ленин сын горшечника мог бесконечно долго смотреть на желтоватую воду в арыке на пламя пляшущее в печурке на узловатые сильные пальцы отца оставляющие концентрические узоры на вращающемся куске мокрой глины поскрипывал круг потрескивал в печурке хворост который подбрасывал ленин убаюкивая убаюкивая и ленин соскальзывал в сон как на подушку набитую душистой травой и снилось ему что мир это огромный кувшин на внутренней поверхности которого живут все соседи все люди все святые и коты и дервиши и почтенные суфии и али баба и сорок разбойников и кричат муэдзины бисмилляхи взывая к небу а на самом деле взывают сами к себе и смотрят учёные в небо а получается что смотрят на таких же как они а птицы парящие между твердью и твердью снизу похожи на соринки в глазу а маленький ленин несёт этот огромный кувшин на плече волшебный кувшин созданный его отцом стараясь не разлить радость плещущуюся в горлышке стараясь не споткнуться под тяжестью не видно дороги и иногда радость льёт через край и нектарная душистая капля радости скользит по крутому боку кувшина прижатому к щеке ленина и он слизывает её но пока она стекала напиталась глины и стала кислой как уксус и вдруг пустота под ногой пошатнула хрупкое равновесие и ленин роняя драгоценную ношу падает с подушки набитой душистой травой и слышит малыш подбрось хвороста
Написал и родил Иакова
Исаак
Вот, кстати, как нельзя тогда точно нарисовали иллюстрацию к этому вашему тексту:
С. И. Ульянов с дочерью Наташей близ финской границы. 1925 г.
Где бурят-мордовская Си-ся?
Просто диву даёшься, когда видишь всё это,
Просто тётьки в натуре встречают весну,
Просто дядьки мечтают о вкусной котлете,
Чтоб закушать котлетою воду лесну.
Это ЛЕНИН открыл нам райские кущи,
Это ОН нам дорогу к свободе открыл,
Он стоит у дверей, он уж семечки лущит,
Коммунизма шестикрылый пятикрыл.
™
Марксизьму на вас не напасёшься. Никакого причём.
А вот Жариков совсем как-то пропал, очень непросто найти его стихи или же песни; нет, найти, разумеется, можно почти всё, но в данном случае придётся разворошить не одну кучу марксизма-ленинизма... Ужели же и его тишком-молчком записали в экстремисты?
В степи кишлачной я случился,
И шестирылый пилигрим
У перепутья мне ветвился.
Перстами легкими как слон
Моих синиц коснулся сном:
Изверглись вещие зарницы,
Как у испуганной грибницы.
Моих свиней коснулся шпон,
И их наполнил гулким мхом:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов помет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он в мышах моих возник,
Украл небрежный мой шашлык,
И празднословный и лукавый,
И хобот розовый свиньи
В планеты мёзрлые слои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И печень трепетную вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Веслом буди сон медведей».
Стёб это тоже здорово.
Оя проснулся от звуков выстрелов; его сознание словно рывками, в такт выстрелам, возвращалось в реальность, с корнем вырывая мысли и образы последних мгновений его сна, в котором он лежал заросшей щекой на мокром мху и слушал пение райских птиц, высоко, в кронах громадных деревьев, погрузивших лес в полумрак своей листвой. Как обычно и бывает спросонья, только одна, медленная, тягучая мысль, словно навязчивый мотив, шевелилась в его мозгу — «Зачем это все»? Ответа он, конечно, не знал, но и с вопросом поделать ничего не мог. К звукам выстрелов примешивался звук смеха, даже, скорее, хохота, который доносился из соседней комнаты. Мысли в голове его стали пробуксовывать еще больше, оставляя после себя лишь еле заметный след: зачем это, зачем это, зачем, зачем... «Господи, почему я не в колибели своей, в деревне, где меня будили петухи, где бабка скрепя ржавой ручкой ведерка через весь двор в еще в полутьме туманного утра, направлялась в хлев к корове, бурые бока которой так тяжело вздымались при вздохе. -думал Оя. — Не хочу выстрелов, не хочу креативных авторов, хочу молока парного и журчание ручья за домом»... «Когда же они все передохнут»? — неожиданно подумал Оя, и рука потянулась к маузеру, висящему в деревянной кобуре на поясе. Придется самому, решил он, и кряхтя и постанывая начал вылезать из-под бмльярдного стола. «Я убью этого матроса», решил он и ударом ноги открыл дверь в зал заседаний!
Интересно, их давят... ну, отжимают, как подсолнухи? Или всё же доят?