«По разбитым очкам» — это был реальный его опыт тогда. В нашем районе, как оказалось потом. А я и не знал даже. А то б не просто вступился — но как за... трудно подобрать подходящее сравнение... ну как за него, Егора Летова, насмерть.
Тоже мало кто знает тот эпизод. Да и я глупый только недавно узнал. С советского союза всё думал, что это он про Лао Шэ и Заболоцкого... Хуюшки, сказали заюшки. Это у нас было тут.
Всё всегда совершается только здесь и теперь. Как учили нас ещё те древние вымершие японцы.
Такая странная память: всего за год до тех бушлатов — то наше искреннее юношеское виденье: вот, ещё год-два, и мы, наше поколение, станем лучшим, что только было в этом мире, опираясь на опыт всех прежде нас, что мы так досконально изучили.
Ага, угу. Привет, робяты. Welcome to the brave new world, or to the Machine, как пела когда-то странная английская группа с ещё более странным названием Pink Floyd.
Мы вовсе не верили тогда этим проклятым капиталистическим сволочамъ. Мы знали, что это они всё намеренно нагнетаютъ! Ну, в смысле, вопреки всем нашим самым светлым советским идеалистическим порывамъ. Вы не поверите, и даже начнёте смеяться, если поверите хоть отчасти — что я вовсе сейчас не шучу: они и вправду нас изо всех их последних империалистических сил предупреждали как только могли.
Indian ›Welcome to the brave new world, or to the Machine А я думаю, вот уже, наступило. Но только вторая часть, первую мы как-то дружно скомкали, не? Хотя, чего теперь на зеркало пенять... А после нас уже, вот, буквально, через десяток лет, пошли уже другие: если и романтики, то уже без вот этой вот исторической составляющей. Размах, пониаэшь, не тот...
Elsh › Я видел тупые бездушные грани этой машины уже тогда, в яслях (это откуда кормят скот, трудно объяснить) и детском саду в СССР (сколько мне было? ну, от трёх до пяти, точнее уж не скажу, всё утрачено навек) где нас злые воспитательницы заставляли собирать наши раскладушки спросонья, в 7 утра, что ощущались как все 5, зимней морозной ночи на время, как боевой норматив.
Ничё, справлялся. Хотя та советская раскладушка была тяжелее меня того, и к тому же настолько погнута (а смазывать их клёпаные шарниры, ну, вы помните, и вовсе никто ещё не умел: ни мы, не эти наши надзирательницы), что надо было реально прикладывать силу и смекалку.
Эх, где теперь бы найти ту советскую классическую деревянно-алюминиево-брезентовую раскладушку? Со смешными длинными пружинками. Я тогда выкинул нашу семейную. Когда и не думал, что вот теперь замучает ностальгия.
И срочную потом прошёл как уже опытный такой товарищ, всё повидавший уж с рожденья. Только вот до сих пор отчаянно жалко этих двух страниц. Ну, как мы писали в дембельских блокнотах (нет, я не делал этого скотского дембельского альбома, обшитого бархатом) (авторство не моё, мне лишь понравилась эта мысль из нашего общего фольклора):
Если жизнь — это книга, то флот — это две страницы, вырванные на самом интересном месте.
А потом они, там в первобытном советском детстве, нас кормили всякой невкусной гадостью чтоб подешевле: вроде переваренных до зелёного каучукового белка яиц и каких-то скотских похлёбок. Нет, даже пресловутая застывшая манная каша с комками и заветренной коркой поверху — это далеко не апофеоз.
Я видел уже тогда за все этим эту машину. Мне даже глупо теперь снова об этом понимании говорить: я видел это в три-пять лет. Меня даже тогда мямлящий Брежнев, никакие Черненко с Андроповым, и яркий запоминающийся дебил Горбачёв ничем вовсе не удивили. Я понимал их необходимость: машина другого себе не может придумать, она такая.
Но я прекрасно знал тогда, в три-пять лет: потерпи, вынеси, ты ведь мужчина, а мир столь прекрасен. Дальше будет лучше. Я был прав тогда — дальше было столько неизмеримых красот. И по-прежнему есть. Каждый год... Оттого и ком в горле всякий раз, когда вспоминаем про своих друзей, что не дожили. Остались где-то там, позади. Не увидели всей красоты нашего мира дальше, все эти годы, теперь.
Elsh › Да, вы вот, вижу, Ельцина вспомнили. Ну и я тоже об этом, о них всех.
Indian › Эх, где теперь бы найти ту советскую классическую деревянно-алюминиево-брезентовую раскладушку? У меня в саду как раз такие были, только без пружин. И складывались проще. Там вообще такие, знаете, два креста, соединенные двумя балками по верхушке, на кои и натягивался брезент, и простой трубой по пересечению крестов. Блин, как же трудно объяснить устройство простой раскладушки. Даже проще, чем вот Со смешными длинными пружинками. Кстати, полжизни, (Боже, теперь это уже полжизни, а ведь недавно была большая ее часть), я прожил в старом центре и за углом, буквально в ста метрах была раскладушечная, представляете? Они там делали эти самые раскладушки на пружинах, только не с брезентом, а с сеткой металлической. И краска у них там такая была — серебряная! Мы пытались выцыганить у них, чтобы велики наши перекрашивать. Не давали. А купить денег не было. Хотя работали там одни алкаши. Так мы остатками разные «декоративные» украшения делали. Да, ностальгия... Оттого и ком в горле всякий раз, когда вспоминаем про своих друзей, что не дожили. ДА, ком. И очень часто. И становится их все меньше и меньше, хотя какие наши годы! Но ушли, не вернуть теперь. И ничего с этим не поделать. Молчи, грусть, молчи...
Elsh › Наша та, времён гибели страны, краска-серебрянка — это было настолько нечто инфернальное, подстать всему происходящему вокруг — что мы даже вовсе даже не вождедели ея, паче того не тосковали как по чему утраченному прежде — но лишь гомерически смеялись, как боги, как завещал Ерофеев, только завидя её где издали. При нас тех они те наносили её поверх сорока слоёв прежней шаровой... и она пузырилась как сука. Нет, как несколько. Впрочем... это никак не передать.
Как-то раз в те времена довелось мне застрять на некоем полустанке на ночь; там познакомился с щупловатым молодым человеком невеликого роста: у меня были сигареты, а у него — немного денег на чай и пару бутербродов из станционного буфета. Молодой человек оказался мехводом, контрактником. Ночь была длинная, рассказал он мне некоторые интересные вещи о той войне. Печальные, весьма.
Я уж тогда, в 94-м, изначально недоумевал: что только заставляет божьего вольного человека стать контрактником. Под началом этих вот: Горбачёва, Ельцина, далее везде.
Они не знают, что это за правители? И как они уничтожили тогда, на наших глазах нашу страну? И наши прежние советские вооружённые силы. О чём мы узнали лишь несколько запоздало тогда, в начале 90-х. Хотя так верили, что: да ну, да не может быть чтоб так скоро. Мы ведь знаем: инерция веков длится веками... ну ладно, минимум десятилетиями. Угу. Мы были первым призывом кто на это необычное понимание попал. Что всё рушится столь стремительно... Забудьте всё что вы знали прежде из гиббонов ваших античных. Тут вам не там. Мир стал жёстче, много внезапней.
Нет, ну ладно пусть жадность... но тогда и офицерам ничего не платили. К чести их сказать, у нас их тогда почти и не было. А те что были...
Тоже мало кто знает тот эпизод. Да и я глупый только недавно узнал. С советского союза всё думал, что это он про Лао Шэ и Заболоцкого... Хуюшки, сказали заюшки. Это у нас было тут.
Всё всегда совершается только здесь и теперь. Как учили нас ещё те древние вымершие японцы.
Ага, угу. Привет, робяты. Welcome to the brave new world, or to the Machine, как пела когда-то странная английская группа с ещё более странным названием Pink Floyd.
Мы вовсе не верили тогда этим проклятым капиталистическим сволочамъ. Мы знали, что это они всё намеренно нагнетаютъ! Ну, в смысле, вопреки всем нашим самым светлым советским идеалистическим порывамъ. Вы не поверите, и даже начнёте смеяться, если поверите хоть отчасти — что я вовсе сейчас не шучу: они и вправду нас изо всех их последних империалистических сил предупреждали как только могли.
Ничё, справлялся. Хотя та советская раскладушка была тяжелее меня того, и к тому же настолько погнута (а смазывать их клёпаные шарниры, ну, вы помните, и вовсе никто ещё не умел: ни мы, не эти наши надзирательницы), что надо было реально прикладывать силу и смекалку.
Эх, где теперь бы найти ту советскую классическую деревянно-алюминиево-брезентовую раскладушку? Со смешными длинными пружинками. Я тогда выкинул нашу семейную. Когда и не думал, что вот теперь замучает ностальгия.
И срочную потом прошёл как уже опытный такой товарищ, всё повидавший уж с рожденья. Только вот до сих пор отчаянно жалко этих двух страниц. Ну, как мы писали в дембельских блокнотах (нет, я не делал этого скотского дембельского альбома, обшитого бархатом) (авторство не моё, мне лишь понравилась эта мысль из нашего общего фольклора):
А потом они, там в первобытном советском детстве, нас кормили всякой невкусной гадостью чтоб подешевле: вроде переваренных до зелёного каучукового белка яиц и каких-то скотских похлёбок. Нет, даже пресловутая застывшая манная каша с комками и заветренной коркой поверху — это далеко не апофеоз.
Я видел уже тогда за все этим эту машину. Мне даже глупо теперь снова об этом понимании говорить: я видел это в три-пять лет. Меня даже тогда мямлящий Брежнев, никакие Черненко с Андроповым, и яркий запоминающийся дебил Горбачёв ничем вовсе не удивили. Я понимал их необходимость: машина другого себе не может придумать, она такая.
Но я прекрасно знал тогда, в три-пять лет: потерпи, вынеси, ты ведь мужчина, а мир столь прекрасен. Дальше будет лучше. Я был прав тогда — дальше было столько неизмеримых красот. И по-прежнему есть. Каждый год... Оттого и ком в горле всякий раз, когда вспоминаем про своих друзей, что не дожили. Остались где-то там, позади. Не увидели всей красоты нашего мира дальше, все эти годы, теперь.
Эх, где теперь бы найти ту советскую классическую деревянно-алюминиево-брезентовую раскладушку? У меня в саду как раз такие были, только без пружин. И складывались проще. Там вообще такие, знаете, два креста, соединенные двумя балками по верхушке, на кои и натягивался брезент, и простой трубой по пересечению крестов. Блин, как же трудно объяснить устройство простой раскладушки. Даже проще, чем вот Со смешными длинными пружинками. Кстати, полжизни, (Боже, теперь это уже полжизни, а ведь недавно была большая ее часть), я прожил в старом центре и за углом, буквально в ста метрах была раскладушечная, представляете? Они там делали эти самые раскладушки на пружинах, только не с брезентом, а с сеткой металлической. И краска у них там такая была — серебряная! Мы пытались выцыганить у них, чтобы велики наши перекрашивать. Не давали. А купить денег не было. Хотя работали там одни алкаши. Так мы остатками разные «декоративные» украшения делали. Да, ностальгия...
Оттого и ком в горле всякий раз, когда вспоминаем про своих друзей, что не дожили. ДА, ком. И очень часто. И становится их все меньше и меньше, хотя какие наши годы! Но ушли, не вернуть теперь. И ничего с этим не поделать. Молчи, грусть, молчи...
Они не знают, что это за правители? И как они уничтожили тогда, на наших глазах нашу страну? И наши прежние советские вооружённые силы. О чём мы узнали лишь несколько запоздало тогда, в начале 90-х. Хотя так верили, что: да ну, да не может быть чтоб так скоро. Мы ведь знаем: инерция веков длится веками... ну ладно, минимум десятилетиями. Угу. Мы были первым призывом кто на это необычное понимание попал. Что всё рушится столь стремительно... Забудьте всё что вы знали прежде из гиббонов ваших античных. Тут вам не там. Мир стал жёстче, много внезапней.
Нет, ну ладно пусть жадность... но тогда и офицерам ничего не платили. К чести их сказать, у нас их тогда почти и не было. А те что были...