Напомнили вдруг. С чёлочкой ещё такой модной, дембельской, как у Мумми-Тролля...
Прошлым летом, а то и позапрошлым, из машины на проспекте вдруг донеслась эта мелодия. Подумал тогда: позвольте, так это явно нечто их наших 20-х — 30-х.
Этим летом (как раз опять пересматриваю на фоне Твин Пикс, и снова этот момент)—
— заметил другую мелодию из натурального патефона (изредка ещё остались). И вдруг, в этом сентябре, ища её, заодно вдруг нашёл и эту.
И вдруг вспомнил, что её же Лагутенко тогда, верно, исполнял в фильме «Похитители книг», если не ошибаюсь, надо пересмотреть, случайно встретил и сразу забыл вскоре. И возможно Тролль исполняет её даже лучше оригинала. С советского детства ненавидел их то козлиное блеянье... как оное предрекали ещё античные трагики. Когда наш коллега с ТОФа пусть и отчаянно придурочно, но всё же мяукает. Что всё же несколько ближе: не козы а уже кошки.
Ходил тогда как дурак на выходных, и то и дело напевал вдруг:
Словно птичка беззаботна, Словно рыбка холодна...
Простите, у меня это сердечная рана давняя. Но описано предельно точно.
Но вот ныне куда более счастливые темы. Так искусство отвлекает нас от того, от чего призвано. Зачем и придумано тогда.
Я всем обязан великому Хосе Раулю Капабланке! Если в раю есть шахматы — Хосе сидит за одной доской с Господом. Блестящие игроки либо далеко, либо их мало.
Вот ещё. Концерт. Больших и малых театров актёр. Если б я так умел глазки делать, то может у меня б не только корова была, а и штук восемьсот верных жён по всему союзу включая отдалённые республики. Смотрел вот тогда и жалел что не учился у великого мастера гунфу куртуазности и обращения с поклонницами. Шутка. Скорее самоироническая такая шутка: где мы с девками всегда старались максимально быть искренни, самими собой...
Годички нашиты на карманы фланки. Нижние, заметьте. Где у оной отродясь карманов нет. От ведь франтъ. Неподписанные, как в учебках принято.
Странное склонение отметил уж тогда в себе. Пою всё с тех пор изредка, инстинктивно ловя себя: да ты ж врёшь, в оригинале не так было... и снова забываюсь и пою по-своему:
...милое сознание Для кого-то жизнь успех Для меня страдание
С той же весёлой задорной интонацией. Вот никак не могу приучить себя к их трагизму. К всерьёз отношению к этому бренному телу и его судьбе временной никчёмной.
Так мы и разделяем персону и ангела её. Когда первая беззаботна и холодна, и механистична и мертва в своём неведеньи — ангел там же, в тот же момент деятелен, страстен и... обречён. Во всей своей деятельности и страстности. В своей вовлечённости. В своём искреннем пребывании в бытии тут.
Кто увидит в сем пропаганду буддизма первобытнаго... ну что ж, пусть увидит. И воспрянет. Если для начала поймёт. Что видит.
Да в общем вся же песня про это, изначально, разве нет?
Будет горе, будет счастье, будут слёзы, а пока...
Правы были те древние: знание не передаётся нам буквами. Только генетически. Опыт родителей, дедов и бабушек, что тоже пережили, пронесли сквозь себя эту смертную круговерть. И ухитрились потом уже, на излёте своей силы, энергии, радости видеть мир — ещё и нам советским школьникам это всё полностью передать. От себя.
А в целом: лучшее осознание наших девушек, детей и прочих домашних питомцев. Что так счастливы пока с нами, в мире что мы выстраиваем для них. И что так останутся навсегда сиротами в мире, где всё выстраивать для них будут уж совсем иные люди. Чуждые нам и им.
Разве то что в жизни шумной Без тебя вокруг темно Что смеюсь я как безумный Разве это не смешно?..
Помните, я так давно уж, забыто всеми, говорил, на примере стихов Летова и группы Аукцыон (да, Фёдоров был несколько менее автором тех своих песен, чем Летов; как и Бутусов вдруг; что вообще теперь навсегда странно с тех пор): что когда высший поэт обращается — он обращается напрямую к Богу. Иначе к кому? Подумайте сами. Было бы глупо.
Тем более на ты и к тому ж публично. Да ещё с философскими откровениями души своей.
Но с женщинами и детьми надлежит нам общаться и после в этой странной иллюзии. Что их эта боль наша не должна коснуться. А она всё равно коснётся их потом неизбежно. После того как мы их так скоро оставим. И некому больше будет. Быть в мире. Чтоб их любить. Вы видели того Иегову их ветхозаветного. Что только казни смертные на всех насылает (и поныне, оглянитесь), даже когда они без него были вполне счастливы дотоль. В чём только и успешен. И Христа нашего. Что пришёл, офигел с них всех, и спешно оставил сей мир бренный. Как мы оставляем сны свои. В коих не оказалось вдруг правды, справедливости... и главное счастья — которому одному они суетные призваны служить. Вселенная — как сон, приснившийся богу. Пока он спал.
Хорошее такое звонкое пианинко играет.
Не то что тот клавикорд. Что также звонок, но куда более уныл и глух.
Вот ещё. Концерт. Больших и малых театров актёр. Если б я так умел глазки делать, то может у меня б не только корова была, а и штук восемьсот верных жён по всему союзу включая отдалённые республики. Смотрел вот тогда и жалел что не учился у великого мастера гунфу куртуазности и обращения с поклонницами. Шутка. Скорее самоироническая такая шутка: где мы с девками всегда старались максимально быть искренни, самими собой...
С той же весёлой задорной интонацией. Вот никак не могу приучить себя к их трагизму. К всерьёз отношению к этому бренному телу и его судьбе временной никчёмной.
Так мы и разделяем персону и ангела её. Когда первая беззаботна и холодна, и механистична и мертва в своём неведеньи — ангел там же, в тот же момент деятелен, страстен и... обречён. Во всей своей деятельности и страстности. В своей вовлечённости. В своём искреннем пребывании в бытии тут.
Кто увидит в сем пропаганду буддизма первобытнаго... ну что ж, пусть увидит. И воспрянет. Если для начала поймёт. Что видит.
Да в общем вся же песня про это, изначально, разве нет?
Правы были те древние: знание не передаётся нам буквами. Только генетически. Опыт родителей, дедов и бабушек, что тоже пережили, пронесли сквозь себя эту смертную круговерть. И ухитрились потом уже, на излёте своей силы, энергии, радости видеть мир — ещё и нам советским школьникам это всё полностью передать. От себя.
А в целом: лучшее осознание наших девушек, детей и прочих домашних питомцев. Что так счастливы пока с нами, в мире что мы выстраиваем для них. И что так останутся навсегда сиротами в мире, где всё выстраивать для них будут уж совсем иные люди. Чуждые нам и им.
Помните, я так давно уж, забыто всеми, говорил, на примере стихов Летова и группы Аукцыон (да, Фёдоров был несколько менее автором тех своих песен, чем Летов; как и Бутусов вдруг; что вообще теперь навсегда странно с тех пор): что когда высший поэт обращается — он обращается напрямую к Богу. Иначе к кому? Подумайте сами. Было бы глупо.
Тем более на ты и к тому ж публично. Да ещё с философскими откровениями души своей.
Но с женщинами и детьми надлежит нам общаться и после в этой странной иллюзии. Что их эта боль наша не должна коснуться. А она всё равно коснётся их потом неизбежно. После того как мы их так скоро оставим. И некому больше будет. Быть в мире. Чтоб их любить. Вы видели того Иегову их ветхозаветного. Что только казни смертные на всех насылает (и поныне, оглянитесь), даже когда они без него были вполне счастливы дотоль. В чём только и успешен. И Христа нашего. Что пришёл, офигел с них всех, и спешно оставил сей мир бренный. Как мы оставляем сны свои. В коих не оказалось вдруг правды, справедливости... и главное счастья — которому одному они суетные призваны служить. Вселенная — как сон, приснившийся богу. Пока он спал.