Говорите, что из говна конфетку не сделать? (простите мне мой французский). И не надо. Надо — снаряды. "
Этот метод ведения войны призван подавлять дух и угнетать психику противника" — бойцы, не выходя из транспортного средства, прямо во время сражения должны собрать свои биологические отходы, смешать их со взрывчаткой, упаковать в снаряды и обстрелять ими врага. Война — грязное дело, бро.
неожиданно Довлатов и Веллер
Трюмный Аллахвердиев Тимуртаз был в свое время послан на корабль самим
небом. Проинструктировали его не только по поводу обращения с «каштаном», но
и по поводу продувания гальюна. Происходило это так:
— Эй, там внизу, «баш уста», ты где там?
— Я здэс, таш мычман!
— Ты знаешь, где там чего открывать-то, ходячее недоразумение?
— Так точно!
— Смотри мне, сын великого народа, бортовые клапана не забудь открыть!
Да, и крышку унитаза прижми, а то там заходка не пашет, так обделаешься — до
ДМБ не отмоешься, мама не узнает!
— Ест...
— А ну, докладывай, каким давлением давить будешь?
— Э-э... все нормално будет.
— Я те дам «все нормално», знаем мы: смотри, если будет, как в прошлый
раз, обрез из тебя сделаю.
— Ест...
Бортовые клапана Тимуртаз перепутал: он открыл, конечно, но не те.
Потом он тщательно закрыл крышку унитаза, встал на нее сверху и вдул в
баллон гальюна сорок пять кило вместо двух: он подумал, что так быстрее
будет. Поскольку «идти» баллону гальюна было некуда, а Тимуртаз все давил и
давил, то баллон потужился-потужился, а потом труба по шву лопнула и
содержимое баллона гальюна — двести килограммов смешных какашек — принялись
сифонить в отсек, по дороге под давлением превращаясь в едучий туман.
Наконец баллон облегченно вздохнул. Туман лениво затопил трюм. Тимуртаз,
наблюдая по манометрам за процессом, решил, наконец, что все у него из
баллона вышло, перекрыл воздух, спрыгнул с крышки унитаза и отправился в
трюм, чтоб перекрыть бортовые клапана. При подходе к люку, ведущему в трюм,
Тимуртаз что-то почувствовал, он подбежал к отверстию, встал на четвереньки,
свесил туда голову и сказал только: «Вай, Аллах!»
Прошло минут двадцать, за это время в центральном успели забыть
напрочь, что у них когда-то продували гальюн. Туман, заполнив трюм по самые
закоулки, заполнил затем нижнюю палубу и, нерешительно постояв перед трапом,
задумчиво полез на среднюю, расположенную непосредственно под центральным
постом.
Центральный пребывал в святом неведении:
— Что у нас с вентиляцией, дежурный?
— Отключена, товарищ командир.
— Включите, тянет откуда-то...
Дежурный послал кого-то. Прошло минут пять.
— Чем это у нас пованивает? — думал вслух командир. — Комдив три!
— Есть!
— Пошлите кого-нибудь разобраться.
Старшина команды трюмных нырнул из центрального головой вниз и пропал.
Прошла минута — никаких докладов.
— Комдив три!
— Есть!
— В чем дело?! Что происходит?!
— Есть, товарищ командир!
— Что «есть»? Разберитесь сначала!
Комдив три прямо с трапа ведущего вниз исчез и... тишина! Командир
ворочался в кресле. Прошла еще минута.
— Черти что! — возмущался командир. — Черти что!
Туман остановился перед трапом в центральный и заволновался. В нем
что-то происходило. Видно, правда, ничего не было, но жизнь чувствовалась.
— Черт знает что! — возмущался командир. — Воняет чем-то. Почти дерьмом
несет, и никого не найдешь! — командир даже встал и прошелся по
центральному, потом он сел:
— Командир БЧ-5! — обратился он к механику.
— Есть!
— Что «есть»?! Все мне говорят «есть», а говном продолжает нести! Где
эти трюмные, мать их уети! Разберитесь наконец!
Командир БЧ-5 встал и вышел. Командиру не сиделось, он опять вскочил:
— Старпом!
— Я!!!
— Что у вас творится в центральном?! Где организация?! Где все?! Куда
все делись?!
Старпом сказал: «Есть!» — и тоже пропал. Наступила тишина, которая была
гораздо тишинее той, прошлой тишины. Туман полез в центральный, и тут,
опережая его, в центральный ввалился комдив три и, ни слова не говоря, с
безумным взором, вывалил к ногам командира груду дезодорантов, одеколонов,
лосьонов и освежителей.
— Сейчас! — сказал он горячечно. — Сейчас, товарищ командир! Все
устраним! Все устраним!
— Что!!! — заорал командир, все еще не понимающий. — Что вы устраните?!
Что?!
— Аллахвердиев!..
— Что Аллахвердиев?!
— Он...
— Ну?!
— Гальюн в трюм продул... зараза!..
— А-а-а... а вытяжной... вытяжной пустили?!
— Сейчас... сейчас пустим, товарищ командир, не волнуйтесь!..
— Не волнуйтесь?! — и тут командир вспомнил про Академию наук, правда,
несколько не в той форме: — Я тебе «пущу» вытяжной! Ты у меня уйдешь в
академию! Все документы вернуть! В прочный корпус тебе нужно, академик,
гальюны продувать... вместе с твоим толстожопым механиком! Сами будете
продувать, пока всех своих киргизов не обучите! Всех раком поставлю
А вот как это может быть душевно:
Напротив, на мой вкус, Покровский весьма себе позитивно и с любовью описывает патентованные флотские распиздяйство и долбоебизм.
А эта безнадёга — это не он её придумал. Это всё прекрасно отражает состояние дел на современном российском флоте.
И главное, если меня спросят, есть ли сейчас в России великие писатели, я сначала скажу, что после смерти Венички и Довлатова, в общем и нет больше. Но потом вспомню и добавлю: хотя вот Покровский. У него стиль. Ум и юмор. Он гуманистичен и оттого глубок и интересен. А все прочие либо гонят чернуху, как Сорокин с Пелевиным, либо и вовсе макулатуру.
— Да ничего особенного... Трактор...
— И как же ты его похитил?
— Очень просто. С комбината железобетонных изделий. Я действовал на психологию.
— Как это?
— Зашел на комбинат. Сел в трактор. Сзади привязал железную бочку из-под тавота. Еду на вахту. Бочка грохочет. Появляется охранник: «Куда везешь бочку?». Отвечаю: «По личной надобности». — «Документы есть?» — «Нет». — «Отвязывай к едрене фене»... Я бочку отвязал и дальше поехал. В общем, психология сработала... А потом мы этот трактор на запчасти разобрали...
Причём, учитывая некоторую фольклорность самого Довлатова, не удивлюсь, если и это он себе вставил из уже бытовавшего на тот момент анекдота. Ну тогда Веллер, стало быть, третичен.
Впрочем, как однажды сказал небезызвестный HarryFan: «Я вообще эту вашу литературу уже, честно говоря, видеть не могу». Что понятно. Нравиться может только то, что ты сам ещё не превзошёл. После достижения некоторого уровня становится скучно, начинаешь видеть многочисленные ошибки.
Для меня это утверждение не имеет смысла. Я не превзойду приснопамятную Донцову, но и понравится она мне шансов не имеет, и ровно наоборот — на хорошую работу, пусть и не из моей сферы деятельности, которую я мог бы сделать, я могу прокрастинировать часами.
А «Довлатов и Веллер» — больная тема и для Веллера.
«Ножик Сережи Довлатова»: "Если швейцарские офицеры соответствуют своим ножам, то их можно ловить
сачками."
Я их не сравниваю, я ими наслаждаюсь. Причем Веллер — гений короткого рассказа, как я себе это понимаю. Ну и «Гонец из Пизы»).
Ладно, давайте я тогда раскрою смысл понятия превзойти: это не «наворотить такие же горы мусора» — это как раз никому не нужно, а «быть на уровне, где ты понимаешь, как сделать так же хорошо, и даже лучше; и заодно видишь ошибки и даже знаешь, как ты бы их избежал». А мотивация выдавать продукт — это совершенно отдельный разговор. Её и не должно быть в обществе, которое мотивирует выдывать халтуру, вроде вот этого гнусного ширпотреба, что вы указали как пример. Писать сильную литературу (да и вообще, делать что-то честно, глубоко и навсегда) в современной России — невыгодно и попросту глупо, это раздавать свою жизнь задаром, это не вернётся при жизни.
Мне всегда важнее было творчество, я понимал, что без него я просто загнусь. В какой-то момент меня просто перестали интересовать любые вещи, которые меня отвлекают от него. Когда-то мне хотелось, конечно, быть популярным, но по-настоящему важным это для меня никогда не было. Как-то быстро это у меня кончилось после того, как я познакомился с теми людьми, которые дарят тебе возможность стать популярным. То есть, как только я с ними познакомился, то меня это вообще перестало интересовать, потому что я понял, что я ничего общего с этими людьми не хочу иметь.
Был момент, когда мы могли быть действительно очень известными, популярными, богатыми, но, пообщавшись буквально короткое время с этими людьми, я понял, что я не буду с ними ничего делать, потому что мне это неинтересно [...] А когда ты понимаешь, что человек, который напротив тебя, например, сидит – у него ничего нет, он ничего не даст и, самое главное, то, что он может тебе дать, тебе это не то, что не нужно, а вредно...
Это, к слову, сказал тот, кто последний сейчас остался из Ленинградского рок-клуба в живых, и не занялся при этом сугубо личной жизнью, как Кинчев, Шевчук и Ревякин, а продолжает делать такие вещи, что шерсть дыбом.
Что уже пройдено, на уровне понимания — то скучно. Что позади, превзойдено — вызывает лишь раздражение: что же он халтурит-то так, автор...
“Although I cannot lay an egg, I am a very good judge of omelettes” — GBS.
Там, в частности, с территории завода «выносится» трактор.
...но сам-то «Ремень» из «Чемодана», кажется?
Да, конечно, из «Чемодана». Веллеров опус с этим эпизодом не читала. Однако в своём мнении относительно этого автора укрепилась. Нечистоплотен.
Кроме того, как оказалось, у Веллера есть произведение (роман?) под названием «Ножик Серёжи Довлатова». Читать полностью не стала, но показалось интересным узнать, что это за ножик.
Читаем:
«Этот ножик подарил мне Довлатов. В таллиннском журнале «Радуга» мы
напечатали впервые в Союзе его рассказы, и он переслал редакции подарки: пробный флакончик французских духов, что-то пишущее и складной ножик с латунным крестиком на вишневой пластмассовой щечке. Редакция была дамская, ножик взял я. Приложенная в футляре инструкция на пяти языках, включая китайский, просвещала: «Швейцарский офицерский нож! Из наилучшей стали!» Китайский язык объяснялся местом изготовления: там дешевле».
Это ж надо так исхитриться, чтобы в одном-единственном абзаце успеть солгать («подарил _мне_» – разве Д. дарил этот ножик именно В.?) и «тонко» намекнуть на якобы скупость Д. (подарки-то оказались дешёвые!). При этом вынести в заглавие книги фамильярное «Серёжа». Ну не мерзость ли?
По поводу «нравится то, что не превзошел» — тоже останусь при своих. Вообще не вижу, как применить это к другим областям, а в литературе и не должно применяться.
Чтобы завершить, вот ещё могу вспомнить из достойных современных русских писателей Павла Крусанова. Помимо прекрасного стиля и философичности, славен также тем, что в 1980-м пил с Цоем одеколон «Бэмби».
Я правильно понимаю, что объявляет Цой, а поёт Рыба?
Солярный миф Моцарта — Гелиос улыбчивый,
свершающий по небу ежедневные прогулки;
солярный миф Сальери — потный Сизиф,
катящий на купол мира солнце.