Ереван. 1930-е.

Живёт в городе чудак-человек. У чудака есть всё — семья, дом, сад. В саду растут алые розы. Чудак продаёт их на центральной улице города. А красивым женщинам — так просто дарит.

Чудак безумно влюблён в знаменитую актрису. Влюблён безнадёжно и на дистанции. Но до такой степени, что это начинает действовать кой-кому на нервы. Очередной поклонник актрисы подходит к нему прямо на улице и всаживает в живот финку.

Аллея, фонари, снег, Моро-Цой удаляется, за кадром играет «Группа крови».


В жизни всё выходит немного по-другому. Потому что безобидный чудак не падает на колени, а вырывает нож у себя из живота и всаживает в сердце нападавшему. А сам выживает.

За это он получает свою кличку Карабала — «Чёрный (или злой) мальчик». Под ней он и останется в истории Еревана. А в нагрузку к кличке — срок. В тюрьме он встречается с поэтом Чаренцем. Поэт погибает, чудак-человек выживает и тут.

На свободе всё оказывается ещё хуже. Жена и сын с бывшим зэком общаться не собираются. Дом конфискован. Сад вырублен.

Есть ещё кумир. Чудак часы напролёт простаивает у знакомого дома. Но никто не выходит. То есть выходят — но не те, кто ему нужен. Пока он сидел в тюрьме — актриса умерла.

Остаётся последнее — доставать откуда-то цветы и дарить их девушкам. И ещё один цветок — на могилу актрисы.

К этому моменту его настоящего имени никто не помнит. Все называют его только по прозвищу. «Я не злой. Просто больной» — устало отвечает он.

В 1991-м году ему поставили памятник. Старик с корзиной, протягивающий цветок прохожим. В руках у статуи почти всегда был свежий цветок.



Байки из армянской истории. Налбандян Карен. ЖЖ.
Позвольте порекомендовать легкое и познавательное чтиво на выходные.

На закуску еще одна байка, простите за простыню.

7 декабря 1988 года. 11:40. Ленинакан.
Двое инженеров некого института садятся на лифт, кабинка бодро идёт наверх... и тут начинается чертовщина. Грохот, треск, падение... и тишина.

Это сейчас Спитакское землетрясение — страшный, но эпизод истории. А тогда? И какие мысли могут придти человеку от полной изоляции и неизвестности? Особенно нормальному советскому человеку конца восьмидесятых.

Короче, откапывают кабинку через двое суток. Инженера вылезают наружу, осматривают лежащий в руинах город. Людей, в незнакомой, но явно натовской военной форме. Слушают говор — также незнакомый, но с преобладанием английского. Переглядываются.

И, не сговариваясь, синхронным движением делают «руки вверх».