А тем временем в тёмной реке, Дрожат яркие звёзды. Часы сверены, плыть налегке, Держать крепко весло.
Скользить лодочкой в струях густых, Глотать утренний воздух, Стращать плёточкой совесть и стыд, Прощать крепким узлом.
Летят вороны в дальнюю даль, Блестят чёрные перья, Скрипят шворени, дремлет кустарь, Слышны песни невест.
Услышал впервые этим летом. Или даже весной. Великий поэт остаётся собою всегда. Даже после тридцати лет безвременья, что нас настигло. Какое чудо что он жив, когда почти все прочие погибли тогда и после, совсем молодыми.
Да что я, он и сам о том же:
Не всё пропадом, слава живым, Иных сроки настигли.
Если кто вспомнит «Порог сорока»... ну да, про это как раз.
С детства знал слово «шкворни», но поискав тогда в словарях, нашёл что «шворени» — более ранняя, исконная форма.
Эта песнь стала сразу тогда столь же значима, как и редкая прежде «Сентябрь». На которую мне впервые обратил внимание мой погибший друг. Особо переписал мне её на кассете тогда.
У поэтов и мистиков есть песни, понятные всякому, для народа. И есть те, что выше, но непонятны обычно никому.
Доля проста, Тает сердечко, Бьётся, рубака.
Предсказание сбылось. В начале октября, таком ещё летнем совсем, тёплом, нам чудом удалось сделать Алисе эхокардиограмму, для допуска к операции, чтоб удостовериться, что хирургическое вмешательство и наркоз не убьют её тут же. Славная наша академия, совсем летняя ещё тогда. мы ещё стояли и любовались, как собаки играют на лужайке. И доктор сказала нам: «Где ещё папа увидит как бьётся твоё сердечко?» О, оно так билось! И бьётся. И каждый день, что мы длим, что оно бьётся — славен, священ для нас. Впрочем, оно и тогда нас не подвело, в двенадцатом году.
И тает. И её, и моё.
И мы гуляли с ней в тот день до операции, как в последний раз. Такой красивый был день. Как в той старой буддийской притче о тиграх и землянике.
С детства знал слово «шкворни», но поискав тогда в словарях, нашёл что «шворени» — более ранняя, исконная форма.
Эта песнь стала сразу тогда столь же значима, как и редкая прежде «Сентябрь». На которую мне впервые обратил внимание мой погибший друг. Особо переписал мне её на кассете тогда.
У поэтов и мистиков есть песни, понятные всякому, для народа. И есть те, что выше, но непонятны обычно никому.
Предсказание сбылось. В начале октября, таком ещё летнем совсем, тёплом, нам чудом удалось сделать Алисе эхокардиограмму, для допуска к операции, чтоб удостовериться, что хирургическое вмешательство и наркоз не убьют её тут же. Славная наша академия, совсем летняя ещё тогда. мы ещё стояли и любовались, как собаки играют на лужайке. И доктор сказала нам: «Где ещё папа увидит как бьётся твоё сердечко?» О, оно так билось! И бьётся. И каждый день, что мы длим, что оно бьётся — славен, священ для нас. Впрочем, оно и тогда нас не подвело, в двенадцатом году.
И тает. И её, и моё.
И мы гуляли с ней в тот день до операции, как в последний раз. Такой красивый был день. Как в той старой буддийской притче о тиграх и землянике.