Эффект социальной лени, или эффект Рингельмана — это групповой эффект в социальной психологии, один из механизмов функционирования группы, который состоит в том, что с увеличением численности группы производительность ее членов уменьшается.
То есть индивидуальный вклад каждого из участников группы уменьшается по мере того, как размер группы растет.

Согласно книге Джулиан Франклин «Щит и шлем: описание геральдики, как науки и искусства», традиция приспускания флагов началась в 17 веке у британских военных моряков.
Флаг приспускался на расстояние, равное своей собственной высоте, как бы освобождая место для особого флага — невидимого флага смерти. Это подчёркивало величие и власть смерти, а также её способность уравнивать победивших и проигравших в бою.

Константин Паустовский — Повесть о жизни. Книга 6. Книга скитаний

Если бы мне было дано в будущем много свободного времени, я бы наверняка написал историю многих книг.

Дело в том, что каждая написанная книга является как бы ядром некоей отбушевавшей в человеке туманности, звездой, которая родилась из этой туманности и приобретает свой собственный свет.

Может быть, только одну сотую нашей жизни мы вводим в тесные рамки наших книг, а девяносто девять сотых остаются вне книг и сохраняются только в нашей памяти бесплодным, но, несмотря на это, все же значительным и драгоценным грузом.

Бессильное сожаление о том, что мы могли бы сделать и чего мы не сделали по лености, по нашему удивительному умению убивать время на малые житейские необходимости и заботы, приходит к нам, как правило, слишком поздно.

Сколько мы могли бы написать интересных вещей, если бы не тратили время на пустяки!

Как-то писатель Александр Степанович Грин решил подсчитать, сколько времени человек тратит в течение жизни на то, чтобы спрашивать «который час?» По его подсчетам, один этот вопрос отнимает у нас несколько дней. Если же собрать все ненужные и машинальные слова, какие мы произносим, то получаются целые годы.

В механике существует понятие «коэффициент полезности». Так вот, у человека этот «коэффициент полезности» ничтожен. Мы ужасались, когда узнавали, что паровоз выпускал на воздух без всякой пользы чуть ли не 80 процентов пара, который он вырабатывал, но нас не пугает, что мы сами «выпускаем на воздух» девять десятых своей жизни без всякой пользы и радости для себя и окружающих.

Слэнговое выражение в английском языке, обозначающее ситуацию, когда обе руки заняты алкоголем.

Половина ирландского молока идет на изготовление сливочного «Бэйлиса».
В день Святого Патрика разрешено бить одноклассников не в зеленой одежде.


Ирландец заходит в паб. Владелец:
- Извините, мы открываемся через час.
- О, я подожду.
- Не возражаю. Может пока выпьете что-нибудь, чтобы не скучать?..

Небольшое графство под названием Арагон возникло между рекой Арагон и ее притоком Арагон Субордан в 828 г и до начала XI в. входило в состав королевства Наварра. Арагонская знать отличалась сплоченностью и сословной гордостью.
Собрания сословных представительств – кортесы.
Присяга, которую приносили кортесы Арагонскому королю:
«Мы, которые не хуже тебя, клянемся тебе, который не лучше нас, принять тебя нашим королем и повелителем, если ты будешь блюсти наши вольности.
А если нет, то нет»

Эрмандады – особые политические братства – корпорации общин, городов, рыцарства, располагали своим бюджетом, постоянным руководством – хунтой.

Константин Паустовский — Повесть о жизни. Книга 4. Время больших ожиданий

«Мопассанов я вам гарантирую»

    В одном из номеров «Моряка» был напечатан рассказ под названием «Король». Под рассказом стояла подпись: «И. Бабель».
    Рассказ был о том, как главарь одесских бандитов Бенцион (он же Беня) Крик насильно выдал замуж свою увядшую сестру Двойру за хилого и плаксивого вора. Вор женился на Двойре только из невыносимого страха перед Беней.
    То был один из первых так называемых «молдаванских» рассказов Бабеля.
    Молдаванкой в Одессе называлась часть города около товарной железнодорожной станции, где жили две тысячи одесских налетчиков и воров.
    Чтобы лучше узнать жизнь Молдаванки, Бабель решил поселиться там на некоторое время у старого еврея Циреса, доживавшего свой век под крикливым гнетом жены, тети Хавы.
    [...]
    Рассказ «Король» был написан сжато и точно. Он бил в лицо свежестью, подобно углекислой воде.
    С юношеских лет я воспринимал произведения некоторых писателей как колдовство. После рассказа «Король» я понял, что еще один колдун пришел в нашу литературу и что все написанное этим человеком никогда не будет бесцветным и вялым.

Константин Паустовский — Повесть о жизни. Книга 3. Начало неведомого века

Очередной волне всеобщей выборочной мобилизации на Украине посвящается. Вот уже некоторых рысей призывают. Я вам рекомендовал этот magnum opus Паустовского ранее — но не питаю иллюзий, что вы все непременно его дочитали. Посему должен это характерное место, спустя сто лет вновь ставшее, увы, актуальным (история повторяется не раз и не два; история воспроизводится до тех пор, пока не преодолена; подобные сюжеты нам знакомы с античности: с греков, с Рубикона и мартовских ид; и, к сожалению, не всякий раз в виде лишь фарса), процитировать нарочно.


    Петлюра все туже затягивал петлю вокруг Киева. Тогда гетман Скоропадский выпустил приказ о мобилизации всех без исключения мужчин от 18 до 35 лет. За неявку мобилизованных должны были отвечать своей головой коменданты домов. В приказе просто было сказано, что в случае «сокрытия» мужчин этого возраста коменданты домов будут беспощадно расстреливаться.
    Приказ был расклеен по городу. Я равнодушно прочел его. Я считал себя гражданином Российской Федеративной Республики и потому никаким гетманским приказам не должен был, да и не хотел подчиняться.

Константин Паустовский — Повесть о лесах

Коля никогда не встречал такого неумолимого противника городов. В этом отношении Петр Максимович явно преувеличивал, принимая в расчет лишь города капиталистической цивилизации. По его словам, ничего не могло быть вреднее, чем старые города — скученные и нездоровые гнезда для нескольких миллионов людей, теснящихся на ничтожном клочке земли, тогда как просторная и пригодная для жизни земля расстилается рядом.

— Биологический возраст человека составляет в среднем полтораста лет, — говорил Петр Максимович, — а люди современных цивилизованных стран живут только половину этого времени. Вторую половину их жизни ворует капиталистический город.

Петр Максимович всегда ссылался на Лондон как на самый «отвратительный» город в мире.

Тяжелый дым, висящий над Лондоном, приглушает солнечный свет. А кроме того, туманы! Установлено, что знаменитые лондонские туманы вызваны к жизни главным образом каменноугольным дымом. Чем больше дыма, тем чаще и гуще туманы. О чудовищном количестве дыма, заволакивающего Лондон, говорил простой подсчет количества сажи, сыпавшейся с неба на этот угрюмый город. Подсчет показал, что на каждый квадратный километр Лондона выпадает за год четыреста тонн сажи.

Легкие у лондонцев не розовые, а черные. Нигде в мире так не развиты туберкулез и рахит. Недаром эта болезнь и называется «английской».

Петр Максимович так убедительно говорил об оглушенном, отравленном, обреченном на преждевременное умирание человеке Запада, тоскующем по воздуху лесов, по солнцу, что вчуже становилось за этого человека страшно.

У нас этого не будет и не может быть. Петр Максимович знакомил студентов с проектами перепланировки старых и планировки новых городов, где зеленые рощи подходили вплотную к домам и заводам и вклинивались в жилые кварталы.

Константин Паустовский — Чёрное море (1935–1936, Севастополь)

При виде этой разбитой головы я вспомнил о разрушительной силе христианства, о скуке и изуверстве, пришедших на смену утренним культурам Греции и Рима.

С гимназических времен я чувствовал отвращение к христианству с его манной кашей добродетелей, психопатическим Христом, — он казался мне молодым, хилым толстовцем, изрекающим слащавые истины, с его бородатыми святыми, похожими на ломовых извозчиков. Не только люди, но и идеи могут вызывать приливы неприязни.

Константин Паустовский — Повесть о лесах (или Преодоление времени, 1948)

За этим же чайным столом Коля впервые услышал от Николая Никитича рассказы о Мичурине и Докучаеве, о дубравах — «засеках», которые росли когда-то по ту сторону реки и охранялись стрельцами — пращурами нынешних обитателей Стрелецкой слободы.

Эта сплошная полоса лесов спасала Русь от татарских набегов. В лесах прорубали с запада на восток широкие просеки. Лес рубили, или «засекали», так, чтобы вековые дубы своими вершинами падали к югу. Получался огромный вал из частых и крепких ветвей. Через него не могли пробраться не только всадники и пешие, но даже лесные звери.

— Теперь, конечно, — говорил Николай Никитич, — засеки повырубили, и от них остались, пожалуй, одни названия. Вот, например, Козлова Засека около Ясной Поляны, где обитали львы, в частности Лев Николаевич Толстой.


Идея этого зоопарка — чем он отличается от Книг и Цитат, для чего нужен, как его использовать.