Очень сильно недооценивал, видно, ту ситуацию, когда в январе подобрал пантерку средь сугробов. Перед тем как потом опять ударили морозы на месяц подряд.
Ну как, просто со временем как-то сгладилось, забылось — у меня, но, видно, не у неё.
Всякий раз как иду на балкон, открываю дверь — она тут как тут, даже если прежде спала. И все эти месяцы был уверен, настраивал себя, что надо себя заставить гулять с девкой. Тем более что улица ей вполне знакома: неизвестно сколько месяцев она там провела, пока я её не подобрал — вон торговки у метро говорили, с осени её видели.
Нацепил шлейку, что покупали ещё для Енота нашего сибирского, и тросик-рулетку. Который, когда Белку подобрал, уж на вторую прогулку понял, что она достаточно разумна, сама возвращается, чтоб нам с ней можно было без него обойтись. Надел, вынес в коридор, к лифтам...
Уже в лифте начала выть. Ладно, думаю, сейчас на улице успокоишься, там столько всего хорошего, интересного...
Сразу же, как вышли из подъезда — рванулась и побежала куда глаза глядят, лишь бы найти укрытие, под решётку полуподвальной ямы, хорошо шлейка надета, смог удержать от падения.
— Ладно, — говорю, — всё понял, гулять не будем. Всё, зая моя, несу тебя домой.
Занёс в подъезд, и тут она опять вырывается, дико царапаясь, и забивается туда, где вон как раз было гнездо выводка её подруги, и хуже того: прямо под трубы какие-то, что там проложили.
В этот момент и понял окончательно, насколько для неё улица теперь — полная аналогия смерти, неизбежной, прямо немедленно, сразу же. Я отчего-то вдруг понёс её выкидывать. Хотя до этого всегда вроде был нормальным. Другие варианты даже не рассматриваются. В условиях неопределённости стратегия минимизации максимально вероятного риска, потери, минимакс, привет сумрачным арийским фон Нейману, Нэшу и Моргенштерну. Гулять в принципе хотелось, очень, и постоянно — но только до того момента, когда улица стала вдруг настолько угрожающей реальностью.
А ведь и вправду, если б не взял её тогда оттуда, я и сам тогда понимал, что счёт шел на дни, не более. Она мне сейчас напомнила, насколько всё было всерьёз.
Когда искал её хозяев, раздавал в окрестные магазины и расклеивал объявления, специально обрисовал по кадру из Миядзаки того котёнка Дзи-Дзи, из «Kiki's delivery service». Не поверите, насколько первые два месяца у неё был именно этот особый магический, несколько ошарашенный взгляд (посмотрите мультик, поймёте, о чём я). Потом постепенно стал обычным. Теперь я знаю редкое: такой взгляд — интересно, откуда Миядзаки его подсмотрел? — бывает только у погибающих кошек, раненых, отощавших до состояния скелета под безупречной бархатистой шкуркой, которых внезапно подобрали и принесли в тёплую квартиру, где много еды, где светло в самую тёмную январскую ночь, и сразу можно прыгнуть на мягкую чистую пушистую кровать, и там уснуть.
Удивлённый взгляд.
Пообещал ей, что раз она настолько явно не хочет больше видеть эту улицу иначе как с балкона — постараюсь больше её так не пугать. Хотя конечно, было б здорово: мы с Белкой так славно гуляли...
Но сила её эмоций — нечто выше всего, что вы можете увидеть в театрах на трагедиях Шекспира, это воистину потрясает. Хотя бы оттого, что это совсем не игра актёров, пусть самых талантливых, это диаметрально всему подобному, по-настоящему. Своего рода
театр жестокости, простите. Вот вы выводите маленькую девочку поиграть на площадке — а она вдруг... И вы сразу понимаете всё, как многое было там, до того как вы нашли её.
![[ uploaded image ]](/up/17-09/18-8811-jiji-kikis-delivery-service.jpg)
— Зайка, — говорю, — неужели ты и впрямь могла подумать, что я тебя понёс на улицу выкидывать? — Взял её лапку тёплую, со спрятанными когтями, побил себе по носу. Мурлыкает. Вообще мурлычливая, и разговорчивая киса, что хороший знак — и игривая, вчера часа два гоняла игрушечную мышку по квартире, моя на неё лишь смотрела с интересом. Судя по этому, несмотря на её габариты, года два ей от силы, совсем юная девушка. Лежит пузиком кверху. Помните, у Конрада Лоренца это был высший знак доверия.
Она всегда мне доверяется полностью — даже когда гоняюсь за ней и ругаю, что она лапками машет на мою принцессу, которая к ней иногда подходит излить свои нежные чувства, и та пугается её и плачет, жалуется — так и не подружились за все месяцы. Но вот при всём полнейшем доверии страх оказаться снова там, никому не нужной — ну, силу его и глубину я видел, меня он потряс. При том, что меня в принципе тут мало что уж может потрясти, скорее привычно раздосадовать.
Ещё она в последние дни была кенгуру. Если кошка достаточно крупная — у неё многие черты начинают неожиданно напоминать кенгуру: лапы эти длинные с почти человеческой анатомией, шея и голова в повороте. Разносторонний, в общем, заяц растёт. Как и многие девушки, чрезычайно милый в своей странности. Не только, оказывается, у наших девушек связь с рациональной структурой мира довольно непрочная — но вон, как выяснилось, и у кошачьих. Подверженных внезапным, совершенно неожиданным капризам, которых мы ну никак от них не ожидали. Но готовы понять и всячески поддержать, раз уж надо.
В целом, в городе кошкам не место. Но, поскольку примерно в каждой второй-третьей квартире многомиллионного города незримо для прочего мироздания присутствует кошка — город, получается, тоже такой способ хоть в тесноте, но всё же в тепле и сытости выживать посреди нашей 9-месячной зимы миллионам тропических пушистиков. Иначе обречённых, в рамках: что биоценоз не в состоянии прокормить естественно — тут же всё вымирает.
К слову о том, что наш мир — очень странный. В нём возможны, привычны, обыденны, забыты в своей поведневности, самые невозможные вещи. Вроде этой: гектары, далеко за горизонт, многоэтажных бетонных ульев, втайне густонаселённых кошками. Многие из которых так и проводят все свои недолгие жизни в десятках метров над землёй.
Кошкам же только и стоит жить за городом, в квартире им, вероятно, скучно, тесно и гадко: вольнолюбивый же зверёк. Но лоток придётся-таки доставать из сарая, лишь только выпадет достаточно глубокий снег.
А замечали, что кошки, которых молва заклеймила, как вид животных, совершенно неспособных улыбаться (а Лоренц так и вовсе: что уголки губ у них, поползшие вдруг к оскалу — это признак агрессии) — на самом деле, когда вы смотрите на них в профиль, очень даже всегда улыбаются, вполне естественно так устроены.
Ну и прямой аналог нашей улыбки у них есть, как намеренного средства выразить свою расположенность и счастье быть с собеседником в этот момент — они мурлыкают в таких случаях. И если общаетесь с ними постоянно, тоже советую научиться мурлыкать как они, это несложно. А им позволит лучше чувствовать, как вы им рады.
Она так мурлыкала, когда нёс её из зимы домой, хотя понятно было, ей очень сейчас не до веселья. Она до лета потом когда мяукала — хрипела; всё ждал, когда пройдёт; прошло. Вообще совсем была плохая, всё, к моей радости, прошло — видно было, что энергичная зверюга, полная какой-то внутренней силы, справится. К слову о нашей улыбчивости, нашем запасе оптимизма.
Что дало стране массу танцующих экономисток и программирующих юристов.
Потому что ежу стало ясно, что эти ваши акварели и пианинки в новой скотской модели общества суровой ему не только не помогут никак (стратегически: выживанию вашего потомства, рода), а лишь сильно помешают. Как говорили те японцы: об этом стоит задуматься — что произошло с нашим миром внезапно, в какого рода склонение он провалился.
Вон в этом году вселилась за стену весьма оркская семейка, Булгаков по соседству именно таких описывал. Так я, слава советским строителям, оглушительное пианино их дочки слышу лишь выходя в коридор, через их фанерную дверь — зато много перекрывает все его возможности и доносится иногда с балкона неистовая брань её мамаши на своих несчастных женщин, которым непосчастливилось случиться её чуть более старшим и младшим поколением.
Отсюда у меня более глубокий вопрос: как получается в этом скорбном мире, что у вполне благородной, скромной, дружелюбной старушки-матери, что я встречал вот скоро 20 лет, когда она в одиночку прежде сдавала соседнюю квартиру, и её вроде вполне корректной всегда музицирующей внучки, вдруг случается такой демон средь них? Впрочем, и ответ знаю: ищите значит привнесённые в формулу мужские гены, и, далее уж, вторичное, пороки воспитания. Так легко родить и воспитать ад на земле. Так трудно потом жить в мире, где он расцвёл и благоухает.
На всяких ужасных сценах — зажмурьтесь. Японцы, вы знаете, они со странностями. Впрочем, как в том анекдоте про Чайковского, мы не за это их уважаем.
А ещё, если б вы видели... оказывается, чёрная кошка — это очень красиво. Она переливается вся, если освещение удачно ложится, чёрная шубка бликует, показывает весь грациозный рельеф её тела. И на этом фоне: медовые, золотые, сияющие глаза. То самое, что люди ещё в Древней Греции поняли, и занялись скульптурой. У белой кошки нет такой светотени, максимально контрастной: серебро на антраците; и у любых тем более камуфлированных, цветных.
Включаю им, пока паровое отопление гидравлическое не дали централизованное, вполне в традициях того же Миядзаки, обогреватель — сверху надбатарейная котолежанка, что соорудил тогда, в незапамятные уж времена, из реек ещё для Енота нашего. Ложится не поверх её, но отчего-то рядом, протягивает над потоком горячего воздуха длинную лапку, беру её, глажу, зевает и потягивается. И в сантиметре от моих пальцев останавливает когти, убирает аккуратно обратно. Даже этот их естественный неодолимый рефлекс у неё хватает воли остановить. Впрочем, вчера дал им обеим понюхать кошачью мяту, что прошлым летом одолжили соседки: кошачья мята — единственное, что сразу заставляет их сразу выпустить все когти, чтобы загрести её поближе, несмотря ни на что. Вот она свежая, сантиметр в глубину дырка в подушечке большого пальца. Наркотики — зло.
И лучше спасайте этого нового от верной скорой смерти. Там, из приюта берите, где их держат на убой. Или вон как я своих из морозов вытаскивал. Чтобы не было этой нашей странной смеси гордости и спеси: вон мой-то был герой, а эта никчёмная котятина ничего в жизни не смыслит. И тут эта кошечка вдруг начинает умирать у меня на руках (по моей глупости, рассказывал уж), и вдруг я вижу в ней, трёхмесячной, то же всё точно понимание, тот же мёртвый окончательный взгляд, устремлённый в вечность, сквозь глупое пространство этого мира картонного. Оказывается, их природа неизменна, они только родившись — уже наделены всем этим страшным смертельным опытом. И это повод для нас сразу понять их суть, сразу относиться к ним, как к своим потерянным любимым.
Как понимаете, это не способ для нас, увы, сломать этот дефект вселенной фундаментальный счастливо. Лишь способ не погибнуть самим от горя после очередной такой тяжелейшей потери.
До сих пор не могу осмелиться посмотреть те их старые фотографии, с начала века, когда они были молодые и весёлые. Боюсь, не вынесу.
Если поймаете нашего Котодоктора, что-то он стал редко заходить, спросите совета если что.