Кашин некогда явно указывал, как для него дорог Пушкин. Для меня (я специально не говорю: нашего поколения — вы видели что их в целом интересует, вовсе не это, не близко даже) он куда важнее. Неспроста он и ныне указывает свою принадлежность к Ленинградскому рок-клубу. Пройдут века, и это для всех уж, не только для нас тогда и теперь, станет высшим внешним знаком поэта. Он сделал то, для чего был послан сюда, к чему была его воля всегда, в чём, возможно сам не уверен вовсе, тоже видя, как и мы все, всё это подавляющее (по Кэрроллу) тотальное общественное безразличие к подобным материям, чуждым им. Пройдут века, и его вознесут на пьедесталы их уж запоздалые мраморные мертвенные. Как тогда, спустя века, Гомера, Шекспира, Пушкина вот.
Чтоб дать какую-то ещё привязку: вон, уж умирает советское поколение, что так восторгалось тогда втайне поэтами Серебряного века. На фоне Хрущёва и Брежнева по чёрно-белому ламповому телевизору. А этих новых поэтов, современных им, даже куда моложе, они отчего-то не заметили так с тех пор. Глядя в свои уж транзисторные цветные цифровые, зачастую даже беспроводные, о ужас!, телевизоры, по которым с каждым годом им только все более пропагандистские агитки транслируют зловещие, перемежаемые рекламой каждые пять минут. А для меня они выше. Тоньше, точнее, ближе. Не знаю, как это вовсе передать словами. Тем более, в обществе, для кого буддизм, цинично и открыто враждебно ему, всем его тончайшим идеалам, за которые сами буддисты всегда погибали тогда, все века, просто и молча, транслирует пародируя вон Пелевин их, а они его цитируют, как единственное доступное им, интерпретированное на их уровень. А истинного пророка среди них они так все эти скоро уж тридцать лет не заметили.
Тогда уж сравнивал Кашина — это Гумилёв-старший нашего поколения, Мандельштам, Есенин, Блок, Хлебников, Введенский, Бальмонт, Заболоцкий, Пастернак, и по вашим пристрастиям уж далее... в первую очередь Вертинский, конечно — но куда тоньше, глубже, иного плана. Девочкам он, вероятно, должен нравится своей утончённостию несравненной. А нам кабанам™ — глубиной, тем, что кроме него нет никого, кто так точно следовал, осознавал вот те же строгие и ослепительные принципы буддизма. Вообще никого. Не с кем даже тут говорить об этом, все эти годы. А вообще, это высочайший из поэтов, мистиков, современных нам. Вон Фёдоров ещё. Летов был ещё и Цой. А и всё, кто-то тоже жив пока, но уже устал петь давно, для этого аморфного, бесчувственного, индифферентного изначально и вовек. И это так дико для меня, уж говорил тогда, что он не собирает стадионы отчего-то. Как тогда, в конце 80-х было принято для всего подобного: когда вот перед вами живой философ, спешите увидеть столь временное чудо, столь краткий миг его вам лишь доступен тут.
вполне осознавали пророчество Башлачёва
Отмечая и эту трагическую отсылку к «Иди и смотри», новому тогда опыту для всех нас, кто родился уж после войны, что наконец разрешил ЦК КПСС к показу в массы. И отвергая саму возможность, чтоб в ближайшем времени, обозримом будущем само такое нечто случилось. Не тот мир, не та планета и люди. Что ж, то ближайшее, обозримое будущее закончилось, несколько лет уж как настало другое совсем, необозримое тогда, из той точки зрения.
Все конечно понимают, что это не более чем жестокая шутка такая. Принцепс у нас вообще шутлив был всегда, за что только все мы его и ценим. Только вот когда уж дело дошло до настолько жестоких шуток — значит дело дрянь, как уже когда-то перед смертью сказал ещё один поэт, тоже уже забытый принудительно всеми, Высоцкий.
С каждым годом эта дичайшая перспектива становится, по результатам их хвалёной внешней политики — в жертву которой они тогда изначально, как только пришли к власти, принесли внутреннюю — всё более реальной. Помните, когда-то сказал, первым, задолго до прочих: что опа, робяты, у нас снова Холодная война вовсю, и много хуже уж, глядите, у них же сейчас всё ближе стало к полуночи™ пресловутой той нашей советско-американской (часы судного дня™, Пагуошское движение™ — для тех кто помнит те наши советские мемы 80-х), чем у них тогда, Хрущёво-Кеннеди в Карибский кризис. Они всё сдали, весь наш СССР развалили с огромными жертвами, непрекращающимися и в наши дни, постоянно всё новые трагедии — чтоб только не было войны с США, и вот, в результате, она уж на пороге, хотите, прямо завтра? — как они нам вот вчера с телеэкранов.
Зато хотя бы они, в онтологическом, реальном результате всех этих своих манипуляций хотя бы обогатились безмерно. И умирать будут богатыми. Что, конечно, огромное преимущество. В этом священном, особенном моменте. Где конечно же главное: как много ты успел наворовать у ближних твоих, они в иное даже не верят. Не верят что тут, в этом мире есть хоть малейшая справедливость. И что когда-либо будет, пусть хоть погаснут тысячи солнц после того как они разрушат этот наш наивный и смешной мир.
Впрочем, это лишь эпизод, пара строк из куда более глубокой вещи поэта. Несущественное. Видите, чем хороша поэтика — она столь лаконично порождает столь многие смыслы. О которых потом можно говорить и десятилетия спустя. И столетия — ведь, странно, но в этом столь переменчивом мире, укиё-э, ничто так и не меняется.
Indian › «Что, конечно, огромное преимущество» О, я бы дорого дал за то, чтобы посмотреть младенческим оком, как богатство облегчит им муки агонии. Был во времена оны такой недетский мультфильм на стихи Введенского, «Потец». "Введенский в петле плясал, Маяковский пулю сосал" ™ Я увидел сию анимацыю уже в условно зрелом возрасте — несколько ночей не спал. Смертный ужас — вещь, знаете ли, непередаваемая-с.
а они его цитируют, как единственное доступное им, интерпретированное на их уровень
Тут нашёл свою школьную тетрадку, с удивлением увидел, как записал за своим учителем истории, глубочайшим мыслителем, из скрытых от мира, как водится: «Платонова без компилятора не понять» или нечто вроде. Тогда я уж, во времена DOS, более прочего увлекался программированием, и всё осмысливал через призму уж нашего нового тогда учения дивного.
Сначала поразился своей тупости тогда: как это? Вполне, прямо, все смыслы, можно легко, не как работа, а как счастие себе, на каждый значащий параграф писать особо, фиксировать все найденные смыслы чудесные. Видно, это я уж транслировал лаконично (ручкой в тетрадке не уроке много писать не будешь, лень — чем и ценна клавиатура, что как пулемёт, почти со скоростью мысли самой) ту мысль нашего учителя, что (ведь верно?) для обывателей всё, что только писал Платонов — непознаваемо. Без вот толкователя, такого среднеазиатского старейшины седобородого в тюбетейке, что стал бы для них, в силу их уж разумения, втолковывать долго и пространно каждую вот самоочевидную строчку.
Поздновато, но всё же добрался до вашего сообщения, послушал. Странно, но с Кашиным я как-то разминулся, совершенно его не знаю. Не разминулся, однако же, с Мишей Щербаковым; может быть, стоит принести сюда какую-нибудь его вещицу?
Tomorrow › Начинайте слушать с ранних альбомов. «По волшебной реке» (1993), «По небесным грядкам» (1994). Это нечто не имеющее аналогов. Разве вот с Вертинским его сравниваю обычно — но, признаться, у Вертинского не столько было настолько сильных вещей.
Прекрасно! Как-то вот не был знаком, извините, но прекрасно, конечно. Очень вдохновляюще! А еще картины Хохлачева в этом клипе! Боже, они прелестны...
Чтоб дать какую-то ещё привязку: вон, уж умирает советское поколение, что так восторгалось тогда втайне поэтами Серебряного века. На фоне Хрущёва и Брежнева по чёрно-белому ламповому телевизору. А этих новых поэтов, современных им, даже куда моложе, они отчего-то не заметили так с тех пор. Глядя в свои уж транзисторные цветные цифровые, зачастую даже беспроводные, о ужас!, телевизоры, по которым с каждым годом им только все более пропагандистские агитки транслируют зловещие, перемежаемые рекламой каждые пять минут. А для меня они выше. Тоньше, точнее, ближе. Не знаю, как это вовсе передать словами. Тем более, в обществе, для кого буддизм, цинично и открыто враждебно ему, всем его тончайшим идеалам, за которые сами буддисты всегда погибали тогда, все века, просто и молча, транслирует пародируя вон Пелевин их, а они его цитируют, как единственное доступное им, интерпретированное на их уровень. А истинного пророка среди них они так все эти скоро уж тридцать лет не заметили.
Тогда уж сравнивал Кашина — это Гумилёв-старший нашего поколения, Мандельштам, Есенин, Блок, Хлебников, Введенский, Бальмонт, Заболоцкий, Пастернак, и по вашим пристрастиям уж далее... в первую очередь Вертинский, конечно — но куда тоньше, глубже, иного плана. Девочкам он, вероятно, должен нравится своей утончённостию несравненной. А нам кабанам™ — глубиной, тем, что кроме него нет никого, кто так точно следовал, осознавал вот те же строгие и ослепительные принципы буддизма. Вообще никого. Не с кем даже тут говорить об этом, все эти годы. А вообще, это высочайший из поэтов, мистиков, современных нам. Вон Фёдоров ещё. Летов был ещё и Цой. А и всё, кто-то тоже жив пока, но уже устал петь давно, для этого аморфного, бесчувственного, индифферентного изначально и вовек. И это так дико для меня, уж говорил тогда, что он не собирает стадионы отчего-то. Как тогда, в конце 80-х было принято для всего подобного: когда вот перед вами живой философ, спешите увидеть столь временное чудо, столь краткий миг его вам лишь доступен тут.
Отмечая и эту трагическую отсылку к «Иди и смотри», новому тогда опыту для всех нас, кто родился уж после войны, что наконец разрешил ЦК КПСС к показу в массы. И отвергая саму возможность, чтоб в ближайшем времени, обозримом будущем само такое нечто случилось. Не тот мир, не та планета и люди. Что ж, то ближайшее, обозримое будущее закончилось, несколько лет уж как настало другое совсем, необозримое тогда, из той точки зрения.
Все конечно понимают, что это не более чем жестокая шутка такая. Принцепс у нас вообще шутлив был всегда, за что только все мы его и ценим. Только вот когда уж дело дошло до настолько жестоких шуток — значит дело дрянь, как уже когда-то перед смертью сказал ещё один поэт, тоже уже забытый принудительно всеми, Высоцкий.
С каждым годом эта дичайшая перспектива становится, по результатам их хвалёной внешней политики — в жертву которой они тогда изначально, как только пришли к власти, принесли внутреннюю — всё более реальной. Помните, когда-то сказал, первым, задолго до прочих: что опа, робяты, у нас снова Холодная война вовсю, и много хуже уж, глядите, у них же сейчас всё ближе стало к полуночи™ пресловутой той нашей советско-американской (часы судного дня™, Пагуошское движение™ — для тех кто помнит те наши советские мемы 80-х), чем у них тогда, Хрущёво-Кеннеди в Карибский кризис. Они всё сдали, весь наш СССР развалили с огромными жертвами, непрекращающимися и в наши дни, постоянно всё новые трагедии — чтоб только не было войны с США, и вот, в результате, она уж на пороге, хотите, прямо завтра? — как они нам вот вчера с телеэкранов.
Зато хотя бы они, в онтологическом, реальном результате всех этих своих манипуляций хотя бы обогатились безмерно. И умирать будут богатыми. Что, конечно, огромное преимущество. В этом священном, особенном моменте. Где конечно же главное: как много ты успел наворовать у ближних твоих, они в иное даже не верят. Не верят что тут, в этом мире есть хоть малейшая справедливость. И что когда-либо будет, пусть хоть погаснут тысячи солнц после того как они разрушат этот наш наивный и смешной мир.
Впрочем, это лишь эпизод, пара строк из куда более глубокой вещи поэта. Несущественное. Видите, чем хороша поэтика — она столь лаконично порождает столь многие смыслы. О которых потом можно говорить и десятилетия спустя. И столетия — ведь, странно, но в этом столь переменчивом мире, укиё-э, ничто так и не меняется.
О, я бы дорого дал за то, чтобы посмотреть младенческим оком, как богатство облегчит им муки агонии.
Был во времена оны такой недетский мультфильм на стихи Введенского, «Потец».
"Введенский в петле плясал,
Маяковский пулю сосал" ™
Я увидел сию анимацыю уже в условно зрелом возрасте — несколько ночей не спал. Смертный ужас — вещь, знаете ли, непередаваемая-с.
Тут нашёл свою школьную тетрадку, с удивлением увидел, как записал за своим учителем истории, глубочайшим мыслителем, из скрытых от мира, как водится: «Платонова без компилятора не понять» или нечто вроде. Тогда я уж, во времена DOS, более прочего увлекался программированием, и всё осмысливал через призму уж нашего нового тогда учения дивного.
Сначала поразился своей тупости тогда: как это? Вполне, прямо, все смыслы, можно легко, не как работа, а как счастие себе, на каждый значащий параграф писать особо, фиксировать все найденные смыслы чудесные. Видно, это я уж транслировал лаконично (ручкой в тетрадке не уроке много писать не будешь, лень — чем и ценна клавиатура, что как пулемёт, почти со скоростью мысли самой) ту мысль нашего учителя, что (ведь верно?) для обывателей всё, что только писал Платонов — непознаваемо. Без вот толкователя, такого среднеазиатского старейшины седобородого в тюбетейке, что стал бы для них, в силу их уж разумения, втолковывать долго и пространно каждую вот самоочевидную строчку.