— Я… Скажите, доктор Готлиб, вы в самом деле думаете, что у меня достаточно знаний для работы здесь, у вас? Я страшно хочу добиться успеха.
— Успеха? Я где-то слышал это слово. Оно английское? Ах, да, маленькие школьники употребляли его в Уиннемакоком университете. Оно означает — сдать экзамены. Но здесь не надо сдавать никаких экзаменов… Мартин, скажем начистоту. Вы кое-что смыслите, в лабораторной технике; вы наслышаны о разных бациллах; химик вы неважный, а математик… пфуй!.. совсем скверный! Но вы любознательны и у вас есть упорство. Вы не принимаете готовых правил. Поэтому я думаю, что из вас выйдет или очень хороший ученый, или очень плохой. Если достаточно плохой, вы станете популярны среди богатых дам, которые правят городом Нью-Йорком, и сможете читать лекции для заработка, или даже, если сумеете войти в доверие к нужным людям, вас могут назначить ректором колледжа. Словом, так или иначе, это будет интересно.
Полчаса спустя они люто спорили: Мартин утверждал, что весь мир должен прекратить войны, и торговлю, и писанье романов, и дружно пойти в лаборатории наблюдать новые явления, а Готлиб возражал, что в науке и так слишком много развелось верхоглядов, что необходимо только одно — математический анализ (и часто опровержение) ранее наблюденных явлений.
Это звучало воинственно, и все время у Мартина было блаженное чувство, что наконец-то он дома.
Лаборатория, где они разговаривали (Готлиб шагал из угла в угол, скрутив руки в причудливый узел за узкой спиной; Мартин то присаживался на высокие табуреты, то соскакивал, с них), ничем не была замечательна — водопровод, стол, занумерованные пробирки в стойке, микроскоп, несколько тетрадей и таблиц pH; в глубине комнаты, на простом кухонном столе — ряд причудливых колб, соединенных стеклянными и резиновыми трубками, — и все-таки время от времени Мартин посреди какой-нибудь тирады обводил эту комнату почтительным взором.
Готлиб прервал спор:
— Какую работу вы думаете здесь начать?
— Да я, сэр, хотел бы вам помогать… если смогу. Вы, должно быть, разрабатываете разные вопросы, связанные с синтезом антител?
— Да, мне кажется, я смогу подвести иммун-реакции под закон действия масс. Но вы не должны мне помогать. Вы должны вести собственную работу. Чем вы хотите заняться? Это вам не клиника, где друг за дружкой с утра до вечера идут пациенты.
— Я хочу найти гемолизин, в отношении которого имеется антитело. Для стрептолизина не имеется. Я хотел бы поработать со стафилолизином. Вы не возражаете?
— Мне безразлично, что вы делаете, лишь бы вы не воровали из ледника моих стафилококковых культур и лишь бы у вас все время был таинственный вид, чтобы доктор Табз, наш директор, думал, что вы заняты чем-то очень важным. So! Имею внести только одно предложение: когда вы увязнете в какой-нибудь проблеме, так у меня стоит в кабинете прекрасное собрание детективных романов. Но нет. Я должен быть серьезным хоть на этот раз, когда вы только приехали, — да?
Может быть, я чудак, Мартин. Многие меня ненавидят. Подкапываются под меня… о, вы думаете, это мое воображение, но увидите сами! Я делаю ошибки. Но одно я всегда сохраняю в чистоте: религию ученого.
Быть ученым — это не просто особый вид работы, не так, что человек просто может выбирать: быть ли ему ученым, или стать путешественником, коммивояжером, врачом, королем, фермером. Это сплетение очень смутных эмоций, как мистицизм или потребность писать стихи; оно делает свою жертву резко отличной от нормального порядочного человека. Нормальный человек мало беспокоится о том, что он делает, лишь бы работа позволяла есть, спать и любить. Ученый же глубоко религиозен — так религиозен, что не желает принимать полуистины, потому что они оскорбительны для его веры.
Он хочет, чтобы все было подчинено неумолимым законам. Он в равной мере против капиталистов, которые думают, что их глупое загребанье денег есть система, и против либералов, которые думают, что человек — не из тех животных, которые борются. Он смотрит на американского бизнесмена и европейского аристократа — и одинаково презирает их трескотню. Презирает! Все как есть. Он ненавидит проповедников, рассказывающих басни, но не слишком расположен и к антропологам или историкам, которые могут только строить догадки и все-таки смеют называть себя учеными! О да, он человек, которого, конечно, должны ненавидеть все хорошие, добрые люди!
Смешных целителей верой он ставит на одну доску с врачами, которые норовят подхватить нашу науку, когда она еще не проверена, и носятся, воображая, что лечат людей, а на деле только топчутся и своими сапожищами путают следы; и пуще человека-свиньи, пуще идиота, который и слыхом не слыхал о науке, ненавидит он псевдоученого, ученого-гадателя — вроде этих психоаналитиков; и пуще, чем этих смешных толкователей снов, он ненавидит людей, которые имеют доступ в светлое царство, такое, как биология, но не знают ничего сверх учебника да научились читать популярные лекции олухам! Он единственный подлинный революционер, истинный ученый, потому что он один знает, как малы его знания.
Он должен быть бессердечен. Он живет в холодном, чистом воздухе. Но странная вещь: на деле, в личной жизни, он не холоден и не бессердечен — куда менее холоден, чем профессиональные оптимисты. Миром всегда управляли филантропы: врачи, во чтобы то ни стало применяющие терапевтические методы, в которых ничего не смыслят; солдаты, которые ищут, от чего бы им защитить родину; проповедники, которые мечтают, чтобы все принудительно слушали их проповеди; добрые фабриканты, которые любят своих рабочих; красноречивые государственные деятели и сердобольные писатели, — а посмотреть, какой ад устроили они на земле! Может быть, теперь настала пора для ученого, который работает, ищет и не горланит повсюду о том, как он любит всех и каждого!
Но опять-таки, помните всегда, что не всякий, кто работает в науке, — ученый. Лишь очень немногие! Остальные — секретари, пресс-агенты, прихлебатели! Быть ученым — это все равно как быть Гете: с этим рождаются. Иногда мне кажется, что у вас есть немного вот этого, врожденного. Если оно у вас есть, тогда нужно делать одно… нет, две вещи нужно делать: работать вдвое упорней, чем вы можете, и не давать людям использовать вас. Я постараюсь оградить вас от Успеха. Вот и все, что я могу. So… Я хочу, Мартин, чтоб вы здесь были очень счастливы. И да благословит вас Кох!
Да, тот формат, для которого я когда-то, теперь уже очень давно, проектировал сайт с каналами книгифильмы... потом добавил зоопарки, и в их числе уже книги... потом начал ещё разработку третьего инструмента: авторыкниги...
Но недостаточно создать инструмент и положить его на видном месте, оказывается — требуется ещё нанять, вероятно, хотя бы десять человек, что начнут им пользоваться, давая пример всем прочим.
Но иногда это случается и естественным образом. Редко правда. Оттого и более ценно. Пожалуйста продолжайте и развивайте. А я потом сделаю задуманную тогда возможность прикреплять к объектам новой базы: авторам, книгам и прочему, ссылки на сообщения про них. Причём, так чтоб не одно лишь, наверное лучше, а несколько.
Вчера, если кто заметил, добавил превью для заливаемых картинок. И чего вы раньше меня об этом не попросили? Вон, вместо превью текста тогда.
Совершенно побочный эффект — вообще разрабатывал ещё один новый инструмент: галереи, заливку сразу многих файлов с превью. Чего о них вспомнил здесь — там тоже будет привязка к одному или нескольким их обсуждениям.
Мартин утверждал, что весь мир должен прекратить войны, и торговлю, и писанье романов, и дружно пойти в лаборатории наблюдать новые явления
Ну, романы (и автор этого нельзя сказать что не знает, на своём примере) — вовсе не в ряду с войнами и торговлей, а как раз форма науки. Размышления о мире, формирование общественного, общедоступного, общепринятого знания. Помните, мы недавно столкнулись с тем, что Киплинг, оказывается, всего в паре своих вещиц для детей, емко и исчерпывающе описал то, к чему через сто лет только приходят, с усилием дотягиваются современные западные философы и публицисты (а с ними и прочая масс-культура). Вот что такое романы.
Но мы тогда разбирали и то, что как раз романы, и музыку, и многое другое (а в последние десятилетия, мнится мне, уж и политику, как ни удивительно) — каждое слопал свой особо сконструированный симулякр. Тогда да, такое писанье романов незачем.
и торговлю
Вот по этим двум словам всего уже можно понять, отчего Синклера Льюиса переводили и издавали у нас тогда в СССР. Как классово близкого, сторонника плановой экономики, врага капитала, спекулирующего на структурах распределения благ. Специально полез проверить (из предисловия к читанному в детстве его «У нас это невозможно» (обложка чрезвычайно заинтриговала, такая, исключительнейшая для всего нашего мира тогда яркая обложка, в стиле махрового pulp-fiction, о котором мы даже не подозревали в те времена — а так счёл крайне затянутым, без динамики и красоты сюжета, особо на контрасте с обложкой: подростки ищут не размышлений — а чтоб покрасивей сон придуманный для них сложился) уж ничего не помню) в Википедию (ну, думаю, сейчас найду что воевал в Испании, симпатизировал Союзу, состоял в рядах Американской Компартии...) — нашёл пока лишь это:
Осенью 1916 году начинающего писателя знакомят с Джеком Лондоном, переживающим глубокий творческий кризис. Лондон решил купить сюжет для нового романа, и Льюис, набивший руку в сочинении сюжетов, продал ему сюжет для романа, первоначально озаглавленного «Бюро убийств». Роман этот, однако, Лондон успел лишь начать, так как 22 ноября 1916 года неожиданно умер. Заплаченных за сюжет денег Льюису хватило, чтобы купить себе новое пальто.
С интересом продолжаю знакомиться с биографией столь недооценённого мной в детстве автора.
Умер Синклер Льюис в Риме 10 января 1951 года от сердечного приступа, вызванного алкоголизмом.
Глубоко наш человек.
Да, это моя вина, что парсер бьёт абзацные отступы, борясь с лишними пробелами. Надо бы перенастроить его, чтоб в начале строки пробелы менял на nbsp. Пока просто разбил параграфы вручную, как сам обычно делаю, вклеивая что-то объёмное.
Учёный же глубоко религиозен.
Да, старая известная концепция. Homo religiosus, по Кьеркегору.
Причём, как вот объяснить обывателю, который носит крестик и тянет меня вместе с ним пожертвовать попрошайке, собирающей якобы на храм, что они собираются возвести прямо тут, да, ага, поперёк проспекта, и вообще в каждом дворе у вас теперь должна быть церковь вместо детской площадки, а потом так легко, с такой невинной непосредственностью нарушает некоторые базовые заповеди, что даже не боль вызывает, а лишь умиление — значение этого сложного философского термина: «религиозный». Это не их эта мирская религиозность. Тем более ничего это не имеет общего с алчными попами их, купающимися в золоте, разврате и лживости своей — как благодатной основе их существования, елее чудном небесном, пролившемся свыше на них.
Я б, чтобы проще, вообще к чертям это слово выкинул. Потому что из ста тысяч дай бог один поймёт бедного принца датского. Хотя, а чем его заменить? Человек знания, по одному латиноамериканскому антропологу; божий человек — не то, там больше об этичности, эстетике самоорганизации; человек идеи — вовсе не то, мы видели эти их идеи весь XX век; веры — непонятно; света — аморфно; дваждырождённый — слишком уж по-индокитайски... Пусть пока так и будет по Кьеркегору, ладно. Человек, преступивший хитросплетения всех этих нелепых условностей бытия, обративший себя всего к высшим смыслам — давно и навек уж — вот, наверное, то, что я тут пытаюсь выразить одним словом.
Indian › Да, я тоже присматривался к слову «религиозный». Пожалуй, тут больше подошел бы термин вроде перфекционизма в науке. Но не уверен, что в то время такой термин вобще существовал. Кстати, вполне может быть, что когда писался роман — а это уже почти 100 лет назад, значение слова «религиозный» воспринимали правильно и без пояснений. Впрочем, кого я обманываю, обыватели были ровно такими же и в то время. Собственно, сам Льюис написал не одну книгу о том, каковы эти обыватели на самом деле.
Even › Заметьте, забавно, Кьеркегор-то сам учёных ой не любил. Софистами обзывал — помните? Правда и учёные в его времена, сразу после разгрома Наполеона, мы знаем какие были...
Тут ещё и Ницше надо бы вспомнить, ну хотя бы так, немного. Человек, превзошедший всё слишком человеческое. И обратившийся ко всему, я бы сказал истинно человеческому — что и составляет нашу природу. Настоящую, ту. Чистое искристое сознание, ощущение счастья пребывания в мире, радость познания нового, мощнейшее врождённое стремление улучшать мир, бытие во всём, до чего только дотянемся...
Но нет, они вон друг-другу товары перепродают по десятому кругу вигодно слющай, убивают друг-друга зверски, не жалея и детей даже давно — на Украине и в Сирии (и раньше много где, мы помним), и снимают про это всё душещипательные репортажи, перемежаемые солидной и гламурной рекламой. Вся цивилизация предала себя, предала свою суть, и этот мир — вся он разрушает себя быстрее, чем те немногие, что посреди этого так поднимают голову изредка, и сразу так начинают охуевать от всего увиденного, что вон идут в ближайший бар и начинают сразу заливать горе — не до попыток творчества там какого-то нелепого, сопротивления муравья бульдозеру, уж сразу, дураков всех раздавило тремя тысячелетиями раньше.
Indian ›разрушает себя быстрее, чем те немногие, что посреди этого так поднимают голову
В годы позднего юношества, проще говоря, в студенческие годы, мне часто снились кошмары. Сюжеты там бывали, конечно, под стать кадрам Тарковского (может, зря я тогда им так увлекался, упивался?), но смысл происходящего всегда один и тот же — вот оно — началось! (Ядерная война, конец света, чаще все вместе). И я всегда оказывался в ситуации совершенно непохожей и неподходящей, и в окружении людей, которые ничего не знают, не видят и не понимают! Никто из них! И сердце так сжималось от отчаяния, что я знаю, вот оно, свершилось, наступило, а я ничего не могу сделать! И даже предупредить никого не могу, меня на смех поднимут; просто даже сказать некому, рядом никого, кто поверил бы! И часто в этих снах я плакал от жалости к себе и людям, которые даже не подозревали, что им осталось жить всего ничего! Разве мог я представить, что наяву это будет так похоже на кошмар, что будет так отчаянно одиноко и страшно, и что хуже всего, в этом «карнавале» окажутся и те, кого любишь больше всех, твои дети, но и они не будут тебя слышать, слушать, понимать...
Elsh › Если это в 80–90-е — у меня были примерно такие же сны: что скоро война, всё будет разрушено, человечество начнёт с чистого листа. Мне снилось, как я там живу, всякий раз в различных местах: в Китае 2115 года, готовлю революцию; в Австралии с её бандами и разумными крысами, результатами генетических экспериментов людей прошлого; в Калифорнии, вдруг атакованной, и никто вообще не понимает что случилось, информации нет — но надо выживать; в Чехословакии, уж много после всего, и просто живут люди уже своей новой жизнью, всё прежнее забыто...
Откуда эти сны?
Группа «Кино», кстати, поздняя — видимо, Цою, как исключительно высокому визионеру, пришли именно эти же откровения (я не утрирую — в прямом, библейском смысле, как тому Иоанну).
Егора Летова и Янку, их миф — как его объяснить, если не понимать этого сокровенного (настаиваю именно на таком определении, поскольку вы единственный, кто за последние 20 лет мне сказал, что ему это тоже, в отличие ото всех, было тогда доступно)?
Есть простой ответ: ну, наша советская пропаганда милая уже с 1945 готовила нас всех теперь уже к ядерной войне. Да и не только пропаганда — реально ведь вся экономика работала на этот сценарий, который скоро должен наступить. Я читал эти издания Воениздата, помню иллюстрации там: атомный гриб за лесом, бортовой зил, с которого высаживаются бойцы...
И фантастика — тут скорее даже больше англо-американская, начиная с того же 1945 и ранее. Да, их влияние можно отметить. Ну хорошо — но это же не ответ. Фантасты — как раз эти визионеры и есть. Им-то откуда это все пришло? Почему именно так?
Вон те же фильмы «Терминатор»...
Ну да, простой ответ, имманентный, бубнит нам, что типа да, вас 40 лет к тому заводила ваша пропаганда: к Кино и Летову, к их скрытым мифам, не для тупых — в СССР; к 1 и 2 Терминатору — в США.
А чуть более сложный? Реально были в шаге от этого — и наше тогда общее человеческое сознание уловило этот возможный скорый вектор. Там, на тех глубинных уровнях. С которых и приходят к нам сны. Особенно те что вещие — в терминологии древних греков загорелых. Какими мы, по сути, и остались.
Что я могу свидетельствовать лишь: да, это склонение, куда этот (я уж не говорю «наш», упаси боже — не наш он давно) мир попал — оно, конечно, куда более сытое и, в целом, счастливое, чем то, что тогда нам снилось в конце 80-х. Но только вот какое-то оно куда более уродливое что ли? Нет в нём той пронзительной красоты, что нам было обещано тогда в наших снах.
Elsh ›от жалости к себе и людям, которые даже не подозревали, что им осталось жить всего ничего
Не знаю, в моём мифе была только исключительная радость построения уж нового мира. Я не попадал в склонения крушения цивилизации. Только её нового счастливого и свежего расцвета.
За все последующие годы в этом унылом мире я не встретил ничего, что хоть отчасти соответствовало тем моим ярким, свирепым, залитым солнцем и впечатлениями мирам. Лишь очень изредка, временами. Нет того особенного осознания.
Слышал, тут некоторые принимают всякую химию даже, чтобы сдвинуть себя в направлении такого — но, боюсь их химия их, без подобных же снов в них когда-то, никуда особо и не сдвинет. Некуда.
А мне так и незачем: я не хочу снова увидеть на минуту лишь (ну как, хочу, и вижу иногда — но не стремлюсь уж давно: лишь бы поглядеть и вернуться, бычий кайф — как мы говорили в моей советской школе; в смысле, развлечения для туповатых) те пространства и возможности — я хочу там оказаться. Но знаю, что пока я здесь отбываю срок службы — похоже не получится, определённо.
Indian ›Если это в 80–90-е Да, весь конец и все начало. В принципе, там и в реальности хватало кошмаров: Карабах и эскалация этого конфликта, приведшая к погромам в Сумгаите и в Баку. Внутренняя политическая неразбериха, подъем народного движения за независимость и выход из состава СССР, завершившаяся вводом войск, в сущности, и забившим последний гвоздь в крышку гроба СССР, по крайней мере, для нас. После января обратной дороги уже не было. И на фоне всего этого моя взрослая уже влюбленность, связанные с ней переживания и, как водится, ее бесславное завершение. В общем-то, думаю, такое могло, да и происходило со многими. Мне не виделись минуты строительства «светлого будущего», потому что в те годы я мог умереть, практически, каждый день. Случайно или на войне. Это было время коллапсов — личностных, политических, социальных и даже финансовых. Буквально — так бедно мы, наша семья да и большинство в стране, не жили никогда. Ни до, ни после. В общем, есть что вспомнить...
Elsh › Так и у меня вовсе всё это было не про строительство светлого будущего. А про то, что всё, как данность уже, случилось.
Ну, вон выше советскую фантастику бравурную я особо исключил:
И фантастика — тут скорее даже больше англо-американская
Просто отношение совсем другое: огромная энергия, радость от этого свежего и интересного мира, полного приключений и новых уж открытий. Сознание работает с необычайной яркостью, мир вокруг очень красив, все детали чёткие, иногда непривычные, несущие свой стиль, свою новую эпоху: вещи, здания, небо, освещение, люди и их характеры.
В отдельном месте надо бы об этом нам всем как-нибудь собраться, поговорить. Вспомнить свои самые яркие, самые интересные сны.
Я лично люблю спать. Со временем я собираюсь все чаще уединяться у себя в доме и проводить остаток жизни во сне.
Прямо даже жалеешь всякий раз как просыпаешься, что не придумали ещё способа считывать эту картинку из зрительного центра и сохранять в цифре. Несколько раз даже пытался начать всё записывать — ну и записывал, а потом просыпался и понимал, что то, на что записывал — оно там же во сне и осталось.
Indian › А сделайте зоопарк «Вам и не снилось» или «Сны о чем-то большем». И будет туда валить все увиденное. Причем, не обязательно начинать с сегодняшнего дня. У всех есть сны, которые они никогда не забудут. Вот пусть и пишут туда. Типа коробок со сновидениями. Ну, или шкатулок. Как думаете, наши люди одобрямс?
Elsh › Отличная идея.
Я, правда, всю жизнь считал, что такие сны — это драгоценные камни, крайне редкие (нет, добываем мы их каждую ночь — но вот мало что доносим до своей этой тутошней убогой части сознания). Разве что помогает, когда кошки внезапно ночью будят, во время своих игрищ — они же ночной хищник™.
Это я ещё к тому, что вы зря недооцениваете кошек — они благороднее, добрее и чище людей, и даже, видите, помогают нам в этом нашем самом важном из всего, что мы умеем и ценим.
Поэтому как-то опрометчиво считать, что на сайте, где люди не в состоянии собрать в себе силы чтобы запостить очередную бугагашечку, как я вон (про котов тырящих у синиц сало и поросят в аквапарке) — они сумеют тащить десятками то, что иногда случается лишь у немногих, лишь крайне редко.
И потом каждый такой сон становится великим общим мифом, произведением литературы, фильмом. Вон, мы Цоя только вспомнили — оттого и «Кино». Что кино — это высшее тут, когда это то кино, что вот это — а не то всё, что эти тупые жадные твари снимают тысячами в год за деньги. Мы не раз уж говорили про симулякры, побеждающие суть, свой оригинал, про пугало, неизменно убивающее своего огородника.
Но, с другой стороны — ведь сны вообще, пусть и хаотичные, и тупые (зато смешные!) бывают ведь у всех, каждую ночь. И иногда весело было бы разбирать их, во всём их милом сюрреализме.
Пока пишите как есть, прямо на главную. Такой наш будет секретный пакт. Пишите в заголовке: «Сон. Как я охотился на слона. А потом слоны собрались и охотились на меня. Я и не знал прежде, что они такие злые!» А соберётся хотя бы 10 подобных шаманских телег — сразу сделаю зоопарк.
Но чем холодней становилась зима, Тем теплей становились сны
Indian › Ну, на главную вряд ли, а вот на стену, пожалуй, парочку апокалиптических напишу. Самому интересно. Тем более, вот Аленка, сможет профессионально интерпретировать. Может у меня шиза какая? А я-то ж никому вокруг не верю уже который год. Вот завтра и начну.
Elsh › Особенно вот не верьте мозгоправам этим всяческим — у них работа такая, их с детства учили: что-нть такое у вас найти интересное. Алёнке — верьте.
Посреди стад психологов, что вас, здорового быка, убедят покончить самоубийством, как жалкого неполноценного дегенерата (от Сенеки до Маяковского) — бывают и те, что обычного простого здорового быка вдруг переводят в режим пегаса небесного. Но редки сии. Имя им — женщины. И, как мы знаем, лишь избранные, особенные женщины способны на такое.
Если свести всё к нашему простому, мужскому, рациональному, математическому: ищешь уважения через понимание и вечный пакт о союзничестве: ищи мужчину, лучше всего того, с кем вместе шкерился от осколков. Ищешь любви и благоговения априорного: ищи женщины, лучше всего той, что знает цену своей жизни, твоей, и как это: потерять детей, да и просто всех тех без которых никак.
К сожалению, почти нет таких в эфемерном этом поколении менеджеров по продажам и специалистов по рекламе. Пойду Ремарка что-ли начну читать, как, говорят, классово близкого нам фашиста. Всё лучше чем среди этих жить, предателей.
Indian › Да, предательство предотвратить невозможно, ведь как же жить с людьми и среди людей без доверия? Вот и я говорю, никак. А значит, мил человек, будь, как грится, готов. И вот готовым как раз быть никогда и не получается. В сущности, давно известно — враги не предают.
А Аленка — да. Она правильная. В том смысле, что умеет быть. Да и вообще, я уже писал, наша прекрасная половина на рысятнике действительно прекрасна!
Elsh › Тут даже интереснее увидеть на этом примере, как аморфно большинство, как легко можно лепить из него что угодно простыми социально-экономическими манипуляциями.
Женщины вообще классные. Более цельные, в них больше естественной гармонии. Особенно на том уровне, когда они сознают это, и уже сознательно в себе развивают.
Indian › Да. Но и заслужить-завоевать расположение такой женщины многократно сложнее. А со стороны, да, классные...
Elsh › Хм, странная постановка вопроса. Мне кажется, последнее дело — пытаться заслужить расположение женщины. Оно или есть, или, ну, вокруг полно и других вариантов её, такой загадочной и неповторимой, зачастую лучших. (Скажу опять сложное: заметьте, как женщины предают нас в нашей естественной склонности быть верными и благородными, быть в ответе за тех..., привязываться — им-то самим как раз это несвойственно).
Человек уже рождается сформированным во многом, тем более окончательно он сформирован к моменту вступления во всякие романтические отношения. Что там можно изменить, на что повлиять?
Что надо отметить, иногда эта заложенная суть персоны всплывает лишь спустя годы, и меняется, да, конечно. Когда иллюзии юности опадают, все эти лепестки изящные на дубе нашей природы — остаётся его истинная форма, в своём благородстве, либо не очень.
Indian › Тут вообще перл на перле. Совершенно согласен. Трудно поначалу принять, что полигамия — это не про нас. Да и вообще, совмещение удобства и преданности — вообще не про нас. Иной раз на что только не пойдет мужчина, чтобы женщина чувствовала себя комфортно рядом с ним. Подумайте только — комфортно! А в результате маленького дискомфорта — катастрофа, разбитая жизнь, судьба, сердце. А она просто перешагнула и пошла дальше...
Elsh › Да, в общем, и правильно сделала. Так и надо, незачем мучать себя. Просто, любовь — это крайне редкое состояние тут, в этом мире, среди этих людей. Чтобы оно могло родиться только — нужна определённая глубина. А они вон едут в метро со стеклянными глазами кроссворды разгадывают. То есть проблема не во взаимности чувств (и не надо, принуждать тут и невозможно, и недопустимо, и против самой эстетики поступка уже, нашего самовосприятия) — а куда глубже, в том что чем сложнее чей-то элемент общего пазла — тем труднее найти для него в этой горе прочих корреспондирующий во всём. Зато простые люди очень легко находят себя пару. Чем проще — тем легче. Не в смысле простые в общении — за этим как раз глубина и кроется зачастую. Простые по своему устройству. Что потом как раз порождает в их таком лёгком сочетании множество неизбежных проблем. Что не просчитано было заранее, чтобы избежать — то случится.
Ладно, как-то мы излишне уползли от первоначальных тем.
Indian › Так просто любить и так сложно быть любимым...
Elsh › А я вроде об обратном даже. Что те, кого любят — это просто данность, не от них зависит, полностью не от них; и когда нет — тоже не от них, и ничего сложного тут для них нет. Сложно как раз быть тем небольшим процентом, что заглянул в эту бездну. А ведь мы знаем, что не все, далеко, и семейные пары, внуков уже вырастившие и картошку копающие себе на даче — вовсе не обязательно у них что-то там большее чем просто следование общественным ритуалам: школа, пионерия, загс, отдел кадров, пенсия. Это ведь иногда открывается, и часто: что за фасадом брака нет и не было ничего, что некоторые состояния — просто очень редки.
Сложно по двум причинам сразу: во-первых, это огромная внутренняя работа, иногда приносящая очень много боли совершенно неожиданно; а во-вторых, сразу возникает одиночество, потому что уже не хочется как всем, найти просто себе девку с сиськами и чтобы борщ варила, становится этого не то чтоб недостаточно — а хуже, недопустимо.
О, а вон у нас тут как раз выше хороший жирный Кьеркегор по этому поводу пробегал. Не в том смысле что пробегал жирный, а что жирный по этому поводу.
И только вылетели эти слова у него изо рта, глядь: вот он скачет по дороге — гладкий, толстый и жирный Кролик!
Indian › Сложно как раз быть тем небольшим процентом, что заглянул в эту бездну. Увы, пришлось... И вообще, возникла мысль: а не следили ли вы за мной последние месяцы?
вовсе не обязательно у них что-то там большее чем просто следование общественным ритуалам Зачастую так, да. Тут надо разделять, мне кажется, два вида привязанности, условно обозначаемые как: Ромео и Джульета — сплошная химия, сумасбродство и бешеная, неконтролируемая страсть, неуклонно ведущая к краху именно того из двух, кто сильнее переживает и дольше страдает, посколько проделал «большую и большую работу»; и, собственно, второй вид — Уважение совокупности внутренних характеристик человека, как такового, вне зависимости от химии, где есть гораздо больше места и прощению, и пониманию, и, если хотите, снисходительности к слабостям и несовершенствам. А если у них хватает такта еще и быть достаточно внимательными друг к другу, то такой союз называется счастливая пара. Сочетание обоих видов встречается крайне редко. Чаще одно вытекает из другого.
очень много боли совершенно неожиданно Это очень четкое и точное определение — неожиданная боль... Порой, даже сила ее бывает неожиданной...
сразу возникает одиночество, потому что уже не хочется как всем, найти просто себе девку с сиськами и чтобы борщ варила, становится этого не то чтоб недостаточно — а хуже, недопустимо.
Как вы воруете мои мысли? Причем, выражая их точнее, чем мог я сам?.. Я, пожалуй, украду у вас эти определения. Копирайт не обещаю. Могу только попробовать ввести вас в сюжет в качестве второстепенного персонажа. Как вам такое?
Elsh › Чо сразу второстепенного-то?
Да хоть в виде говорящего енота. Такой, представляете, иногда появляется в кадре, бормочет что-то своё...
Indian › Ну, вообще-то там героев всего ничего — один. И персонажи, практически, все второстепенные. Ладно, енот не получится, но есть у меня наметка на бомжа одного. Может так и сделаю. Пусть он говорит вашими словами, вай нот?
Elsh › Думаю, я недостоин. Пусть он лучше уж говорит вашими словами.
Indian › Только не надо обижаться, Вождь. Еще ничего не случилось...
Elsh › И не случится уже.
Откуда у вас настолько вдруг душераздирающе нисходящий троп? Чтоб в очередной раз подтвердить моё уж давнее наблюдение?
Что если проговорить с человеком достаточно, он рано или поздно вдруг ни с того ни с сего скажет, или ещё как сделает, вам какую-нибудь неожиданную и даже не очень виртуозно замаскированную гадость? И просто у разных людей этот срок отличается.
Или в моём случае я чем-то заслужил подобное с вашей стороны?
Indian › Я, конечно, дико извиняюсь, но я ничего не понимаю. Поясните, пожалуйста, где вы вдруг увидели «нисходящий дроп» в моих словах? В чем проявилось хоть малейшее неуважение к вам?
![[ uploaded image ]](/up/17-02/17-8655-29297.jpg)
Но недостаточно создать инструмент и положить его на видном месте, оказывается — требуется ещё нанять, вероятно, хотя бы десять человек, что начнут им пользоваться, давая пример всем прочим.
Но иногда это случается и естественным образом. Редко правда. Оттого и более ценно. Пожалуйста продолжайте и развивайте. А я потом сделаю задуманную тогда возможность прикреплять к объектам новой базы: авторам, книгам и прочему, ссылки на сообщения про них. Причём, так чтоб не одно лишь, наверное лучше, а несколько.
Вчера, если кто заметил, добавил превью для заливаемых картинок. И чего вы раньше меня об этом не попросили? Вон, вместо превью текста тогда.
Совершенно побочный эффект — вообще разрабатывал ещё один новый инструмент: галереи, заливку сразу многих файлов с превью. Чего о них вспомнил здесь — там тоже будет привязка к одному или нескольким их обсуждениям.
Ну, романы (и автор этого нельзя сказать что не знает, на своём примере) — вовсе не в ряду с войнами и торговлей, а как раз форма науки. Размышления о мире, формирование общественного, общедоступного, общепринятого знания. Помните, мы недавно столкнулись с тем, что Киплинг, оказывается, всего в паре своих вещиц для детей, емко и исчерпывающе описал то, к чему через сто лет только приходят, с усилием дотягиваются современные западные философы и публицисты (а с ними и прочая масс-культура). Вот что такое романы.
Но мы тогда разбирали и то, что как раз романы, и музыку, и многое другое (а в последние десятилетия, мнится мне, уж и политику, как ни удивительно) — каждое слопал свой особо сконструированный симулякр. Тогда да, такое писанье романов незачем.
и торговлю
Вот по этим двум словам всего уже можно понять, отчего Синклера Льюиса переводили и издавали у нас тогда в СССР. Как классово близкого, сторонника плановой экономики, врага капитала, спекулирующего на структурах распределения благ. Специально полез проверить (из предисловия к читанному в детстве его «У нас это невозможно» (обложка чрезвычайно заинтриговала, такая, исключительнейшая для всего нашего мира тогда яркая обложка, в стиле махрового pulp-fiction, о котором мы даже не подозревали в те времена — а так счёл крайне затянутым, без динамики и красоты сюжета, особо на контрасте с обложкой: подростки ищут не размышлений — а чтоб покрасивей сон придуманный для них сложился) уж ничего не помню) в Википедию (ну, думаю, сейчас найду что воевал в Испании, симпатизировал Союзу, состоял в рядах Американской Компартии...) — нашёл пока лишь это:
Глубоко наш человек.
Да, старая известная концепция. Homo religiosus, по Кьеркегору.
Причём, как вот объяснить обывателю, который носит крестик и тянет меня вместе с ним пожертвовать попрошайке, собирающей якобы на храм, что они собираются возвести прямо тут, да, ага, поперёк проспекта, и вообще в каждом дворе у вас теперь должна быть церковь вместо детской площадки, а потом так легко, с такой невинной непосредственностью нарушает некоторые базовые заповеди, что даже не боль вызывает, а лишь умиление — значение этого сложного философского термина: «религиозный». Это не их эта мирская религиозность. Тем более ничего это не имеет общего с алчными попами их, купающимися в золоте, разврате и лживости своей — как благодатной основе их существования, елее чудном небесном, пролившемся свыше на них.
Я б, чтобы проще, вообще к чертям это слово выкинул. Потому что из ста тысяч дай бог один поймёт бедного принца датского. Хотя, а чем его заменить? Человек знания, по одному латиноамериканскому антропологу; божий человек — не то, там больше об этичности, эстетике самоорганизации; человек идеи — вовсе не то, мы видели эти их идеи весь XX век; веры — непонятно; света — аморфно; дваждырождённый — слишком уж по-индокитайски... Пусть пока так и будет по Кьеркегору, ладно. Человек, преступивший хитросплетения всех этих нелепых условностей бытия, обративший себя всего к высшим смыслам — давно и навек уж — вот, наверное, то, что я тут пытаюсь выразить одним словом.
Кстати, вполне может быть, что когда писался роман — а это уже почти 100 лет назад, значение слова «религиозный» воспринимали правильно и без пояснений. Впрочем, кого я обманываю, обыватели были ровно такими же и в то время. Собственно, сам Льюис написал не одну книгу о том, каковы эти обыватели на самом деле.
Тут ещё и Ницше надо бы вспомнить, ну хотя бы так, немного. Человек, превзошедший всё слишком человеческое. И обратившийся ко всему, я бы сказал истинно человеческому — что и составляет нашу природу. Настоящую, ту. Чистое искристое сознание, ощущение счастья пребывания в мире, радость познания нового, мощнейшее врождённое стремление улучшать мир, бытие во всём, до чего только дотянемся...
Но нет, они вон друг-другу товары перепродают по десятому кругу вигодно слющай, убивают друг-друга зверски, не жалея и детей даже давно — на Украине и в Сирии (и раньше много где, мы помним), и снимают про это всё душещипательные репортажи, перемежаемые солидной и гламурной рекламой. Вся цивилизация предала себя, предала свою суть, и этот мир — вся он разрушает себя быстрее, чем те немногие, что посреди этого так поднимают голову изредка, и сразу так начинают охуевать от всего увиденного, что вон идут в ближайший бар и начинают сразу заливать горе — не до попыток творчества там какого-то нелепого, сопротивления муравья бульдозеру, уж сразу, дураков всех раздавило тремя тысячелетиями раньше.
В годы позднего юношества, проще говоря, в студенческие годы, мне часто снились кошмары. Сюжеты там бывали, конечно, под стать кадрам Тарковского (может, зря я тогда им так увлекался, упивался?), но смысл происходящего всегда один и тот же — вот оно — началось! (Ядерная война, конец света, чаще все вместе). И я всегда оказывался в ситуации совершенно непохожей и неподходящей, и в окружении людей, которые ничего не знают, не видят и не понимают! Никто из них! И сердце так сжималось от отчаяния, что я знаю, вот оно, свершилось, наступило, а я ничего не могу сделать! И даже предупредить никого не могу, меня на смех поднимут; просто даже сказать некому, рядом никого, кто поверил бы! И часто в этих снах я плакал от жалости к себе и людям, которые даже не подозревали, что им осталось жить всего ничего! Разве мог я представить, что наяву это будет так похоже на кошмар, что будет так отчаянно одиноко и страшно, и что хуже всего, в этом «карнавале» окажутся и те, кого любишь больше всех, твои дети, но и они не будут тебя слышать, слушать, понимать...
Откуда эти сны?
Группа «Кино», кстати, поздняя — видимо, Цою, как исключительно высокому визионеру, пришли именно эти же откровения (я не утрирую — в прямом, библейском смысле, как тому Иоанну).
Егора Летова и Янку, их миф — как его объяснить, если не понимать этого сокровенного (настаиваю именно на таком определении, поскольку вы единственный, кто за последние 20 лет мне сказал, что ему это тоже, в отличие ото всех, было тогда доступно)?
Есть простой ответ: ну, наша советская пропаганда милая уже с 1945 готовила нас всех теперь уже к ядерной войне. Да и не только пропаганда — реально ведь вся экономика работала на этот сценарий, который скоро должен наступить. Я читал эти издания Воениздата, помню иллюстрации там: атомный гриб за лесом, бортовой зил, с которого высаживаются бойцы...
И фантастика — тут скорее даже больше англо-американская, начиная с того же 1945 и ранее. Да, их влияние можно отметить. Ну хорошо — но это же не ответ. Фантасты — как раз эти визионеры и есть. Им-то откуда это все пришло? Почему именно так?
Вон те же фильмы «Терминатор»...
Ну да, простой ответ, имманентный, бубнит нам, что типа да, вас 40 лет к тому заводила ваша пропаганда: к Кино и Летову, к их скрытым мифам, не для тупых — в СССР; к 1 и 2 Терминатору — в США.
А чуть более сложный? Реально были в шаге от этого — и наше тогда общее человеческое сознание уловило этот возможный скорый вектор. Там, на тех глубинных уровнях. С которых и приходят к нам сны. Особенно те что вещие — в терминологии древних греков загорелых. Какими мы, по сути, и остались.
Что я могу свидетельствовать лишь: да, это склонение, куда этот (я уж не говорю «наш», упаси боже — не наш он давно) мир попал — оно, конечно, куда более сытое и, в целом, счастливое, чем то, что тогда нам снилось в конце 80-х. Но только вот какое-то оно куда более уродливое что ли? Нет в нём той пронзительной красоты, что нам было обещано тогда в наших снах.
Не знаю, в моём мифе была только исключительная радость построения уж нового мира. Я не попадал в склонения крушения цивилизации. Только её нового счастливого и свежего расцвета.
За все последующие годы в этом унылом мире я не встретил ничего, что хоть отчасти соответствовало тем моим ярким, свирепым, залитым солнцем и впечатлениями мирам. Лишь очень изредка, временами. Нет того особенного осознания.
Слышал, тут некоторые принимают всякую химию даже, чтобы сдвинуть себя в направлении такого — но, боюсь их химия их, без подобных же снов в них когда-то, никуда особо и не сдвинет. Некуда.
А мне так и незачем: я не хочу снова увидеть на минуту лишь (ну как, хочу, и вижу иногда — но не стремлюсь уж давно: лишь бы поглядеть и вернуться, бычий кайф — как мы говорили в моей советской школе; в смысле, развлечения для туповатых) те пространства и возможности — я хочу там оказаться. Но знаю, что пока я здесь отбываю срок службы — похоже не получится, определённо.
Да, весь конец и все начало. В принципе, там и в реальности хватало кошмаров: Карабах и эскалация этого конфликта, приведшая к погромам в Сумгаите и в Баку. Внутренняя политическая неразбериха, подъем народного движения за независимость и выход из состава СССР, завершившаяся вводом войск, в сущности, и забившим последний гвоздь в крышку гроба СССР, по крайней мере, для нас. После января обратной дороги уже не было.
И на фоне всего этого моя взрослая уже влюбленность, связанные с ней переживания и, как водится, ее бесславное завершение. В общем-то, думаю, такое могло, да и происходило со многими. Мне не виделись минуты строительства «светлого будущего», потому что в те годы я мог умереть, практически, каждый день. Случайно или на войне. Это было время коллапсов — личностных, политических, социальных и даже финансовых. Буквально — так бедно мы, наша семья да и большинство в стране, не жили никогда. Ни до, ни после. В общем, есть что вспомнить...
Ну, вон выше советскую фантастику бравурную я особо исключил:
Просто отношение совсем другое: огромная энергия, радость от этого свежего и интересного мира, полного приключений и новых уж открытий. Сознание работает с необычайной яркостью, мир вокруг очень красив, все детали чёткие, иногда непривычные, несущие свой стиль, свою новую эпоху: вещи, здания, небо, освещение, люди и их характеры.
В отдельном месте надо бы об этом нам всем как-нибудь собраться, поговорить. Вспомнить свои самые яркие, самые интересные сны.
Прямо даже жалеешь всякий раз как просыпаешься, что не придумали ещё способа считывать эту картинку из зрительного центра и сохранять в цифре. Несколько раз даже пытался начать всё записывать — ну и записывал, а потом просыпался и понимал, что то, на что записывал — оно там же во сне и осталось.
Я, правда, всю жизнь считал, что такие сны — это драгоценные камни, крайне редкие (нет, добываем мы их каждую ночь — но вот мало что доносим до своей этой тутошней убогой части сознания). Разве что помогает, когда кошки внезапно ночью будят, во время своих игрищ — они же ночной хищник™.
Это я ещё к тому, что вы зря недооцениваете кошек — они благороднее, добрее и чище людей,
и даже, видите, помогают нам в этом нашем самом важном из всего, что мы умеем и ценим.
Поэтому как-то опрометчиво считать, что на сайте, где люди не в состоянии собрать в себе силы чтобы запостить очередную бугагашечку, как я вон (про котов тырящих у синиц сало и поросят в аквапарке) — они сумеют тащить десятками то, что иногда случается лишь у немногих, лишь крайне редко.
И потом каждый такой сон становится великим общим мифом, произведением литературы, фильмом.
Вон, мы Цоя только вспомнили — оттого и «Кино». Что кино — это высшее тут, когда это то кино, что вот это —
а не то всё, что эти тупые жадные твари снимают тысячами в год за деньги. Мы не раз уж говорили про симулякры,
побеждающие суть, свой оригинал, про пугало, неизменно убивающее своего огородника.
Но, с другой стороны — ведь сны вообще, пусть и хаотичные, и тупые (зато смешные!) бывают ведь у всех, каждую ночь. И иногда весело было бы разбирать их, во всём их милом сюрреализме.
Пока пишите как есть, прямо на главную. Такой наш будет секретный пакт. Пишите в заголовке: «Сон. Как я охотился на слона. А потом слоны собрались и охотились на меня. Я и не знал прежде, что они такие злые!» А соберётся хотя бы 10 подобных шаманских телег — сразу сделаю зоопарк.
Посреди стад психологов, что вас, здорового быка, убедят покончить самоубийством, как жалкого неполноценного дегенерата (от Сенеки до Маяковского) — бывают и те, что обычного простого здорового быка вдруг переводят в режим пегаса небесного. Но редки сии. Имя им — женщины. И, как мы знаем, лишь избранные, особенные женщины способны на такое.
Если свести всё к нашему простому, мужскому, рациональному, математическому: ищешь уважения через понимание и вечный пакт о союзничестве: ищи мужчину, лучше всего того, с кем вместе шкерился от осколков. Ищешь любви и благоговения априорного: ищи женщины, лучше всего той, что знает цену своей жизни, твоей, и как это: потерять детей, да и просто всех тех без которых никак.
К сожалению, почти нет таких в эфемерном этом поколении менеджеров по продажам и специалистов по рекламе. Пойду Ремарка что-ли начну читать, как, говорят, классово близкого нам фашиста. Всё лучше чем среди этих жить, предателей.
А Аленка — да. Она правильная. В том смысле, что умеет быть. Да и вообще, я уже писал, наша прекрасная половина на рысятнике действительно прекрасна!
Женщины вообще классные. Более цельные, в них больше естественной гармонии. Особенно на том уровне, когда они сознают это, и уже сознательно в себе развивают.
Человек уже рождается сформированным во многом, тем более окончательно он сформирован к моменту вступления во всякие романтические отношения. Что там можно изменить, на что повлиять?
Что надо отметить, иногда эта заложенная суть персоны всплывает лишь спустя годы, и меняется, да, конечно. Когда иллюзии юности опадают, все эти лепестки изящные на дубе нашей природы — остаётся его истинная форма, в своём благородстве, либо не очень.
Ладно, как-то мы излишне уползли от первоначальных тем.
Сложно по двум причинам сразу: во-первых, это огромная внутренняя работа, иногда приносящая очень много боли совершенно неожиданно; а во-вторых, сразу возникает одиночество, потому что уже не хочется как всем, найти просто себе девку с сиськами и чтобы борщ варила, становится этого не то чтоб недостаточно — а хуже, недопустимо.
О, а вон у нас тут как раз выше хороший жирный Кьеркегор по этому поводу пробегал. Не в том смысле что пробегал жирный, а что жирный по этому поводу.
вовсе не обязательно у них что-то там большее чем просто следование общественным ритуалам
Зачастую так, да. Тут надо разделять, мне кажется, два вида привязанности, условно обозначаемые как: Ромео и Джульета — сплошная химия, сумасбродство и бешеная, неконтролируемая страсть, неуклонно ведущая к краху именно того из двух, кто сильнее переживает и дольше страдает, посколько проделал «большую и большую работу»; и, собственно, второй вид — Уважение совокупности внутренних характеристик человека, как такового, вне зависимости от химии, где есть гораздо больше места и прощению, и пониманию, и, если хотите, снисходительности к слабостям и несовершенствам. А если у них хватает такта еще и быть достаточно внимательными друг к другу, то такой союз называется счастливая пара. Сочетание обоих видов встречается крайне редко. Чаще одно вытекает из другого.
очень много боли совершенно неожиданно
Это очень четкое и точное определение — неожиданная боль... Порой, даже сила ее бывает неожиданной...
сразу возникает одиночество, потому что уже не хочется как всем, найти просто себе девку с сиськами и чтобы борщ варила, становится этого не то чтоб недостаточно — а хуже, недопустимо.
Как вы воруете мои мысли? Причем, выражая их точнее, чем мог я сам?.. Я, пожалуй, украду у вас эти определения. Копирайт не обещаю. Могу только попробовать ввести вас в сюжет в качестве второстепенного персонажа. Как вам такое?
Да хоть в виде говорящего енота. Такой, представляете, иногда появляется в кадре, бормочет что-то своё...
Откуда у вас настолько вдруг душераздирающе нисходящий троп? Чтоб в очередной раз подтвердить моё уж давнее наблюдение?
Что если проговорить с человеком достаточно, он рано или поздно вдруг ни с того ни с сего скажет, или ещё как сделает, вам какую-нибудь неожиданную и даже не очень виртуозно замаскированную гадость? И просто у разных людей этот срок отличается.
Или в моём случае я чем-то заслужил подобное с вашей стороны?