Викторианская криминалистика

Шерлока Холмса Конан Дойла за прошедшие сто лет как-то само собой стало принято воспринимать, как чрезвычайно талантливую личность, некоего прямо сверхчеловека. Тогда как скорее он всего-то, по делам его, неглупый, умеющий думать джентльмен, окружённый толпами олигофренов, цивилизацией тех, кто неспособен, не мотивирован ни устройством общества, ни тем более самостоятельно, решать те задачи, которые вроде бы даже на него прямо возложены.

В первой части этого мистификаторского авторского замысла (что занятно, мы знаем Дойла именно как знатного мистификатора своей эпохи — интересное совпадение?) ему всячески способствует доктор Уотсон, изображая полного дилетанта (хотя его жизненный опыт был, в общем, посерьёзней) во всём кроме разве своих микстур и клистиров. Во второй же — инспектор Лестрейд. Который да ни за что не станет искать все эти ваши неинтересные улики (как, собственно, и работает в целом не только правоохранительная, но и вообще система любого государства, бюрократического аппарата). Его больше здраво волнует скорое окончание смены и возможность вернуться домой, где его ждёт жирный национальный британский борщ с устрицами например.

Ну и ещё сам автор постоянно ему искусственно подыгрывает, подбрасывая именно те улики, которые он по ходу сочинения выдумал, дедуцируя их из собственного понимания, кто же будет назначен убийцей-дворецким.

Заметьте, как явно Конан Дойл раскрыл свой хитрый писательский метод: подтасовки намеренно создаваемых улик, которые проницательный детектив непременно заметит, состоя с автором не просто в сговоре, но прямо действуя по его указке. Честно сказал, открыто, всем: метод Холмса дедуктивный. Но метод Холмса же не дедуктивный. Дедуктивен метод, которым Дойл конструирует метод Холмса. Выведение частных феноменов из знания общей картины, сути произошедшего.

Что знает создатель мира литературного произведения, более того, даже всего происходящего в нём, в отличие от (как настаивает большинство философских школ, признающих свободу выбора, а не просто иллюзию всей нашей жизни лишь как показываемого нам кино, где каждый кадр заранее предопределён для нас) создателя общего мира — то знает и тот, кому он единственному из своих созданий об этом втайне рассказывает.

Потом ещё не забыв для пущего нагнетания ловушек пытливого сознания, заметьте ещё один каверзный трюк: так подложить предварительно эту улику читателю, чтоб он о ней вспомнил и удивился, как он сам сразу не заметил (или заметил). Но так подложить, чтоб всё же не заметил, заметив — не отметил, не придал ключевого значения, доверяясь интуиции автора и героев, что также не придали, стало быть есть на то причины у них, лучше нас знающих реалии своего времени — иначе рассказ получится с дефектом интриги.

Чтоб сам уж читатель начал обожествлять нечеловечески проницательного гения, осознавать свою идентичность с навязанной ему уж заблаговременно ролью простоватого доктора Уотсона.

Но всё это лишь дополнительные соображения, сопутствующие, той главной мысли, которая вот и представляет интерес, и породила их вокруг себя, как гусеница в саду порождает вокруг себя сливу: отчего в самом деле так устроена цивилизация, что решать социальные проблемы, избавлять мир от плохого и множить в нём порядок никто из обывателей не берётся, даже когда прямо обязан по роду деятельности? Отчего вот всякий раз подобный образ действий можно ожидать лишь от какого-то странного энтузиаста, который занимается этим чисто ради собственного интеллектуального развлечения?

Машина лукавого автора, бога своей малой вселенной. Роли равнодушных обывателей и мыслителя, единственно противостоящего всему скучному обществу вокруг себя, единственно видящему мир. Неспособность автора донести эту главную идею иначе чем через такую игровую форму, построенную по однообразно повторяющемуся шаблону: интрига → множество специально ничтожных деталей → намеренно выдуманная и подложенная улика → все радуются, танцуют и уходят в паб пить эль с их британскими кнедликами с повидлом. Весь последующий литературный жанр, принёсший хитрым коммерсантам от книгоиздания уж верно не один миллиард фунтов, и сразу же скатившийся в ещё менее утончённые конструкции, чем у прародителя.

Почему, сто ржавых якорей ему в печень, Скотланд-Ярд изначально не проводит расследование должным образом?