Нил Стивенсон

Indian › Не помню уж, когда последний раз был в книжном. Грустно сознавать это, но делать там, в общем-то, нечего. Да и дорого.

Когда-то, давным-давно, когда деревья были толще, небо ближе, а вода текла вверх не только по лобовому стеклу, довелось мне (увы, некуда было деться) пообщаться с неким эффективным вьюношем из АСТ. Было это... не вспомню точно: где-то в середине девяностых, ближе уж к концу. Из беседы этой вынес я простую, но грустную мысль: всё, книгам здесь — условно говоря, капут. Сбылось проклятие-то...

Да, о хозяйственных магазинах: у нас тут рядом, в городе (хе-хе-хе), был магазин, приютивший под своей крышею спорттовары, хозяйственный, мебельный (light version), посудный и инструментальный. Всё это многообразие взболталось, но не смешивалось и приносило посильную радость, пока его не закрыли — а открыли уже пятёрку. В посёлке нашем, однако же, есть хозяйственный, и он именно такой, как и надобно, там даже кошки есть и собака.

Tomorrow › Мы так радовались с женой всегда гуляя по новым для нас тогда районам, открывая бутылки шампанского, и вот новые для себя всюду такие смешные, советского ещё тогда типа, хозмаги™. Там столько было всего интересного, чтоб обустроить нашу тогда ещё сравнительно не наполненную ничем квартиру. Такой магазин игрушек для взрослых.

Сейчас смотрю на это уж как на скорее тоже такое детство. Наш мир 90-х и 00-х (я понимал это тогда, уже сразу, спешил всё увидеть запомнить) теперь уж уничтожен полностью, гомогенизирован, простите, этими уродами, что захватили его, сделан ими теперь подстать им самим.

А про наши издательства я сразу всё понял ещё в 90-х. Это изначально было нечто уровня: мы тут в сумках из Турции соковыжималок привезли, поднялись, ща вложимся в сурьёзный бузинесс, надо тока пиривотчеков нанять штук двадцать для начала; и авторов каких, и редакторов, и главное чтоб, проследите, все это стадо вставало нам не больше чем в 20% от аренды за наш второй этаж бывшей конторы советского завода, потому что она и так слишком дорогая. Не Альд Мануций, нет.

Дальше, к 2010-м, стало только ещё хуже.

А нет издателей — не будет и авторов. Как не стало советских киностудий — и уже 30 лет нет фильмов. Зато много субпродукта, эрзац-кунштюков, простите мой немецкий.

Tomorrow › В посёлке нашем, однако же, есть хозяйственный, и он именно такой, как и надобно, там даже кошки есть и собака.

Я тоже в Москве в прошедшие годы встречал изредка, в столь немногих магазинах старого того типа (когда ещё были возможны тут частные магазины, не подчинённое олигархическим монополиям предпринимательство, рыночная розницв) кошек в магазинах. В основном продуктовые и зоомагазины. Вот аккурат с украинских событий, уже четыре года, этому, как тогда метко и выразительно сказал поэт, настал окончательный свирепый пиздец. Все последние были обанкрочены и выгнаны. Вместе с их кошками. И милые советские фасады, последние уж остававшиеся в огромном городе, забиты наглухо пластиковыми щитами с уродливой рекламой.

Тогда уже, в конце 90-х, замечал, что этот рак распространяется от центров обитания чиновничества к окраинам, и вот ещё лет 10 назад на окраинах и особенно за городом, в пригородах, было можно много ещё найти из старой эпохи. А теперь уже всё уничтожено и там.

А давайте пару-другую цитат, как у нас обычно принято. Наиболее ярких. Чтоб суть труда сразу...

Indian › Чуть-чуть попозже принесу. У меня сейчас готовля ужина и гуляние собаки.

Tomorrow › Да, конечно. Оба процесса медитативны и богоугодны. Более чем прочие наши занятия. Я когда-то даже с кошками своими гулял. Настолько это здорово.

Чем хорош наш сайт — сюда можно появляться, как в клуб: лишь когда будет на то особое настроение.

Некогда мы ещё на том, прежнем сайте, успешно всеми забытом, в инбоксах обсуждали нечто схожее: вот бы здорово устроить в Москве и Питере такие клубы для своих, чтоб каждый приходил... я предлагал это под влиянием прочитанного тогда Вудхауса. Так и не было реализовано. Пусть хоть в таком, виртуальном варианте.

Экстрамурос. 1. (староорт.) «Вне стен». Чаще всего подразумевались стены городов-государств того времени. 2. (среднеорт.) Нематический мир; беспорядки и нестроения после падения База. 3. (орт. эпохи Праксиса) Географические области либо социальные классы, ещё не охваченные возрождающейся мудростью матического мира. 4. (новоорт.) Близко ко 2-му значению, но часто используется по отношению к населённым пунктам, лежащим сразу за стенами матика, и подразумевает относительное процветание, стабильность и проч.
«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

— Сжигают ли ваши соседи друг друга заживо? — так фраа Ороло начал беседу с мастером Флеком.
Мне захотелось провалиться сквозь землю. Стыд ощущался физически, как будто на темя шмякнули пригоршню тёплой от солнца грязи.
— Ходят ли ваши шаманы на ходулях? — прочёл фраа Ороло по бурому листу, которому я бы навскидку дал столетий пять, если не больше. Затем поднял глаза и пояснил: — Возможно, вы называете их пасторами или знахарями.
Стыд расползался по голове, мучительно щекоча кожу.
— Когда заболевает ребёнок, вы молитесь? Приносите жертву раскрашенной палке? Или считаете, что во всём виновата старая женщина?
Горячий стыд стекал по лицу, забивал уши, щипал глаза. Я едва слышал вопросы фраа Ороло:
— Считаете ли вы, что встретите своих умерших собак и кошек в некой посмертной жизни?
Ороло попросил меня выступить его скриптором. Слово звучало важно, и я согласился.
Он узнал, что мастера из экстрамуроса пустили в Новую библиотеку чинить подгнившую балку, до которой не доставали наши стремянки; её только что заметили, а мы не успевали до аперта выстроить леса. Ороло хотел задать мастеру вопросы, а меня попросил записывать разговор.
Я сквозь морось слёз смотрел на лист перед собой. Он был так же пуст, как моя башка.

Tomorrow › — Считаете ли вы, что встретите своих умерших собак и кошек в некой посмертной жизни?

Я очень надеюсь. Понимая, что конечно, оснований на это не то чтобы достаточно. Просто так хотелось бы.

Tomorrow › Экстрамурос. 1. (староорт.) «Вне стен».

Сначала было подумал, что опечатка в некоем старопорт. — потому что extra muros — это на самом деле вполне себе такая нормальная латынь, и сколько бы веков ещё ни прошло, языков ни сменилось, она латынью так и останется. Мы же через два тысячелетия не одичали настолько, чтоб принимать это за среднефранцузский?

Indian › Это не Земля. Это Арб. Староортский/ортский — аналог древнегреческого/греческого. Дело в том, что для Земли (равно как и для некоторых других миров) Арб, некоторым образом, есть источник архетипов/идей. В описываемой вселенной работает система архетипов, так вот всё забавно. Автор предполагает, что она-таки работает и в нашей.

Tomorrow › Ну и Русь — не Италия с Грецией. Мы будто вот две тысячи лет уж живём на другой, весьма удалённой планете от той цивилизации. Лишь очень изредка до нас доползали редкие корабли оттуда. И ничего, всё помним как-то.

Хотя, конечно, огромный срок. Просто чудовищный.

Вообще все эти аллегории научной фантастики XX века, как жанра — они очень наши, не фантастичные ничуть, лишь иносказательно описывают то, что вот у нас к XX веку и получилось.

Теперь это скорее уж закончилось, увы. Такой завершённый этап.

Indian › В «Анафеме» собственно фантастики — наплакал кот. Не ради фантастики это было написано. Вот многие почитатели/читатели Стивенсона знают и любят его, в первую очередь, как автора «Криптономикона», но «Криптономикон» не идёт ни в какое сравнение с «Барочным циклом». Я бы сказал даже, что они весьма тесно взаимосвязаны. Вообще хорошая фантастика как раз и отличается от посредственной и плохой этой вот отвязанностью основного повествования от непременного бластерно-звездолётно-пиу-пиу антуража.

Стивенсон не только пытается подытожить то, что у нас, калечно-сирых, получилось — он пытается заглянуть в наше печальное райское будущее; есть у него очень-очень грустная книжица, «Алмазный век или Букварь для благородных девиц», очень советую. Там даже судья Ди есть, чорт побери (иносказательно, но именно он).

Tomorrow › Я вот ван Гулика так и не читал, хотя с 90-х слышал о нём.

Indian › Ван Гулик полезен в качестве лёгкого чтения.

Tomorrow › Вот оттого я как раз тогда в 90-е перешёл на научную литературу. Точнее даже научно-популярную, поскольку наука тогда сразу наша погибла, да и западная не особенно радует — и всё что остаётся: развлекать себя какими-то старыми советскими научно-популярными изданиями, начиная с тов. Плутарха, вот которыми постепенно и наполняю наш книжный каталог. Беллетристика стала чем-то вроде белого шума: все их ходы заранее понятны, не новы и скучны. Такое, «для младшего и среднего школьного возраста», как писали в колофонах наших советских книг. Уже с восемнадцати-двадцати лет мы вдруг понимаем, что больше неинтересны эти их сочетания во всевозможных комбинациях банальностей, общеизвестного и без них.

Вообще может век беллетристики закончился тогда? Уступив место индустрии развлечений кино и скорее даже компьютерным играм.

А мистагог ниже — это вроде бы уже греческий термин.

Мистагог. 1. (раннесреднеорт.) Теор, сосредоточивший своё внимание на нерешённых задачах, особенно приобщающий к ним фидов. 2. (позднесреднеорт.) Представитель сувины, доминировавшей в матиках с минус двадцатого века до эпохи Пробуждения. Эта сувина утверждала, что больше никаких теорических задач нельзя разрешить, препятствовала теорическим исследованиям, закрывала библиотеки, возвела в ранг культа загадки и парадоксы. 3. (орт. эпохи Праксиса и позже) Бранное слово для лица, напоминающего М. во 2-м значении.
«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.
— Умирают ли люди от голода? Или болеют от ожирения?
Мастер Кин почесал бороду и задумался.
 Вы о пенах, да?
Фраа Ороло пожал плечами.
Мастеру Кину стало смешно. В отличие от мастера Флека он не стеснялся смеяться в голос.
— Да вроде как и то, и то, — признал он после недолгой паузы.
— Отлично, — произнёс фраа Ороло тоном, означавшим: «ну наконец-то мы стронулись с места», и посмотрел на меня, записываю ли я.

После беседы с Флеком я спросил фраа Ороло:
— Па, чего ради ты вытащил пятивековой давности опросник? Ведь бред же!
— Это восьмивековой давности копия одиннадцативекового опросника, — поправил он.
— Ладно бы ты был столетник! Но разве может всё так измениться за какие-то десять лет?
Фраа Ороло ответил, что с Реконструкции было сорок восемь случаев, когда за десять лет происходили кардинальные перемены. Два из них закончились разорениями. Однако десять лет — довольно большой срок; люди в экстрамуросе, занятые повседневными делами, могут и не заметить перемен. Поэтому деценарий, читающий мастеру одиннадцативековой опросник, может оказать услугу экстрамуросу (если там кто-нибудь прислушается). Это отчасти объясняет, почему мирская власть нас не только терпит, но и защищает (когда защищает).
— Человек, который каждый вечер, бреясь, видит родинку у себя на лбу, может и не заметить, что она изменилась. Врач, осматривающий его раз в год, легко диагностирует рак.
— Прекрасно, — сказал я. — Но тебя никогда прежде не заботила мирская власть. Так в чём истинная причина?
Ороло сделал удивленное лицо, потом, поняв, что я не отстану, пожал плечами.
— Это рутинная проверка на предмет РПСО.
— РПСО?
— Разрыв причинно-следственных областей.
Стало ясно, что Ороло меня дразнит. Но иногда он делает это не просто так.
Поправка: он ничего не делает просто так. Бывает, что я даже понимаю, куда он клонит. Поэтому я подпёр голову руками и сказал:
— Ладно. Открывай шлюзы.
— Причинно-следственная область — это просто набор вещей, объединённых причинно-следственными связями.
— Но разве не все вещи во вселенной так связаны?
— Зависит от расположения их световых конусов. Мы не можем влиять на своё прошлое. Некоторые предметы так далеко, что просто не могут сколько-нибудь существенно нас затрагивать.
— И всё же нельзя провести чёткие границы между причинно-следственными областями.
— В общем случае нельзя. Но ты куда теснее причинно связан со мной, чем с инопланетянином в далёкой галактике. С определённой степенью точности можно сказать, что мы принадлежим к одной области, а инопланетянин — к другой.
— Ладно, — сказал я. — А какая степень точности устраивает тебя, па Ороло?
— Весь смысл замкнутого матика в том, чтобы свести причинные отношения с экстрамуросом к минимуму, верно?
— Социальные, да. Культурные, да. И даже экологические.