А у нас сегодня такое красивое небо. Тяжёлая, нависающая, льющаяся дождём уж вдалеке сливовая грозовая туча с юга; стальные и серебристые по вершинам облака в переходе небосклона; жёлто-свинцовый аквариум такой вещественной атмосферы на севере, где каждую высотку на горизонте, каждое облако над ней можно пощупать рукой. И вот на проводах интернета их wirepunk'ового (попомните потом, будет у людей будущего и этот термин — в отношении наших смешных 1990-2030-го) вдруг вспорхнула ворона суровая одинокая лермонтовского склада. И сидит себе. В точке посреди и над городом. Где сидеть, по идее, невозможно, если бы не...
Не зря Кастанеда так, первым из живущих, восславлял сиих зверушек забавных как нечто особое. Ну, во-первых, хищник — уже хорошо, мозг развит, работает. А потом ещё и живёт натурально в трёх измерениях всех сразу — не то что мы черепахоподобные сожаления достойные. Вон Николая II, Че, Гумилёва и Введенского (многих на самом деле, миллионы и, за всю историю, и миллиарды) хрен бы расстреляли, если бы человек осьминогообразный, по дну лишь обречённый ползать предсказуемо, имел тот же дар, что и птица данная глупая несъедобная. Да и, задумайтесь над нашим главным архетипом: Христа бы не смогли поймать, Сократа, Эзопа. Да всех.
Так мы, венец творения убогий, начинаем завидовать пичугам безмозглым, да и вон хозяйственной утвари даже. Которую вон мир ловил-ловил, да не особо чтобы.
Потом она была взволнована порывами ветров, раскачавшими-таки её оптоволоконный кабель хайтековый, и вспорхнула. Микроорёл урбанистический.
Огромная южная туча вскоре стала бронзово-абрикосовой (давно такого ярко-оранжевого не было в этом небе, а после всей этой восьмимесячной зимы адской, сплошь прошедшей в сумерках низкой подавляющей облачности — так и слишком). Ледяной северный ветер сначала сдержал её, отгоняя от ослепительного чистого заката, а теперь, похоже, и вовсе повернул вспять. А на провода уже над нами залезла трясогузка и стала чирикать своё что-то смешное. Вот кто весь вечер забавлял нас. Кошки тоже интересовались: кто там так красиво поёт.
Теперь вот тоже где-то на крыше щебечет.
Так что когда вам в очередной раз это нелепое создание начнёт медлительно перебегать дорогу где-нибудь на даче, как мне тогда, ещё в СССР — вы знайте только: оказывается оно не только так вот бегать умеет, тряся хвостиком, а ещё и залетать выше возвышенных ворон, да ещё и петь там, развлекая высотных кошек городских.
И тогда мне сразу рассказали эту легенду: это она бегает так не оттого что дура такая — а специально подставляется, уводя потенциальную опасность от гнезда своего, что где-то там, возле дороги.
Так долго не хватало всего этого: неба, солнца, облаков, птичьего пения...
Слишком долго. Надо бы уезжать отсюда куда-нибудь. Слишком много месяцев длится здесь тупой босховско-брейгелевский серый зимний беспросветный ад. Слишком много месяцев и, в итоге, лет жизни недолгой сжирает это всё лишнее, ненужное, пустое.
Не зря Кастанеда так, первым из живущих, восславлял сиих зверушек забавных как нечто особое. Ну, во-первых, хищник — уже хорошо, мозг развит, работает. А потом ещё и живёт натурально в трёх измерениях всех сразу — не то что мы черепахоподобные сожаления достойные. Вон Николая II, Че, Гумилёва и Введенского (многих на самом деле, миллионы и, за всю историю, и миллиарды) хрен бы расстреляли, если бы человек осьминогообразный, по дну лишь обречённый ползать предсказуемо, имел тот же дар, что и птица данная глупая несъедобная. Да и, задумайтесь над нашим главным архетипом: Христа бы не смогли поймать, Сократа, Эзопа. Да всех.
Так мы, венец творения убогий, начинаем завидовать пичугам безмозглым, да и вон хозяйственной утвари даже. Которую вон мир ловил-ловил, да не особо чтобы.
Потом она была взволнована порывами ветров, раскачавшими-таки её оптоволоконный кабель хайтековый, и вспорхнула. Микроорёл урбанистический.
Теперь вот тоже где-то на крыше щебечет.
Так что когда вам в очередной раз это нелепое создание начнёт медлительно перебегать дорогу где-нибудь на даче, как мне тогда, ещё в СССР — вы знайте только: оказывается оно не только так вот бегать умеет, тряся хвостиком, а ещё и залетать выше возвышенных ворон, да ещё и петь там, развлекая высотных кошек городских.
И тогда мне сразу рассказали эту легенду: это она бегает так не оттого что дура такая — а специально подставляется, уводя потенциальную опасность от гнезда своего, что где-то там, возле дороги.
Так долго не хватало всего этого: неба, солнца, облаков, птичьего пения...
Слишком долго. Надо бы уезжать отсюда куда-нибудь. Слишком много месяцев длится здесь тупой босховско-брейгелевский серый зимний беспросветный ад. Слишком много месяцев и, в итоге, лет жизни недолгой сжирает это всё лишнее, ненужное, пустое.