Можно — в переводе Бальмонта:

Три сильных было короля,
Решили заодно,
Клялись, что он погибнет – Джон
Ячменное Зерно.

Взялись за плуг и, землю взрыв,
Его – туда, на дно.
И поклялись, что умер Джон
Ячменное Зерно.

Но вот светло, пришла весна,
И дождь звенел, как смех;
Встал Джон Ячменное Зерно
И поразил их всех.

Пришёл палящий летний зной,
Он силен, как никто;
Вся в острых копьях голова,
Чтоб не забидел кто.

Дохнула осень, свежий дух,
Он бледен, он устал,
Согбен, склонилась голова,
Видать, сдаваться стал.

Больней, больнее цвет его,
Совсем уж старина;
И тут-то недруги его
Явили злость сполна.

Взяв нечто с длинным остриём,
Резнули до колен,
Связали, так, в телегу, прочь,
Точь-в-точь – вор, взятый в плен.

Швырнули на спину его,
Терзали – да и как.
И вывесили всем ветрам,
Вертели, так и сяк.

Налили ямину водой,
Чтоб он туда нырнул,
Чтоб Джон Ячменное Зерно
И плавал, и тонул.

Опять – на землю, вновь – терзать,
Умножилась беда:
Чуть знаки жизни он явил,
Туда его, сюда.

Над сожигающим огнём
Мозг выжгли из костей;
Но мельник – злейший: раздавил
Его меж двух камней.

И взяли кровь они его,
И в чаре круговой
Испили, пили вновь и вновь,
И в них был дух живой.

О, Джон Ячменное Зерно.
Был бравый, был герой;
Его ты крови лишь хлебни,
И дух отважен твой.

Хлебнёшь – и горе позабыл,
А весел – в добрый час;
И вдовье сердце петь начнёт,
Слезу смахнувши с глаз.

Так выпьем дружно: Славься, Джон
Ячменное Зерно.
Его ж потомство – да живёт
В Шотландии оно.

Но лучше, конечно же, в оригинале.

... John Barleycorn was a hero bold,
Of noble enterprise;
For if you do but taste his blood,
'Twill make your courage rise...

Странное совпадение: как раз в начале марта, в раз десятый подряд, видимо, переслушивая песнь Карабаса, вдруг впервые поймал себя на том, что аккуратно так, осторожно стучу кружкой пива, выбиваю ритм, по кошкиному коврику мягкому на столе. При том что сама она, понятно, подле неё я б никогда не осмелился, оккупировала как всегда койку, откуда я их тогда котятами нещадно гонял, опасаясь что те, кому собирался их тогда раздавать, за одну эту их врождённую привычку пастись по мягкой удобной кровати могут вдруг прогнать их потом. Даже не удосужившись мне их тогда назад вернуть. Но главное чтоб случайно не задавить кого из них, коварно хищно запрятавшегося в складках одеяла. Так много потом прошло времени, прежде чем она снова стала по-неуставному валяться на коечках в дневное время суток.

Никогда прежде со мной такого не было всю жизнь. И не будет уж, верно. Вот что значит сила хорошего осмысленного Карабаса.

И к нам тут как раз в марте английский эль завезли, дешевле даже их обычного пивозаменителя. Что и был весь март уничтожаем многими пинтами, во славу Британской короны. И Елизаветы лично, пусть живёт ещё столько же. Заметьте, какое хорошее новое осмысление, спустя 30 лет, для того нашего советского «мартовское пиво».

У кого в хозяйстве одна-две-три обычно уж взрослых кошки — нет, им этого не понять. Они-то просчитываются: вы всегда подсознательно в своём шестом-восьмом чувстве держите, где сейчас по квартире это средоточие пушистости лазает либо окопалось, пусть их даже и несколько. Вот котята! Они склонны занимать всё жизненное пространство разом. Причём непредсказуемо. Так что вы никогда уж не скажете, вот где конкретно теперь каждый из них в данный момент. Они как нейтрино. Но только много лучше.

Разве когда их пушистый мама-атом их зовёт к себе покормить.

Впрочем, мы вроде о солоде тут говорили?

Вы это, гоните меня в подобных случаях — я все последние годы только и стал что флудить всюду не по делу. Прямо так и говорите: мы тут строго о солоде, о пиве, об этом, как его? сельском хозяйстве и его культурах зерновых, максимум ещё об английской поэзии, откуда здесь котята?

От деда ещё с детства неосознанного, когда я уж примерно понимал, что это из чего пиво варят — но категорически не понимал ещё — зачем?: «Пью за здравье ячменного солода». Есть некие ассоциации, что это может быть из не просто кого-нибудь, а целого Гёте, которого дед тогда как раз борол и загонял в его логово... И в исполненьи возможно что даже Шаляпина.

Но, вы понимаете, все эти мои детские воспоминания шести-восьми лет не очень сами по себе достоверны. А в этих ваших электронных поисковых системах глобальных что-то пока ничего не ищется. Впрочем, мы уж говорили ранее, есть все симптомы, что Гугл ощутимо так перестаёт искать по русскому сегменту сети... этому, как его, рунету™ — для тех кто помнит ещё этот наш старый мем 90-х.

Вот, нашёл пока только это: Бетховен — Застольная («Бездельник кто с нами не пьёт!») Конечно бездельник! как не бездельник. И почти попадание: чем, скажите, Бетховен хуже вашего Гёте. И тот немец — и этот. Да и дед вроде и его тоже тогда цитировал.

Но всё же хотелось бы точнее, именно чтоб за здравие ячменнаго солоду.