом смотрю на встречных псов. Бог их знает, что у них таится в мозгах.

Это место глубже чем может показаться. Мы и по сей день толком не знаем, является ли наш мозг равномерно, равноценно, пропорционально, репрезентативно и всецело демократически источником нашего сознания и его высших достижений — либо не более чем рациональным транслятором сознания, машиной обсчитывания чего-то такого, что не присуще однако каждому (как и полагается) фрагменту, сугубо рабочему, утилитарному, функциональному элементу этой машины.

Та самая идея древних ещё о душе. При том что нет, дураками они отнюдь не были, и что если человеку оттяпать голову — он сразу дохнет, были осведомлены.

Что в Москве творится — уму не постижимо человеческому. Семь сухаревских торговцев уже сидят за распространение слухов о светопреставлении, которое навлекли большевики.

Хм, а бытовало мнение, что в 1925-м ещё/уже особых репрессий не было. Уже/ещё вполне, получается. Несмотря на весь НЭП.

Дарья Петровна говорила и даже называла точно число: 28 ноября 1925 года, в день преподобного мученика Стефана 3емля налетит не небесную ось...

Намеренно пропускаю здесь места, что всем известны из фильма. Разве что чего-то не помню, что там было — всякий раз смотрел и слушал не особо внимательно, вполуха. Надо б потом, уже по завершении ознакомления с текстом, пересмотреть ещё раз, теперь уж полностью, тщательно.

Да, надо заметить, совершенно гениальная, образцовая, безупречная экранизация. Только теперь, читая оригинал, это понимаешь. В фильме есть всё, что в тексте повести, ровно с теми же акцентами, смыслами — и даже кое-что большее, что добавил Евстигнеев сотоварищи, однако полностью в рамках задуманного Булгаковым. Удивительно точное следование авторскому образу и тексту. Ожившие в пространстве и движении слова с бумаги. Эталон. Вот бы подобную экранизацию «Мастера и Маргариты» они же тогда ещё сделали...

Уже с 90-х было безнадёжно поздно: как ставить античные трагедии силами уродов и карликов духа Болливуда. Не в том дело, что неоткуда набрать великих, лучших актёров. В популяции всегда есть малая доля великих. В том, что иногда, при должном правлении (пусть отчасти, а вы помните, в СССР оно было всё же скорее из рук вон, но, с тем, не до конца, как ныне), она идёт работать по специальности (все идут — по своему высшему призванию), а если как теперь: миром открыто правит Сатана. Я, право, не верил тогда в детстве, что так вообще бывает, может быть. Благодарю всех поучаствовавших, теперь убедился.

В столовой было совершенно по-вечернему, благодаря лампе под вишнёвым абажуром. Свет из буфета падал перебитый пополам, — зеркальные стекла были заклеены косым крестом от одной фасетки до другой. Филипп Филиппович, склонившись над столом, погрузился в громадный лист газеты.

Занятно, для нас наискось крестами заклеенные стёкла — это в первую очередь о Великой Отечественной было, от фашистских бомб и снарядов. Вот, уже опыт Гражданской, оказывается, вполне.

Вот как развлекается наша псевдоученая буржуазия! Семь комнат каждый умеет занимать до тех пор, пока блистающий меч правосудия не сверкнул над ним красным лучом.

Хм, а вот, на мой вкус, даже ещё более гениальный текст Булгакова, что читал тогда сразу в 80-х, но потом перечитал, и вдруг открыл заново, уже как образец стиля, «Роковые яйца»:

Из Германии, после запроса через комиссариат просвещения, Персикову прислали три посылки, содержащие в себе зеркала, двояковыпуклые, двояковогнутые и даже какие-то выпукло-вогнутые шлифованные стекла. Кончилось все это тем, что Иванов соорудил камеру и в нее действительно уловил красный луч. И надо отдать справедливость, уловил мастерски: луч вышел кривой, жирный, сантиметра 4 в поперечнике, острый и сильный.

1-го июня камеру установили в кабинете Персикова, и он жадно начал опыты с икрой лягушек, освещенной лучом. Опыты эти дали потрясающие результаты. В течение двух суток из икринок вылупились тысячи головастиков. Но этого мало, в течение одних суток головастики выросли необычайно в лягушек, и до того злых и прожорливых, что половина их тут же была перелопана другой половиной. Зато оставшиеся в живых начали вне всяких сроков метать икру и в 2 дня уже без всякого луча вывели новое поколение, и при этом совершенно бесчисленное. В кабинете ученого началось черт знает что: головастики расползлись из кабинета по всему институту, в террариях и просто на полу, во всех закоулках завывали зычные хоры, как на болоте. Панкрат, и так боявшийся Персикова как огня, теперь испытывал по отношению к нему одно чувство: мертвенный ужас. Через неделю и сам ученый почувствовал, что шалеет. Институт наполнился запахом эфира и цианистого калия, которым чуть-чуть не отравился Панкрат, не вовремя снявший маску. Разросшееся поколение, наконец, удалось перебить ядами, кабинеты проветрить.

Иванову Персиков сказал так:

— Вы знаете, Петр Степанович, действие луча на дейтероплазму и вообще на яйцеклетку изумительно.

Это чудовищно! «Кошмар, кошмар», — подумалось ему.

Кстати, а Heart of Darkness — это 1899, и Булгаков мог вполне его читать.

Anything approaching the change that came over his features I have never seen before, and hope never to see again. Oh, I wasn't touched. I was fascinated. It was as though a veil had been rent. I saw on that ivory face the expression of sombre pride, of ruthless power, of craven terror—of an intense and hopeless despair. Did he live his life again in every detail of desire, temptation, and surrender during that supreme moment of complete knowledge? He cried in a whisper at some image, at some vision—he cried out twice, a cry that was no more than a breath:

'The horror! The horror!'

I blew the candle out and left the cabin.

Все эти долгие годы ставлю в пример пана Корженёвского — блистательный, превосходный, тем более для иммигранта, английский. Даже не так: само мышление. Форма без содержания ничтожна, пуста.

Вы можете сказать, что это он значит, верно, нарочно старался блистать — дабы доказать носителям что и он не хуже... знаете? я знаком и с носителями, кто владеет английским не менее изощрённо и виртуозно. Так что всякий раз приходится как дураку лазать в словарь за терминами, которые десятки лет сотни тысяч прочих носителей даже и не думали употребить ни разу.

Не забывайте, что вы... э... гм... вы ведь, так сказать, неожиданно появившееся существо, лабораторное.

Видно, только профессорам разрешается ругаться в Ресефесере.

— Календарь из смотровой.

Протекла пауза. Когда 3ина вернулась с календарем, Филипп Филиппович спросил:

— Где?

— 4 марта празднуется.

— Покажите. Гм... черт... В печку его, 3ина, сейчас же.

Поискал было день полиграфиста, поскольку в 20-х уже возможны были, тем более в стране победившего пролетариата, профессиональные праздники... нашёл только вот, отсылку ко всем известной Даздраперме и прочим. Да, так даже ещё более органично выходит.

Ну и, соответственно: Французский республиканский календарь — не забываем про определённую рецепцию, потом правда забытую уже вскоре, и Советский революционный календарь.

Революционные святцы

После 1917 года имятворчество в Советской России приобрело немыслимый масштаб. С 1924-го по 1930 гг. даже издавался специальный календарь — своеобразные революционные святцы. В нем были отмечены все более или менее знаменательные с точки зрения мировой революции даты. И к каждой придуманы имена, которыми рекомендовано называть родившихся в этот день младенцев. Например, в день открытия Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге всех новорожденных девочек предлагалось называть Академа. Мальчикам, родившимся в день смерти английского общественного деятеля XVII века Томаса Мора, рекомендовалось имя Томас, а девочкам, соответственно, Мора. Авторы календаря не обошли вниманием и день стачки британских железнодорожников. К этой дате было придумано эффектное имя для девочки — Желдора. В честь пролетарской полиграфической промышленности предлагалось женское имя Полиграфа. Поэтому с уверенностью можно сказать, что Полиграф Полиграфович — не совсем плод воображения Булгакова.

Годовщины и юбилеи Маркса, Энгельса и Ленина не проходили незамеченными для страны и ее новорожденных. Родители сочиняли детям имена, в которых сочетались осколки от имен и фамилий революционных деятелей. Одну девочку, например, назвали невероятным именем Эдил с твердой согласной на конце. Расшифровывается оно как «Эта девочка имени Ленина». Сегодня этой девочке уже за 80 лет.

Двойняшек, родившихся в годовщину октябрьской революции, так и назвали: мальчика — Рево, девочку — Люция. Хрестоматийным стало имя Даздраперма («Да здравствует Первое мая!»). Другую девочку родители назвали Лентрозина («Ленин, Троцкий, Зиновьев»). Что стало с ней и ее родителями после расстрела Зиновьева и высылки Троцкого, история умалчивает.

В 30-е годы сознательные родители, вдохновленные идеями Коминтерна и мировой революции, начали называть детей Кларами, Карлами, Розами, Эрнстами и Луизами. Примерно в те же годы в ход пошли имена античных богов. Кстати, имя Аполлон есть даже в святцах, но давали его детям почему-то редко. В одной интеллигентной советской семье новорожденного мальчика назвали Гений, а его младшую сестру — Идея. Когда дети чуть подросли, они переделали свои имена в человеческие Гена и Ида. Бурная фантазия взрослых причислила к списку женских имен даже Весну и Тайну.

В конце 30-х мода на имена в честь деятелей октябрьской революции и советской власти сошла на нет по вполне понятным причинам — ведь многие оказались врагами народа. Зато появились на свет первые Сталины (ударение на второй слог).

— Довольно странно, профессор, — обиделся Швондер, — как так, документы вы называете идиотскими! Я не могу допустить пребывания в доме бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией. А вдруг война с империалистскими хищниками?

— Я воевать не пойду никуда, — вдруг хмуро гавкнул Шариков в шкаф.

Швондер оторопел, но быстро оправился и учтиво заметил Шарикову:

— Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно. На воинский учет необходимо взяться.

— На учет возьмусь, а воевать — шиш с маслом, — неприязненно ответил Шариков, поправляя бант.

Заметьте, как по-прежнему злободневно. И у нас уж власть давно захватили те же самые империалистические хищники — а вот как раз вечно надвигающаяся ежедневно угроза войны с ними никуда с тех пор и не делась.

Тоталитарное государство уничтожает права и свободы гражданина под предлогом возможной войны уже в мирное время.

    — А давайте мы вас отведём за угол и застрелим. Потому что на вас ботинки очень хорошие, нам очень пригодятся.
    — Погодите, но ведь это злодейство какое-то...
    — Так война же. По законам военного времени. И вообще глядите какое горе вокруг, не до ваших мелочных упрёков.
    — Так войны же как раз нет, мир.
    — Так начнётся с минуты на минуту. Неужто вы сами не видите, какие тучи враждебные реют над нами?

Вот этот истошный вой про войну, горе, зверства и цинизм империалистских хищников телевизор путинизма нам по всем своим каналам круглосуточно выдаёт уже все последние десять лет. А на самом деле двадцать и тридцать, потому что в общем он настолько во всём продолжает линию Ельцина, что затруднился бы назвать, в чём вообще он отличен помимо тех вещей, что при Ельцине были куда лучше: полная свобода слова, свобода бизнеса, пусть и хаотического, более-менее ещё вынужденно соблюдение законов чиновниками всех уровней власти, ещё не разрушенные и обезображенные наши города, ещё не беспредельно озверевшая коррупция... Помните, как мы улыбались тогда около 90-го над слава богу закончившимися временами милой но тупой советской застойной пропаганды, когда проклятые заокеанские хищники в касках НАТО ежедневно нацеливали свои крылатые и баллистические ракеты на наши мирные советские пашни? Знали бы мы тогда, какую отвратительную истерику они начнут закатывать со своих телеэкранов уже всего-то начиная с 2010 года. В СССР за такое бы сразу вызвали председателя Гостелерадио на ковёр, уволили а то и посадили: за действия явно порочащие весь советский строй, за немыслимое для советского чиновника намеренно экзальтированное поведение в худших традициях подсмотренного в исторический хронике у бесноватых фашистов.

В мирное время нам с телекранов вот уже многие годы продают сплошную ожесточённую круглосуточную войну.

Попутно под этим соусом все эти годы постепенно отбирая все гражданские права и свободы. Вот уже Конституцию взяли и разорвали публично. А что? Это же просто бумага какая-то была, с буковками, они же изначально ничего не значили, их можно как угодно переписывать кому угодно хоть каждую неделю, как они это уже до этого наловчились со всеми прочими законами.

В 25-м году до войны было долгих 16 лет. Гитлера только выпустили из тюрьмы.

— Все равно не позволю есть, пока не заложите. 3ина, примите майонез у Шарикова.

— Как это так «примите»? — расстроился Шариков. — Я сейчас заложу.

Левой рукой он заслонил тарелку от 3ины, а правой запихнул салфетку за воротничок и стал похож на клиента в парикмахерской.

— И вилкой, пожалуйста, — добавил Борменталь.

Шариков длинно вздохнул и стал ловить куски осетрины в густом соусе.

Шариков вытащил из кармана смятую папиросу и задымил. Откушав кофею, Филипп Филиппович поглядел на часы, нажал на репетир, и они проиграли нежно восемь с четвертью. Филипп Филиппович откинулся по своему обыкновению на готическую спинку и потянулся к газете на столике.

— У Соломонского, — стал вычитывать Борменталь, — четыре каких-то... Юссемс и человек мертвой точки.

— Что это за Юссемс? — подозрительно осведомился Филипп Филиппович.

— Бог их знает. Впервые это слово встречаю.

— Ну, тогда лучше смотрите у Никитина. Необходимо, чтобы всё было ясно.

— У Никитина... У Никитина... гм... слоны и предел человеческой ловкости.

В С. с. есть конкретные приметы времени действия — с декабря 1924 г. по март 1925 г. В эпилоге повести говорится о мартовском тумане, от которого страдал головными болями вновь обретший свою собачью ипостась Шарик, а программа московских цирков, которую изучает Преображенский на предмет наличия в них противопоказанных Шарику номеров с котами («У Соломоновского... четыре каких-то... Юссемс и человек мёртвой точки... У Никитина... слоны и предел человеческой ловкости») точно соответствует реальным обстоятельствам начала 1925 г. Именно тогда в 1-м Госцирке на Цветном бульваре, 13 (б. А. Саламонского) и 2-м Госцирке на Б. Садовой, 18 (б. А. Никитина) гастролировали воздушные гимнасты «Четыре Юссемс» и эквилибрист Этон, номер которого назывался «Человек на мертвой точке». Точная временная приуроченность характерна не только для С. с., но и для других булгаковских произведений — повести «Роковые яйца», пьесы «Блаженство», романа «Мастер и Маргарита».

Необходимо, чтобы всё было ясно.

Вся твоя судьба написана ночью
Вся твоя работа придумана ночью
Кем-то из наших
В мёртвой точке

Система стабильна, маятник всякий раз возвращается в исходную точку покоя.

слоны и предел человеческой ловкости [×]

— ...Не будет никого, кроме господ, в моей квартире, пока я в ней нахожусь!

Чувство собственного достоинства (не путать с ч. с. важности у модного латиноамериканского юмориста Кастанеды, что ровно об обратном, от полной потери как раз этого), немедленно, непосредственно, необходимо означающее равное уважение ко всем прочим в твоём круге общения — необходимый базис взрослого свободного человека. Помнящего что с ним было и насколько он ни разу не терял себя. Как бы неожиданно тяжко не приходилось вдруг. Помнящего все свои потери и всю свою утраченную радость, и как она по-прежнему с ним, и как он скорее легко, не раздумывая погибнет чем позволит какой-то гадине заявлять, что она, во всём её ничтожестве, с ним наравне. Что весь его опыт, все эти удивительные вселенные невообразимые — то же самое что её навыки игры в «Ну погоди!» на четырёх кнопках.

Заметьте при этом, как часто мы сталкиваемся в жизни с персонажами, начисто лишёнными этого структурного. Вон, особенно в интернете это заметно, где они не прячут свои настоящие мысли под социально приемлемыми масками, как им вбило реальное общество ещё с детства.

Фактически, в этом и заключается суть феномена Шарикова у Булгакова. Там ничего кроме этого и нет — всё умещается в это понимание. Он не личность, он не взрослый, он не человек, он не имеет уважения к себе, и естественно что ему после этого неоткуда взять уважения ни к чему, ни к кому вне себя.

Это суть всех катастроф человечества, что оно только переживало: все разрушения творит низменное. Для которого нет различия, нет самой способности различить хорошее от плохого. Хаос, прямо, непосредственно явленный в сознании определённого, особого толка, свойства. И будучи явлен в подобии сознания, он так же точно, вполне предсказуемо, наделён высшей силой творить изменения в мире, формировать его.

Деперсонализированное зло, требующее однако, чтоб его тоже, как всех, принимали за персону по формальным признакам.

Смотрите, как именно про это уже у Булгакова — вокруг этой фразы Преображенского:

Через шесть дней после истории с водой и котом из домкома к Шарикову явился молодой человек, оказавшийся женщиной, и вручил ему документы, которые Шариков немедленно заложил в карман пиджака и немедленно после этого назвал д-ра Борменталя:

— Борменталь!

Шариков отступил, вытащил из кармана 3 бумаги, зеленую, жёлтую и белую, и, тыча в них пальцами, заговорил:

— Вот. Член жилищного товарищества, и жилплощадь мне полагается определенно в квартире № 5 у ответственного съемщика Преображенского, в 16 квадратных аршин, — Шариков подумал и добавил слово, которое Борменталь машинально отметил в мозгу как новое: благоволите.