Феномен зайца (Сергей Шилов в телепередаче Гордона)

Что такое «феномен зайца, сидящего в траве, покрытой капельками росы»? Эта фраза более известна как строка из песни «Приказ 227» (Егор Летов, группа «Гражданская оборона»). Автором этой фразы является философ Сергей Шилов. Егор Летов взял её из телепередачи Гордона «Язык физики», где выступал Сергей Шилов.

Причем, эту передачу упоминал сам Летов в интервью в смысле того, что она может помочь, откуда этот феномен взялся в его песне. Передача длинная, может показаться непонятной, а целиком фрагмент передачи с этой фразой есть в самом конце любопытного четырехминутного трека группы Мозг «Пешки».

Суть этой фразы в следующем. Шилов говорит о том, что современная физика мыслит так, как древний человек в эпоху мифологического отношения к природе. А именно, в современной физике нет универсальных понятий, а есть только ситуации, феномены. Так, один из выдающихся представителей структурной лингвистики обнаружил, исследуя язык племени, сохранившегося в мифологическом состоянии до нашего времени —

что в этом языке нет понятия «заяц» , а есть понятие «гавагавай» , то есть ситуационный, феноменальный заяц, сидящий утром, под кустом, причем, таким утром, когда выпадает роса, что, вероятно, чем-то лучше для охоты на него — то есть, «наличие утром на конкретной поляне съедобного существа для охоты на оное».

Именно этот знаменитый лингвистический парадокс Шилов и перенес на язык современной физики: оказывается, что якобы очень современные физики со всей своей техникой ведут себя как пещерные люди – они фиксируют некие состояния (т. н. фундаментальные взаимодействия, частицы, существующие только нанодоли секунды) , но не имеют универсальных понятий, которые бы и все эти состояния охватывали, и позволяли бы узнать «зайца» (конкретный физический объект) во всех возможных контекстах и ситуациях его явления. То есть как племя не может обнаружить и опознать зайца, кроме как в описанной, феноменальной ситуации, так и современный физик не обнаруживает и не опознает бозон Хиггса, универсальную частицу природы, для него есть только «нейтрино», «протоны», «фотоны», то есть феноменальные состояния, существующие, чаще всего, нанодоли секунды. То есть даже такая квинтэссенция современной рациональности, как физика, находится на пещерно-мифологическом уровне допонятийного мышления — вот в каком, внешне рациональном, мире мы живём.

Не знаю, всегда, как вышел этот приказ альбом «Долгая счастливая жизнь» в далёком уж 2004-м году, воспринимал феномен зайца иначе. Как экзистенциальный феномен зайца, живого, сидящего в траве — вот прямо как у поэта: живого, сейчас, и капельки росы ещё эти сраные вокруг холодные мокрые (естественные, приданные как терпимый, нормальный элемент галактики: тут так, так надо и возможно) — как противопоставление всей этой кровавой нелепой кутерьме.

Ненужной никому во всём мирозданьи — в особенности вот зайцу. Что сидит посреди всего этого ада, что, он знает, окончит и его жалкую жизнь никчёмную пушистую в том числе, в никчёмной статистике миллионов учтённых либо неучтённых, неважно, жизней (и в то же время — целую вселенную его) и попросту охунедоумевает.

Вовсе не как отсылку к сугубо умозрительной концепции неких сытых болтунов по телевизору. Впрочем, слово феномен с неверным ударением уж одно должно было предупредить о засаде некой на зайца того.