30 лет спустя — памяти Виктора Цоя (15 августа 2020)
Давно уже перестал считать. Столько смертей с тех пор... Да, сегодня, 15 августа 1990.
Помню, мама вошла тогда, сказала: «Цой разбился. По радио сказали». Я не поверил. Да ну, думаю, слухи. Не может быть. Мало ли что эти журналисты придумают. Такие не погибают так внезапно, просто не могут. На них ведь всё тут держится.
Вот. Тридцать лет уже. А ведь я жил в мире, где он был живой. И каждый год выпускал всё новые альбомы. И ничего лучше того нашего мира тогда не видел с тех пор. Потом всё сразу стало стремительно ухудшаться. Для всех, всюду. Верно, тоже надо было тогда умирать. Многие опоздали.
30 лет. Это вроде и совсем недавно... и огромная пропасть.
А это не ребята! Мальчик и девочка. Сумочка выдаёт... Так хрупко всё.
Воистину. так хрупко всё [×]
Сейчас по первому каналу уже давно постсоветского телевидения идёт. Наконец. Дождались. Только уже не о том всё это у них. Это как вон тогда с Пушкиным: дождались пока почти вымерли все, кто понимали все его смыслы, и вдруг как начали всенародно почитать.
Ну вот, Иглу включили. Которую все давно много раз видели. Но всё равно все как дураки по очередному разу смотрят.
...На таком ... грунте выживают ... Они так и называются: ... У них вырастают побеги
Далее звучит задорный йодль и появляется довольно зловещего вида Мамонов, который, по результатам жития его оказался вовсе не таким злодеем, а даже скорее напротив.
Ох и нихрена ж себе у него лысина!
— Дина! Отчего у вас товарищ без халата?
Вот это всё сейчас всё происходит, понимаете? Как оно нам велит этот их восточный дзэн. Это сейчас у нас вот товарищ без халата.
Мир так придуман, что в нём сохраняются, существуют вовек все его лучшие моменты. Иначе и не может быть. А это уж и не придумаю религию, чтоб о таком когда говорила.
Кстати, только теперь, с появленьем всенародного общесоюзного интернета возникла возможность найти. Из сцены в кабаке.
— Слуш, вот одного не пойму, зачем тебе очки? — Понимаешь, рыбы сдохли. — Что делать бум?..
И дальше звучит совершенно волшебная (инструменталка, как тогда говорили) мелодия, что на кассетах обозначалась как «Дина». Её начало.
Про рыб был у меня такой случай лет так... ну 15 назад.
— Всё о-кей. Но самое печальное тут, что рыбки вот в аквариуме погибли. — А это неважно. Они всё равно пластмассовые были.
— Мало того что дура. А ещё и готовить не умеешь.
— Где же команда?
Я не знаю как вообще ещё иначе передать кому-то всю ту романтику наших советских 80-х, если не вот всем, что делал Цой. Потом это было всеми так безнадёжно утрачено.
Теперь уж навсегда. Я внезапно стал вдруг только теперь понимать тех несчастных девушек, что покончили с собой тогда, когда он умер. Вероятно, они были умнее. Они сразу поняли, что это не мир где всё было возможно, наше то — продолжается. И стало быть глупо рвать с ним — как я тогда на это у них смотрел скептически. А вовсе нет, напротив: это значит, что мира, где всё это было возможно — больше не будет. Это трудное понимание. Мне вот, замедленному, потребовалось долгих тридцать лет. Что нечего тут больше делать. Где всё всегда именно так поворачивается. Кстати, градиентно весьма, тогда почти незаметно, теперь уж незаметно лишь для наиболее тупых.
Девушки вообще умнее. Мне трудно объяснить.
Ну вот, на этой оптимистической спортивной ноте мы и закончим нашу...
Заменил видео на то что показывали по первому каналу. А это вот заглушка была, потому что ну как бы странно ожидать премьеру сразу выложенной в ютубе.
Воистину. так хрупко всё [×]
Далее звучит задорный йодль и появляется довольно зловещего вида Мамонов, который, по результатам жития его оказался вовсе не таким злодеем, а даже скорее напротив.
Вот это всё сейчас всё происходит, понимаете? Как оно нам велит этот их восточный дзэн. Это сейчас у нас вот товарищ без халата.
Мир так придуман, что в нём сохраняются, существуют вовек все его лучшие моменты. Иначе и не может быть. А это уж и не придумаю религию, чтоб о таком когда говорила.
Майя Кристалинская — Листья клёнов
И дальше звучит совершенно волшебная (инструменталка, как тогда говорили) мелодия, что на кассетах обозначалась как «Дина». Её начало.
— Всё о-кей. Но самое печальное тут, что рыбки вот в аквариуме погибли.
— А это неважно. Они всё равно пластмассовые были.
Я не знаю как вообще ещё иначе передать кому-то всю ту романтику наших советских 80-х, если не вот всем, что делал Цой. Потом это было всеми так безнадёжно утрачено.
Теперь уж навсегда. Я внезапно стал вдруг только теперь понимать тех несчастных девушек, что покончили с собой тогда, когда он умер. Вероятно, они были умнее. Они сразу поняли, что это не мир где всё было возможно, наше то — продолжается. И стало быть глупо рвать с ним — как я тогда на это у них смотрел скептически. А вовсе нет, напротив: это значит, что мира, где всё это было возможно — больше не будет. Это трудное понимание. Мне вот, замедленному, потребовалось долгих тридцать лет. Что нечего тут больше делать. Где всё всегда именно так поворачивается. Кстати, градиентно весьма, тогда почти незаметно, теперь уж незаметно лишь для наиболее тупых.
Девушки вообще умнее. Мне трудно объяснить.
30 лет без Виктора Цоя