Цивилизация управляется хомячками. Издавна, с самого начала.
Хищными при том, кровавыми, хомячками-людоедами.
Другим просто нет резону туда лезть, за рычаги управления эти.

Есть люди, вокруг которых (совершенно внезапно, неожиданно — и вы поймёте это лишь десятки лет спустя, если тогда были не готовы) распространяется свет, радость, способ для всех вас быть в наилучшем мире.

Куда больше тех, что вокруг себя распространяют лишь отвращение, которым сами полны. Они даже много более заметны сразу всем.

И уж совсем подавляющее большинство тех, что настолько не проявляют себя никак, не проявляли и не станут, в этом мире — что даже неясно, люди ли это, или так, чтоб заполнить чем-то окружающее пространство.

Алкоголь ценен именно тем, что делает нас снова столь же жизнерадостно тупыми, как мы были тогда, в детстве. В точности такими. И эта утрата столь многих, наработанных за десятилетия, струн, что удерживают нас во всех направлениях, растягивают изнутри, сковывая, пытая, причиняя боль — вдруг разом делает нас снова такими же свободными и счастливыми, как тогда.

Надо б найти этот механизм, научиться устранять его не медикаментозно, без химии этой всей пагубной.

Это способ сделать человечество счастливым. Как счастливы мы там, в начале, в нашем беззаботном детстве. Где мы так открыты для мира. И, главное, для себя истинных.

Инструменты литературы, со всякими их красивыми названиями — являются лишь инструментами сознания, мышления.

Рождающимися прежде и вне необходимости их как-то вот классифицировать дополнительно.

И превыше всех попыток их свести в простой и познаваемый даже теми, кто ими без этого не владеет, и не будет, реестр.

Вот уж много лет хотел спросить: почему мартовские коты? Ведь кошки ж.

Каждый ценен тем, что сообщает.

Остерегаются множества слов, не понимая причины. Это справедливо, слишком многие в веках за завесой, потоком множества слов скрывали отсутствие смысла. И теперь так же. Но остерегаться привыкли не этого, существенного — а лишь внешнего признака.

Люди склонны открываться. Ища друзей. Находят так, однако, скорей врагов.

И всё же, в истории остаются лишь те, кто открывались, искали. В итоге чего погибли.

Филипп, покорив прочую Грецию, спросил спартанцев, желают ли, чтоб как друг их пришёл, иль враг. Те отвечали: «Никак».

Тогда, в досаде, написал им: «Слушайте, но ведь если мои войска вторгнутся, вы ж понимаете, вырежут всех, вплоть до хомячков на полях».

На что Лакедемон ответил как принято, лаконически: «Если».

После чего ни Филипп, ни Александр их больше не беспокоили.