Музыка и поэтика, по которой мы тогда в СССР вдруг захотели узнать английскую культуру уже не в переводах, а на языке оригинала.
Тем более, что эту поэзию наш партаппарат отчего-то наглухо отказывался переводить, в отличие от Гомера, Вергилия, Петрарки, Данте... да и даже нагло-американских Шекспира, Кэрролла, О. Генри, Твена, Лондона и хищного империалистического Киплинга, что были у нас в СССР миллионными тиражами повсюду, и дюжин прочих.
Ну, что ж, раз даже английскому учили нас в школах столь демонстративно pro forma — стало быть, хороший повод отбросить их костыли, как учил нас австралийский Алан Маршалл, и пойти самому, не ожидая уж ничьей поддержки никогда и ни в чём.
Эту песню, эти альбомы я сам переписывал тогда с кассет в их платном салоне звукозаписи возле их нового Центра Всемирной Торговли Всем (ну, вы помните, 1905 года), и особенно любил именно за эту психоделику в стихах, авторства Леннона, как понимаю — он там главный панк был. Когда Маккартни, конечно, так и остался главным мелодистом, композитором группы, даже не потянуло тогда слушать все сольные альбомы Леннона, где он заменил Маккартни своей японкой. При всём уважении к древней культуре Японии.
Мы как-то с девушкой расстались, она настаивала только на ценности Леннона, я же, видимо, оскорбил её навек, неосторожно заметив после прогулки на речных трамвайчиках, что Леннон — конечно, сердце коллектива, но Маккартни сделал не меньше в мелодиках. Нагваль и тональ. Уже тогда понял её возмущение во взгляде: «Что?! Маккартни? Вот эта попса? Да пошёл ты!»
Вдруг вспомнил через 30 лет из-за этих строчек:
Sitting in an English garden waiting for the sun... If the sun don't come, you get a tan from standing in the English rain!
Что воочию лицезрел в той прямой трансляции вчера у них там на улицах Лондона во время коронации Карла III. Наш такой вечный Ленинград №2. Город печали, несмелой весны, и особой романтики.