Зигмунд Фрейд — Леонардо да Винчи. Воспоминание детства (1910)
Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci
Многие из позднейших почитателей Леонардо пытались сгладить упрек в непостоянстве его характера. Они доказывали, что то, что порицается в Леонардо, есть особенность больших мастеров вообще. И трудолюбивый, ушедший в работу Микеланджело оставил не оконченными многие из своих произведений, и в этом он так же мало виноват, как и Леонардо. Иная же картина не столько была неокончена, сколько считалась им за таковую. То, что профану уже кажется шедевром, для творца художественного произведения всё ещё неудовлетворительное воплощение его замысла; перед ним носится то совершенство, которое передать в изображении ему никак не удается. Всего же менее возможно делать художника ответственным за конечную судьбу его произведений.
Я был поражён, когда уже взрослым ещё раз видел в Третьяковской галерее «Явление мессии» (там вообще была особая выставка Иванова, из запасников достали и расставили по залу его графику, и она была даже куда более величественна чем его живопись), и экскурсовод (не помню, кандидат наук, либо даже доктор — в таком месте абы кто искусствоведение не разводит) сказала: видите сами, картина неокончена.
Как неокончена? Где? Нет, я б мог бесконечно туда детали добавлять... но... а оно надо?
Кстати, если вы её не видели вживую, в ней самое грандиозное — даже не та пикантность, что она занимает всю стену огромного зала, а различие тонов кожи изображённых на ней иудеев. Хотя, казалось бы, единое наше солнце делает нас всех одного тона примерно, когда мы не прячемся от него, доверяемся его лучам. Такой калейдоскоп.
В одной статье Conferenze Florentine цитируется мнение Леонардо, которое дает ключ к пониманию его символа веры и его натуры:
«Nessuna cosa si puo amare neodiare, se prima non si ha cognition di quella. — He имеешь права что-нибудь любить или ненавидеть, если не приобрел основательного знания о сущности этого».
И то же самое повторяет Леонардо в одном месте «Трактата о живописи», где он, видимо, защищается против упрека в антирелигиозности: «Но такие обвинители могли бы молчать. Потому что это есть способ познать Творца этакого множества прекрасных вещей и именно это есть путь полюбить столь великого Мастера. Потому что воистину большая любовь исходит из большого познания любимого и если ты мало его знаешь, то сможешь только мало или совсем не сможешь любить его…»
Его аффекты были обузданы и подчинены стремлению исследовать; он не любил и не ненавидел, но только спрашивал себя, откуда то, что он должен любить или ненавидеть, и какое оно имеет значение. Таким образом, он должен был казаться индифферентным к добру и злу, к прекрасному и отвратительному. Во время этой работы исследования любовь и ненависть переставали быть руководителями и превращались равномерно в умственный интерес. На самом деле Леонардо не был бесстрастен; он не лишен был этой божественной искры, которая есть прямой или косвенный двигатель — il primo motore — всех дел человеческих. Но он превратил свои страсти в одну страсть к исследованию; он предавался исследованию с той усидчивостью, постоянством, углубленностью, которые могут исходить только из страсти, и, на высоте духовного напряжения достигнув знания, дает он разразиться долго сдерживаемому аффекту.
Из откладывания любить на то время, когда познаешь, выходит замещение. Любят и ненавидят уже не так сильно, когда дошли до познания; тогда остаются по ту сторону от любви и ненависти. Исследовали — вместо того чтобы любить.
Очень буддийское понимание. В то время, когда буддизм был ещё не в моде.
Исследование направляется на вопрос, откуда появляются дети, как раз так, как будто бы ребенок искал способов и путей предупредить такое нежелательное явление.
Как неокончена? Где? Нет, я б мог бесконечно туда детали добавлять... но... а оно надо?
Кстати, если вы её не видели вживую, в ней самое грандиозное — даже не та пикантность, что она занимает всю стену огромного зала, а различие тонов кожи изображённых на ней иудеев. Хотя, казалось бы, единое наше солнце делает нас всех одного тона примерно, когда мы не прячемся от него, доверяемся его лучам. Такой калейдоскоп.
Очень буддийское понимание. В то время, когда буддизм был ещё не в моде.