Сталин И. В. — Беседа с английским писателем Г. Д. Уэллсом 23 июля 1934 года
Сталин И. В. — Беседа с английским писателем Г. Д. Уэллсом 23 июля 1934 года
Большевик. 1934. № 17.
По изд. Сталин И. В. Cочинения. — Т. 14. М.: Издательство «Писатель», 1997. С. 24–39.
Уэллс. Но присмотритесь к тому, что происходит сейчас в капиталистическом мире. Ведь это не просто крушение строя. Это — взрыв реакционного насилия, вырождающегося в прямой гангстеризм. И мне кажется, что когда речь идет о конфликтах с этими реакционными и неумными насильниками, социалисты должны апеллировать к закону и вместо того, чтобы рассматривать полицию как врага, поддерживать ее в борьбе с реакционерами. Мне кажется, что нельзя просто действовать методами старого, негибкого инсуррекционного социализма.
Сталин. Коммунисты исходят из богатого исторического опыта, который учит, что отжившие классы добровольно не уходят с исторической сцены. Вспомните историю Англии XVII века. Разве не говорили многие, что сгнил старый общественный порядок? Но разве, тем не менее, не понадобился Кромвель, чтобы его добить силой?
Уэллс. Я Вам очень благодарен, мистер Сталин, за то, что Вы согласились меня принять. Я недавно был в Соединенных Штатах, имел продолжительную беседу с президентом Рузвельтом и пытался выяснить, в чем заключаются его руководящие идеи. Теперь я приехал к Вам, чтобы расспросить Вас, что Вы делаете, чтобы изменить мир…
Сталин. Не так уж много…
Уэллс. Я иногда брожу по белу свету и как простой человек смотрю, что делается вокруг меня.
Сталин. Крупные деятели, вроде Вас, не являются “простыми людьми”. Конечно, только история сможет показать, насколько значителен тот или иной крупный деятель, но, во всяком случае, Вы смотрите на мир не как “простой человек”.
Уэллс. Я не собираюсь скромничать. Я имею в виду, что я стремлюсь видеть мир глазами простого человека, а не партийного политика или ответственного государственного деятеля. Моя поездка в Соединенные Штаты произвела на меня потрясающее впечатление. Рушится старый финансовый мир, перестраивается по-новому экономическая жизнь страны. Ленин в свое время сказал, что надо “учиться торговать”, учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны учиться у вас, постигнуть дух социализма. Мне кажется, что в Соединенных Штатах речь идет о глубокой реорганизации, о создании планового, то есть социалистического хозяйства. Вы и Рузвельт отправляетесь от двух разных исходных точек. Но не имеется ли идейной связи, идейного родства между Вашингтоном и Москвой? Мне, например, бросилось в глаза в Вашингтоне то же, что происходит здесь: расширение управленческого аппарата, создание ряда новых государственных регулирующих органов, организация [c.24] всеобъемлющей общественной службы. Так же, как и в вашей стране, им не хватает умения руководить.
Сталин. У США другая цель, чем у нас, в СССР. Та цель, которую преследуют американцы, возникла на почве экономической неурядицы, хозяйственного кризиса. Американцы хотят разделаться с кризисом на основе частнокапиталистической деятельности, не меняя экономической базы. Они стремятся свести к минимуму ту разруху, тот ущерб, которые причиняются существующей экономической системой. У нас же, как Вы знаете, на месте разрушенной старой экономической базы создана совершенно другая, новая экономическая база. Даже если те американцы, о которых Вы говорите, частично добьются своей цели, то есть сведут к минимуму этот ущерб, то и в этом случае они не уничтожат корней той анархии, которая свойственна существующей капиталистической системе. Они сохраняют тот экономический строй, который обязательно должен приводить, не может не приводить к анархии в производстве. Таким образом, в лучшем случае речь будет идти не о перестройке общества, не об уничтожении общественного строя, порождающего анархию и кризисы, а об ограничении отдельных отрицательных его сторон, ограничении отдельных его эксцессов. Субъективно эти американцы, может быть, и думают, что перестраивают общество, но объективно нынешняя база общества сохраняется у них. Поэтому объективно никакой перестройки общества не получится.
Не будет и планового хозяйства. Ведь что такое плановое хозяйство, каковы некоторые его признаки? Плановое хозяйство стремится уничтожить безработицу. Допустим, что удастся, сохраняя капиталистический строй, довести безработицу до некоторого минимума. Но ведь ни один капиталист никогда и ни за что не согласится на полную ликвидацию безработицы, на уничтожение резервной армии безработных, назначение которой — давить на рынок труда, обеспечивать дешевле оплачиваемые рабочие руки. Вот Вам уже одна прореха в “плановом хозяйстве” буржуазного общества. Плановое хозяйство предполагает далее, что усиливается производство в тех отраслях промышленности, продукты которых особенно нужны народным массам. А Вы знаете, что расширение производства при капитализме происходит по совершенно иным мотивам, что капитал устремляется в те отрасли хозяйства, где более значительна норма прибыли. [c.25] Никогда Вы не заставите капиталиста наносить самому себе ущерб и согласиться на меньшую норму прибыли во имя удовлетворения народных нужд. Не освободившись от капиталистов, не разделавшись с принципом частной собственности на средства производства, Вы не создадите планового хозяйства.
Уэллс. Я согласен со многим из того, что Вы сказали. Но я хотел бы подчеркнуть, что если страна в целом приемлет принцип планового хозяйства, если правительство понемногу, шаг за шагом, начинает последовательно проводить этот принцип, то, в конечном счете, будет уничтожена финансовая олигархия и водворится социализм в том смысле, в каком его понимают в англо-саксонском мире. Рузвельтовские лозунги “нового порядка” имеют колоссальный эффект и, по-моему, являются социалистическими лозунгами. Мне кажется, что вместо того, чтобы подчеркивать антагонизм между двумя мирами, надо было бы в современной обстановке стремиться установить общность языка между всеми конструктивными силами.
Уэллс. Я, может быть, сильнее, чем Вы, верю в экономическую интерпретацию политики. Благодаря изобретениям и современной науке приведены в действие громадные силы, ведущие к лучшей организации, к лучшему функционированию человеческого коллектива, то есть к социализму. Организация и регулирование индивидуальных действий стали механической необходимостью, независимо от социальных теорий. Если начать с государственного контроля над банками, затем перейти к контролю над транспортом, над тяжелой промышленностью, над промышленностью вообще, над торговлей и т.д., то такой всеобъемлющий контроль будет равносилен государственной собственности на все отрасли народного хозяйства. Это и будет процессом социализации. Ведь социализм, с одной стороны, и индивидуализм — с другой, не являются такими же антиподами, как черное и белое. Между ними имеется много промежуточных стадий. Имеется индивидуализм, граничащий с бандитизмом, и имеется дисциплинированность и организованность, равносильная социализму. Осуществление планового хозяйства зависит в значительной степени от организаторов хозяйства, от квалифицированной технической интеллигенции, которую можно, шаг за шагом, завоевать на сторону социалистических принципов организации. А это самое главное. Ибо сначала — организация, затем — социализм. Организация является наиболее важным фактором. Без организации идея социализма — всего лишь идея.
Сталин. Непримиримого контраста между индивидуумом и коллективом, между интересами отдельной личности и интересами коллектива не имеется, не должно быть. Его не должно быть, так как коллективизм, социализм не отрицает, а совмещает [c.27] индивидуальные интересы с интересами коллектива. Социализм не может отвлекаться от индивидуальных интересов. Дать наиболее полное удовлетворение этим личным интересам может только социалистическое общество. Более того, социалистическое общество представляет единственно прочную гарантию охраны интересов личности. В этом смысле непримиримого контраста между “индивидуализмом” и социализмом нет. Но разве можно отрицать контраст между классами, между классом имущих, классом капиталистов, и классом трудящихся, классом пролетариев? С одной стороны, класс имущих, в руках которых банки, заводы, рудники, транспорт, плантации в колониях. Эти люди не видят ничего, кроме своего интереса, своего стремления к прибыли. Они не подчиняются воле коллектива, они стремятся подчинить любой коллектив своей воле. С другой стороны, класс бедных, класс эксплуатируемых, у которых нет ни фабрик, ни заводов, ни банков, которые вынуждены жить продажей своей рабочей силы капиталистам и которые лишены возможности удовлетворить свои самые элементарные потребности. Как можно примирить такие противоположные интересы и устремления? Насколько я знаю, Рузвельту не удалось найти путь к примирению этих интересов. Да это и невозможно, как говорит опыт. Впрочем, Вы знакомы с положением в Соединенных Штатах лучше, чем я, так как я в США не бывал и слежу за американскими делами преимущественно по литературе. Но у меня есть кое-какой опыт по части борьбы за социализм, и этот опыт говорит мне: если Рузвельт попытается действительно удовлетворить интересы класса пролетариев за счет класса капиталистов, последние заменят его другим президентом. Капиталисты скажут: президенты приходят и уходят, а мы, капиталисты, остаемся; если тот или иной президент не отстаивает наших интересов, найдем другого. Что может противопоставить президент воле класса капиталистов?
Сталин. Вы возражаете против упрощенной классификации людей на богатых и бедных. Конечно, есть средние слои, есть и та техническая интеллигенция, о которой Вы говорите и в среде которой есть очень хорошие, очень честные люди. Есть в этой среде и нечестные, злые люди. Всякие есть. Но прежде всего человеческое общество делится на богатых и бедных, на имущих и эксплуатируемых, и отвлечься от этого основного деления и от противоречия между бедными и богатыми — значит отвлечься от основного факта. Я не отрицаю наличия промежуточных слоев, которые либо становятся на сторону одного из двух борющихся между собой классов, либо занимают в этой борьбе нейтральную или полунейтральную позицию. Но, повторяю, отвлечься от этого основного деления общества и этой основной борьбы между двумя основными классами — значит игнорировать факты. Эта борьба идет и будет идти. Исход этой борьбы решается классом пролетариев, классом работающих.
Уэллс. Но разве мало небедных людей, которые работают и работают продуктивно?
Сталин. Конечно, имеются и мелкие земледельцы, ремесленники, мелкие торговцы, но не эти люди определяют судьбы стран, а те трудящиеся массы, которые производят все необходимое для общества.
Уэллс. Но ведь имеются очень различные капиталисты. Имеются такие, которые только думают о профите, о наживе, имеются и такие, которые готовы на жертвы. Например — старый Морган: этот думал только о наживе, он был попросту паразитом на теле общества, он лишь аккумулировал в своих руках богатства. Но вот возьмите Рокфеллера: он блестящий организатор, он дал пример организации сбыта нефти, достойный подражания. Или Форд: конечно, Форд себе на уме, он эгоистичен, но не является ли он страстным [c.29] организатором рационального производства, у которого и вы учитесь? Я хотел бы подчеркнуть, что за последнее время в англосаксонских странах произошел по отношению к СССР серьезный перелом в общественном мнении. Причиной этому является в первую очередь позиция Японии и события в Германии. Но есть и другие причины, не вытекающие из одной только международной политики. Есть причина более глубокая, осознание широкими кругами того факта, что система, покоящаяся на частной наживе, рушится. И в этих условиях, мне кажется, что надо не выпячивать антагонизм между двумя мирами, а стремиться сочетать все конструктивные движения, все конструктивные силы в максимально возможной степени. Мне кажется, что я левее Вас, мистер Сталин, что я считаю, что мир уже ближе подошел к изжитию старой системы.
Кроме того, разве можно упускать из виду, что для того, чтобы переделать мир, надо иметь власть? Мне кажется, господин Уэллс, что Вы сильно недооцениваете вопрос о власти, что он вообще выпадает из Вашей концепции. Ведь что могут сделать люди даже с наилучшими намерениями, если они не способны поставить вопрос о взятии власти и не имеют в руках власти? Они могут в лучшем случае оказать содействие тому новому классу, который возьмет власть, но сами перевернуть мир они не могут. Для этого требуется большой класс, который заменил бы класс капиталистов и стал бы таким же полновластным хозяином, как он. Таким классом является рабочий класс. Конечно, надо принять помощь технической интеллигенции и надо в свою очередь оказать ей помощь. Но не надо думать, что она, техническая интеллигенция, может сыграть самостоятельную историческую роль. Переделка мира есть большой, сложный и мучительный процесс. Для этого большого дела требуется большой класс. Большому кораблю большое плавание.
Уэллс. Да, но для большого плавания требуются капитан и навигатор.
Сталин. Верно, но для большого плавания требуется прежде всего большой корабль. Что такое навигатор без корабля? Человек без дела.
Уэллс. Большой корабль — это человечество, а не класс. [c.31]
Сталин. Вы, господин Уэллс, исходите, как видно, из предпосылки, что все люди добры. А я не забываю, что имеется много злых людей. Я не верю в доброту буржуазии.
Сталин. Да, я это знаю, и объясняется это тем, что капиталистическое общество находится теперь в тупике. Капиталисты ищут и не могут найти такого выхода ив этого тупика, который был бы совместим с достоинством этого класса, с интересами этого класса. Они могут частично выкарабкаться из кризиса на четвереньках, но такого выхода, через который они могли бы выйти с высоко поднятой головой, который не нарушал бы в корне интересов капитализма, они найти не могут. Это, конечно, чувствуют широкие круги технической интеллигенции. Значительная часть ее начинает осознавать общность интересов с тем классом, который способен указать выход из тупика.
Уэллс. Вы, мистер Сталин, лучше, чем кто-либо иной, знаете, что такое революция, и притом на практике. Восстают ли когда-либо массы сами? Не считаете ли Вы установленной истиной тот факт, что все революции делаются меньшинством?
Сталин. Для революций требуется ведущее революционное меньшинство, но самое талантливое, преданное и энергичное меньшинство будет беспомощно, если не будет опираться на хотя бы пассивную поддержку миллионов людей.
Уэллс. Хотя бы пассивную? Может быть, подсознательную? [c.32]
Сталин. Частично и на полуинстинктивную, и на полусознательную поддержку, но без поддержки миллионов самое лучшее меньшинство бессильно.
Уэллс. Я слежу за коммунистической пропагандой на Западе, и мне кажется, что эта пропаганда в современных условиях звучит весьма старомодно, ибо она является пропагандой насильственных действий. Эта пропаганда насильственного свержения общественного строя была уместной тогда, когда речь шла о безраздельном господстве той или иной тирании. Но в современных условиях, когда господствующая система все равно рушится, и без того разлагается, надо было бы делать ударение не на инсуррекции, а на эффективности, на компетентности, на производительности. Инсуррекционная нотка кажется мне устаревшей. С точки зрения конструктивно мыслящих людей, коммунистическая пропаганда на Западе представляется помехой.
Сталин. Конечно, старая система рушится, разлагается. Это верно. Но верно и то, что делаются новые потуги иными методами, всеми мерами защитить, спасти эту гибнущую систему. Из правильной констатации Вы делаете неправильный вывод. Вы правильно констатируете, что старый мир рушится. Но Вы не правы, когда думаете, что он рухнет сам собой. Нет, замена одного общественного порядка другим общественным порядком является сложным и длительным революционным процессом. Это не просто стихийный процесс, а это борьба, это процесс, связанный со столкновением классов. Капитализм сгнил, но нельзя его сравнивать просто с деревом, которое настолько сгнило, что оно само должно упасть на землю. Нет, революция, смена одного общественного строя другим всегда была борьбой, борьбой на жизнь и смерть. И всякий раз, когда люди нового мира приходили к власти, им надо было защищаться от попыток старого мира вернуть силой старый порядок, им, людям нового мира, всегда надо было быть настороже, быть готовыми дать отпор покушениям старого мира на новый порядок.
Да, Вы правы, когда говорите, что старый общественный строй рушится, но он не рухнет сам собой. Взять, например, фашизм. Фашизм есть реакционная сила, пытающаяся сохранить старый мир путем насилия. Что Вы будете делать с фашистами? Уговаривать их? Убеждать их? Но ведь это на них никак не подействует. Коммунисты вовсе не идеализируют метод насилия. Но они, коммунисты, не хотят оказаться застигнутыми врасплох, они не могут рассчитывать на то, что старый мир сам уйдет со сцены, они видят, [c.33] что старый порядок защищается силой, и поэтому коммунисты Говорят рабочему классу: готовьтесь ответить силой на силу, сделайте все, чтобы вас не раздавил гибнущий старый строй, не позволяйте ему наложить кандалы на ваши руки, которыми вы свергнете этот строй. Как видите, процесс смены одного общественного строя другим является для коммунистов процессом не просто стихийным и мирным, а процессом сложным, длительным и насильственным. Коммунисты не могут не считаться с фактами.
Сталин. Коммунисты исходят из богатого исторического опыта, который учит, что отжившие классы добровольно не уходят с исторической сцены. Вспомните историю Англии XVII века. Разве не говорили многие, что сгнил старый общественный порядок? Но разве, тем не менее, не понадобился Кромвель, чтобы его добить силой?
Уэллс. Кромвель действовал, опираясь на конституцию и от имени конституционного порядка.
Сталин. Во имя конституции он прибегал к насилию, казнил короля, разогнал парламент, арестовывал одних, обезглавливал других!
Но возьмем пример из нашей истории. Разве не ясно было в течение долгого времени, что царский порядок гниет, что он рушится? Сколько крови, однако, понадобилось, чтобы его свалить!
А Октябрьская революция? Разве мало было людей, которые знали, что только мы, большевики, указываем единственно правильный выход? Разве непонятно было, что сгнил русский капитализм? Но Вы знаете, как велико было сопротивление, сколько крови было пролито, чтобы отстоять Октябрьскую революцию от всех врагов, внутренних и внешних?
Или возьмем Францию конца XVIII века. Задолго до 1789 года было ясно многим, насколько прогнили королевская власть, [c.34] крепостные порядки. Но не обошлось, не могло обойтись без народного восстания, без столкновения классов.
В чем же дело? Дело в том, что классы, которые должны сойти с исторической сцены, последними убеждаются в том, что их роль окончена. Убедить их в этом невозможно. Им кажется, что трещины в прогнившем здании старого строя можно заделать, что можно отремонтировать и спасти рушащееся здание старого порядка. Поэтому гибнущие классы берут в руки оружие и всеми средствами начинают отстаивать свое существование как господствующего класса.
Уэллс. Но во главе Великой французской революции стояло немало адвокатов.
Сталин. Разве Вы отрицаете роль интеллигенции в революционных движениях? Разве Великая французская революция была адвокатской революцией, а не революцией народной, которая победила, подняв громадные народные массы против феодализма и отстаивая интересы третьего сословия? И разве адвокаты из числа вождей Великой французской революции действовали по законам старого порядка, разве не ввели они новую, буржуазную революционную законность?
Богатый исторический опыт учит, что добровольно до сих пор ни один класс не уступал дорогу другому классу. Нет такого прецедента в мировой истории. И коммунисты усвоили этот исторический опыт. Коммунисты приветствовали бы добровольный уход буржуазии. Но такой оборот дел невероятен, как говорит опыт. Поэтому коммунисты хотят быть готовыми к худшему и призываю! рабочий класс к бдительности, к боевой готовности. Кому нужен полководец, усыпляющий бдительность своей армии, полководец, не понимающий, что противник не сдастся, что его надо добить? Быть таким полководцем — значит обманывать, предавать рабочий класс. Вот почему я думаю, что то, что кажется Вам старомодным, на самом деле является мерой революционной целесообразности для рабочего класса.
Сталин. Чтобы совершить большое, серьезное общественное дело, нужно, чтобы была налицо главная сипа, опора, революционный класс. Нужно далее, чтобы была организована помощь этой главной силе со стороны вспомогательной силы, которой является в данном случае партия, куда войдут и лучшие силы интеллигенции. Вы только что говорили об “образованных кругах”. Но каких образованных людей Вы имели в виду? Разве мало было образованных людей на стороне старого порядка и в XVII веке в Англии, и в конце XVII века во Франции, и в эпоху Октябрьской революции в России? Старый строй имел на своей стороне, на своей службе много высокообразованных людей, которые защищали старый строй, которые шли против нового строя. Ведь образование– это оружие, эффект которого зависит от того, кто его держит в своих руках, кого этим оружием хотят ударить. Конечно, пролетариату, социализму нужны высокообразованные люди. Ведь ясно, что не олухи царя небесного могут помогать пролетариату бороться за социализм, строить новое общество. Роль интеллигенции я не недооцениваю, ее роль я, наоборот, подчеркиваю. Дело только в том, о какой интеллигенции идет речь, ибо интеллигенты бывают разные.
Уэллс. Не может быть революции без коренного изменения в системе народного образования. Достаточно привести два примера: пример германской республики, не тронувшей старой системы образования и поэтому не ставшей никогда республикой, и пример английской лейбористской партии, у которой не хватает решимости настоять на коренном изменении системы народного просвещения.
Сталин. Это правильное замечание.
Позвольте теперь ответить на Ваши три пункта.
Во-первых, главное для революции — это наличие социальной опоры. Этой опорой для революции является рабочий класс.
Во-вторых, необходима вспомогательная сила, то, что называется у коммунистов партией. Сюда войдут и интеллигентные рабочие и те элементы из технической интеллигенции, которые тесно связаны с рабочим классом. Интеллигенция может быть сильна, только [c.36] если соединится с рабочим классом. Если она идет против рабочего класса, она превращается в ничто.
В-третьих, нужна власть как рычат преобразования. Новая власть создает новую законность, новый порядок, который является революционным порядком.
Я стою не за всякий порядок. Я стою за такой порядок, который соответствует интересам рабочего класса. Если же некоторые законы старого строя могут быть использованы в интересах борьбы за новый порядок, то следует использовать и старую законность. Против Вашего положения о том, что надо нападать на существующую систему, поскольку она не обеспечивает необходимого для народа порядка, я ничего возразить не могу.
И, наконец, Вы не правы, если думаете, что коммунисты влюблены в насилие. Они бы с удовольствием отказались от метода насилия, если бы господствующие классы согласились уступить место рабочему классу. Но опыт истории говорит против такого предположения.
Уэллс. В истории Англии, однако, был пример добровольной передачи власти одним классом другому. В период между 1830 и 1870 годами произошел без всякой ожесточенной борьбы процесс добровольного перехода власти от аристократии, влияние которой к концу XVIII века было еще очень велико, к буржуазии, которая являлась сантиментальной опорой монархии. Этот переход власти привел в дальнейшем к установлению господства финансовой олигархии.
Уэллс. Чартисты мало что сделали и исчезли бесследно.
Сталин. Я с Вами не согласен. Чартисты и организованное ими забастовочное движение сыграли большую роль, заставили господствующие классы пойти на ряд уступок в области избирательной системы, в области ликвидации так называемых “гнилых местечек”, осуществления некоторых пунктов “хартии”. Чартизм сыграл свою немалую историческую роль и побудил одну часть господствующих классов на некоторые уступки, на реформы во имя избежания больших потрясений. Вообще надо сказать, что из всех господствующих классов господствующие классы Англии — и аристократия, и буржуазия — оказались наиболее умными, наиболее гибкими с [c.37] точки зрения своих классовых интересов, с точки зрения сохранения своей власти. Возьмем пример хотя бы из современной истории: всеобщую забастовку 1926 года в Англии. Любая буржуазия перед лицом этих событий, когда генеральный совет тред-юнионов призвал к забастовке, прежде всего арестовала бы лидеров тред-юнионов. Английская буржуазия этого не сделала и поступила умно с точки зрения своих интересов. Ни в США, ни в Германии, ни во Франции я не мыслю себе подобной гибкой классовой стратегии со стороны буржуазии. В интересах утверждения своего господства господствующие классы Англии никогда не зарекались от мелких уступок, от реформ. Но было бы ошибочным думать, что эти реформы представляют революцию.
Уэллс. Вы более высокого мнения о господствующих классах моей страны, чем я. Но велика ли вообще разница между малой революцией и большой реформой, не являются ли реформы малой революцией?
Сталин. В результате напора снизу, напора масс буржуазия иногда может идти на те или иные частичные реформы, оставаясь на базе существующего общественно-экономического строя. Поступая так, она считает, что эти уступки необходимы в интересах сохранения своего классового господства. В этом суть реформ. Революция же означает переход власти от одного класса к другому. Поэтому нельзя называть какую бы то ни было реформу революцией. Вот почему не приходится рассчитывать на то, чтобы смена общественных строев могла произойти в порядке незаметного перехода от одного строя к другому путем реформ, путем уступок господствующего класса.
Уэллс. Я Вам очень благодарен за эту беседу, имеющую для меня громадное значение. Давая мне Ваши разъяснения, Вы, наверное, вспомнили о том, как в подпольных дореволюционных кружках Вам приходилось объяснять основы социализма. В настоящее время во всем мире имеются только две личности, к мнению, к каждому слову которых прислушиваются миллионы: Вы и Рузвельт. Другие могут проповедовать сколько угодно, их не станут ни печатать, ни слушать. Я еще не могу оценить то, что сделано в Вашей стране, в которую я прибыл лишь вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей, и я знаю, что у Вас делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный.
Уэллс. Нет, если бы вообще умнее были человеческие существа. Не мешало бы выдумать пятилетку по реконструкции человеческого мозга, которому явно не хватает многих частиц, необходимых для совершенного социального порядка.
Сталин. Не собираетесь ли побывать на съезде Союза советских писателей?
Уэллс. К сожалению, у меня имеются разные обязательства и я смогу остаться в СССР только неделю. Я приехал, чтобы встретиться с Вами, и я глубоко удовлетворен нашей беседой. Но я собираюсь говорить с теми советскими писателями, с которыми я смогу встретиться, о возможности их вступления в Пен-Клуб. Это — международная организация писателей, основанная Голсуорси, после смерти которого я стал председателем. Организация эта еще слабая, но все же имеет секции во многих странах, и, что еще важнее, выступления ее членов широко освещаются в печати. Эта организация настаивает на праве свободного выражения всех мнений, включая оппозиционные. Я рассчитываю поговорить на эту тему с Максимом Горьким. Однако я не знаю, может ли здесь быть представлена такая широкая свобода.
Сталин. Это называется у нас, у большевиков, “самокритикой”. Она широко применяется в СССР.
Если у Вас имеются какие-либо пожелания, я Вам охотно помогу.
Уэллс. Благодарит.
Сталин. Благодарит за беседу.
Большевик. 1934. № 17.
Та суть, которую ещё Сталин тогда отчасти понимал, а уже к Брежневу постепенно забыли — что вы не сможете уйти от рыночной экономики, не выстроив в результате огромную казарму. Где всё будет по распорядку и из-под палки.
И если даже торговать вы намерены только с капиталистами, ну, до тех пор пока мировая революция не победит вскоре по всей планете — то отчего бы не перенести прогрессивный опыт этого вашего умения в импортно-экспортных операциях и на внутриэкономические отношения?
Вот они и выстроили в итоге тогда коммунизм, но с деньгами.
В современной капиталистической экономике Запада настолько велика роль госаппарата, его влияния, участия в экономических и даже культурных процессах, что пожалуй это Уэллс предсказал точно. Увидел своевременно и назвал, куда всё идёт.
И единственное преимущество их капитализма перед пародией на него, что выстроили в последнее время у нас, при всей разнице в их эффективности — что у них и рынок более-менее разумен, не дикий, бандитский, где деньги решают всё, и конкурентов не побеждают лучшим продуктом для потребителей, а тупо устраняют. В том числе и с применением административного ресурса; и госсектор, необходимая, плановая часть экономики — не хаотичен и разрушителен во всём, за что б только ни взялся.
Это ещё называется порядок, законность, разумность государственного устройства. Тут как с техникой — дилетант может не сразу отличит починенный доктором Джекилом механизм от сломанного его alter ego мистером Хайдом, зато сразу увидит, едет тот дымя трубой в светлое будущее, или горит как вражеский танк, подёргиваясь и потрескивая душераздирающе.
А так то же самый симбиоз капитализма и социализма.
И чего они все эти сто лет так ожесточённо полемизировали, какая из их умозрительных моделей единственно верная? До сих пор вон при слове «социализм» сразу пену пускают и на бок валятся.
Занятное замечание для нашего времени. Заметьте, Сталин отмечает то, что наблюдает в 30-х в Америке: Великую депрессию. И не может отличить частное, наблюдаемое, случайное, временное — от присущего идее неотъемлемо. Логическая ошибка: раз сейчас у вас капитализм в глубочайшем кризисе — значит толпы безработных, голодных, бедствующих отныне будут бродить по Штатам всегда. А мы над вами только посмеиваться будем, и трубку курить. Усы ещё иногда топорщить.
Но, главное тут не это — заметьте, насколько именно это его наблюдение точно описывает, глубоко, то что они устроили сейчас в России, на Украине, далее везде, на всём постсоветском пространстве™ — превратили советский максимальный всеобщий кадровый уровень, страну специалистов где все соревнуются в мастерстве ради повышения зарплаты хотя бы немного — в концлагерь, где работы нет ни для кого, и толпами завозят в страну совсем неграмотных гастарбайтеров, зато готовых работать за еду, на что ни один местный не пойдёт, ещё помня что он не биоробот, а специалист, гордо откажется. Смотрите, весь рынок уже почти полностью состоит из вакансий для неквалифицированного персонала: продавцов что даже всякий раз не знают где у них какой товар лежит на полках, не способны даже спустя месяц запомнить, курьеров развозящих даже не документы по главкам, как это было в СССР — а пиццу, беспомощных вахтёров (брутальных охранников то есть), грузчиков и т. н. строителей, которые гвоздь с третьей попытки не погнув уже научились на прошлой неделе вбивать — а вот куда, так и не научатся.
Ну вот, по мудрому замечанию товарища Сталина, надавили на рынок труда, обеспечили дешевле оплачиваемые рабочие руки на поколение вперёд, дальше что?..
А дальше, похоже, война будет. Неизбежно теперь. Миллионы чернорабочих, тщательно, старательно готовившиеся десятилетиями — могут быть утилизированы (в обоих смыслах) только таким образом. Как вон в африканских странах: нате вам всем по автомату, ступайте добывайте себе пропитание.
Ни для чего другого они в экономике не нужны. А они их всё продолжают готовить, множить, нагонять к нам со всех бывших братских республик, переучивать под эту особую специальность, образ жизни.
Сказал тот, кто продемонстрировал высший уровень умения при любой, малейшей необходимости и даже без, давить на любых своих граждан: от генералов, министров, академиков и писателей — до простого рабочего на заводе и крестьянина в колхозе. Кто прекрасно знал, насколько государство — абсолютный деспот, и неважно, называется оно советским (т. е. сверхдемократическим, где всё решают непосредственно сами люди на местах, советы), социалистическим, коммунистическим — или капиталистическим, буржуазным, монархическим... И насколько государству даже легче немножко так надавить на капиталиста крупного толстого сытого в котелке, которому есть что терять, и которому много есть чего ему уступать, и много потом останется — чем на миллионы отчаявшихся пролетариев, что и привели его, кстати (или он этого не заметил?) тогда к власти.
О, и Уэллс, оказывается, меня в этом поддерживает.
Заметьте, и это в 34-м, когда Великая депрессия была на пике, и в Штатах вообще всё было более чем плохо. И что они столь неожиданно выйдут из этого по результатам Второй Мировой — было б слишком виртуозно предсказывать тогда. Тем более что он даже нападения Гитлера не смог предсказать, хуже, не поверил Зорге и прочим.
И при этом настолько высокая оценка Рузвельта в тот момент.
Тонко. Одновременно и нам дал понять, что нечужд нашему падонковскому и интернет-мемчикам, и красиво, литературно выстроил фразу про обуздание наиболее необузданных.
Надо же, не помню чтоб встречал «профит» (обычно выгода, прибыли, барыш, прибавочная стоимость наконец... неужто в русском не хватает своих аналогов?) в настолько раннем источнике иначе чем в составе профитролей. Кстати, что такое профитроли? Кажется, это едят, а зачем?
С одной стороны: но это же не помешало США мобилизоваться в войне против сначала императорской Японии, а затем и немного фашистской Германии? А нет, помешало. И с Японией они воевали левой рукой отвернувшись, точнее даже перебрасываясь через полсвета посылками, да и вклад их против Гитлера — ну, примерно сравним с британским, которого почти тоже не было.
Зато заметьте, насколько хозяева частные по итогам разбогатели.
Умница какой. Именно так и случилось. Предсказал ведь. Сам даже не очень чтобы и дожил притом.
Боюсь, мистеры, в лице Георгия Иосифыча мы потеряли тогда второго Ленина — с его живостью ума, умением смотреть в суть.
Ну а я о чём десятый год подряд не то чтоб даже твержу, так... вяло отшучиваюсь моим американским друзьям, для которых страшнее социалиста — только то Смоляное чучелко Братца Кролика... Что, робяты, да вы сами ту старушку в общем и того, по Достоевскому нашему. Вы сами таперича и есть наиглавнейшие социалисты и марксисты, что сеют пожар мировой революции по всей планете. Троцкисты даже. Оголтелые. Нет, я им прямо так не говорю, они поймут превратно, излишне сурьозно — когда я больше в шутливом ключе, как всегда, здесь настроен. Это ж для них смертельнейшее из оскорблений будет... они ж не зря Сакко и Ванцетти тогда убили и съели?
Евангелие прям какое-то. Что и случилось в итоге у них потом, по результатом мудрого правления великого кормчего нашего, не путать с китайским, тот оставил куда более разумных апостолов по себе, с Хрущёва по Горбачёва. Когда главные, верховные организаторы — вдруг оказались (срочно уведите дам, детей, осьминогов, вынесите клетку с кукушкой... нет, с канарейкой; кукушка пусть как раз останется, ей полезно будет это знать) мудаки — какого ещё далее результата вы хотели?
А что, учредим на этом скорбном месте кружок почитателей Св. пророка Герб. Уэльского? Ведь всё что назвал тогда — всё так и сбылось. И Ктулху заодно. Пастве любезно будет разнообразие сие.
Самоочевидная истина. Которую сам же Сталин до сих пор ожесточённо, заметьте, оспаривал. Неужто и впрямь был нестолько оголтелый догматик? и этот, как его, начётчик?
В условиях отсутствия государственно-правого регулирования.
Впрочем, кого я пытаюсь учить. Сталинская конституция была весьма в этом отношении как раз уже осознана. Неужто он не понимал, что дай его конституцию (или, точнее, Наполеонову) тому же Рузвельту — тот не возрадуется до плеши?
Интересно. А вот Сталин и парирует: так у них же не романо-германская наша семья
— а их непонятно что прецедентное. И уж тем более разделение властей, увы, никакому Сталину не снилось, работает как правило, иногда. И он-то, Рузвельт, не законодатель как раз. А глядите-ка, панове, что получилось в итоге: со всем их полным отсутствием вертикали власти в итоге оказалось, что они как были тверды и незыблемы сто лет назад — так и остались. И помыкают всеми даже народами дикими чрез правителей их алчных. А наша незыблемая сталинская того этого — куда-то сразу тогда и делась после 1953-го...
Может это, правы как раз древние китайцы были? Что лучше бить врага стальной перчаткой в бархатном облачении, чем бархатной в стальном, страшном лишь с виду? Лучше силу свою прятать внутри доброты своей искренней ко всему — чем слабость свою из страха пред всеми оборачивать в угрожающие и жестокие ко всем вокруг манеры?
Приведу обратный пример: отчего при том же Сталине, и в 20–30-х, и в 50-х (заметьте, сразу после огромных катастроф, всеобщей разрухи) у них всех хватало ума и вкуса, от генерального секретаря и до простого строителя, возводить превосходные здания, строить светлые красивые города для людей — так что и по сей день останавливаешься, идя по городу, и пытаешься получше рассмотреть, запомнить красоту что они после себя оставили вот уже скоро сто лет назад?
А в современной, формально рыночной, но уже безусловно капиталистической (монополистической, олигархической) экономике они возводят то, что я вот, гуляя по Москве и каждый год всё чаще замечая на месте вдруг разрушенных ими домов, что я ещё помню, были так уместны там прежде, так радовали (всего год назад тут были ещё старые кварталы) — их новые муравейники для скота вкряченные поперёк всего, уродующие весь район на километр вокруг — не могу охарактеризовать иначе как визуальная блевотина. Ровно того цвета, формы, качества, уважения к людям, живущим вокруг, тем более внутри, если кому вдруг особенно не повезло, конгломераты.
Всякий раз спрашиваю: отчего кровавый Сталин оставил после себя здания, где каждое окно украшено неповторимой, классической лепниной, красота которой не преходяща, выдержала проверку не веками даже, а тысячелетиями, с античности — что красивы и вблизи и издалека, сделаны с огромной любовью и уважением к людям. И Хрущёв с Брежневым, пусть уж... где это тогда у нас было? Вот, нашёл:
— сразу перестали делать авторские проекты, работу художников, мастеров своего ремесла, перешли на типовые решения — но всё же столь многие проекты их периодов правления (особенно ещё Хрущёва) несут великолепную эстетику. Те же 16-этажки Брежнева и вовсе — настоящее украшение наших городов (как они размещены в ландшафте), я уж не говорю про обычные советские магазины с витринами в пол, кинотеатры, кафе, много всего... — всё это ныне даже не снесено, а изуродовано на скорую руку: эти стеклянные фасады наглухо заклеены плёнкой с уродливой рекламой, зашиты их грязным пластиковым сайдингом™.
А уже Горбачёв стал лепить свои уродливые новостройки, Einstürzende Neubauten, и просто устроил по всей стране свой патентованный долгострой™ (перелистайте тот же «Крокодил» 80-х, если вдруг кто не застал, или забыли за круговертью всего последующего хаоса). И Ельцин — тем более ничего не строил, но хотя бы, слава богу, не разрушал, что досталось ему в наследство. И только с 2001 года началось...
Заметьте, как в архитектуре, как наиболее монументальной форме, где не соврёшь, не подтасуешь, не приукрасишь, не затмишь всей их ошеломляющей пропагандой гнусной — по которой вон археологи и историки потом и определяют весьма интересные характеристики времени, строя, который всё это создавал, чётко видна строгая последовательная деградация:
1. В Российской империи, до революций 1917-го, ещё непосредственно перед ними, умели строить на самом высшем уровне. Гляньте, сколько памятников архитектуры ещё осталось. Их, правда, с каждым годом всё меньше, Путин сначала с Лужковым, теперь вот с Собяниным, очень активно всё разрушают.
2. Ленин (и ранний Сталин) — ну, понятно, Гражданская, разруха после неё... но уже вдруг конструктивизм — нечто не менее прекрасное в своём лаконизме, ваби, чем прежние классицизм и ар-нуво царизма.
3. Сталин — ампир. Vide supra.
4. Хрущёв, 50-60-е. Чёткое влияние чудесной свежей мировой моды того времени. Кто не вполне помнит — посмотрите фильмы 60-х, там всё есть. По сравнению с прежним периодом уже заметна сразу резкая деградация. Была архитектура — пошли типовые коробки. Но ещё великолепна градостроительная компонента. Районы спланированы с зачастую безупречным вкусом.
5. Брежнев. Коробки остались, но гораздо меньше стало интересных авторских проектов всех этих кафе, кинотеатров...
6. 7. 8. Далее мы тоже уже выше обсуждали. Творчество этой троицы, успешно выполнившей демонтаж одной шестой части суши.
Заметьте, насколько каждая новая матрёшка за прошедшие сто лет всё меньше, плюгавее, безобразнее даже вот конкретно своей предшествующей. И это только в архитектуре, остальное пока не берём. У меня даже была идея изобразить всё это в материале — но, кажется, уже при Горбачёве именно, возможно, примерно такими матрешками и торговали фарцовщики на Арбате и прочих злачных местах, втюхивали их иностранцам; вроде было такое, да?
А вот что касается экономики в целом, тут я вспоминаю Андропова почему-то. Вернее, не почему-то, а именно потому, что он осознавал, как мне кажется, что вся эта махина рухнет, если люди не начнут работать. Может, со временем кто-то и шепнул бы ему, что надо бы разрешить предпринимательство, дать немного людям возможности заработать. При его-то контроле и давлении, можно было бы сделать, как в Китае лет за двадцать до Китая. Но не сложилось, почему-то взял и умер. А потом уже абсурд было не остановить. Попытки взять под контроль неумалимый уже тогда развал, вырулить из кризиса за счет предпринимательства делали все только хуже. Все криминализировалось и коррумпировалось. Ну и, собственно, вот.
При Брежневе почти всё решили. Было не так часто тогда, чтобы семья, тем более с детьми, нуждалась в расширении жилплощади™. Как правило, квартиры давали™ учреждения, предприятия, на которых люди работали.
Горбачёв всё саботировал. И это, и вообще всё. Такое было (да он вроде и живой ещё? вот уж вечное зло...) феноменальное трепло, что умело только речи с трибуны производить.
Ну а далее вы тоже знаете.
Что касается вечной нехватки жилья, и такой дороговизны недвижимости — я считаю, моя такая версия, это специально надутый пузырь. Этим способом эти подлецы во власти борются с населением, сдерживают его способность к размножению, рождению будущих поколений. Давняя моя теория, как раз с 90-х. Как раз с того времени, когда жильё ещё не стоило сколько сейчас.
Ну не может бетон, кирпич, вот это всё, затвердевшая засохшая грязь по сути, стоить столько, чтоб человек на квартиру себе всю жизнь копил и скопил как раз к смерти.
Впрочем, а что я? Вон, кум Тыква, кажется, с его кирпичами у Джанни Родари. Пластинка из моего детства.
Как догадываюсь, современные технологии вполне позволяют за месяца три выстроить для каждого гражданина любой страны мира, сообща, средствами его государства, просторный коттедж, и не надо даже вот этого всего: ютиться в муравейниках затмевающих солнечный свет и небо. Вместе со всей необходимой инфраструктурой™ (ещё одно популярнейшее слово горбачёвских времён).
Как мне рассказывал ещё мой прадед, ветеран Гражданской и Отечественной, то ли отец про него, либо опыт деда, уже по другой, мужской линии (я был тогда ещё слишком мал, чтоб взять блокнот, как тот Кастанеда, и всё в деталях расспросить, уточнить и записать... думал, всегда ж успею ещё раз спросить, если понадобится), они втроём до войны за неделю ставили сруб, избу. Вообще это старая русская традиция была: если кому надо жильё, обычно молодожёны... — собирались мужики вместе, и быстро, пока не наскучило, возводили дом.
А уж с современными строительными 3D-принтерами... И всем прочим.