Чтоб быстрей подружить спасённую из лап Деда «-30°» Мороза и Деда «Скелет прощупывается отлично» Голода пантерку с моей подругой (хвостик буддизма, если кто помнит), откопал мышь с перьями на резинке на палочке и стал с ними играть. От одной к другой — теннис такой, женский. А то сидят напротив друг-дружки и таращатся. Моя так вовсе свой крысохвостик распушила и спину изгибает (ну понятно, подобранная принцесса у нас изящнейшая фотомодель на длинных ногах с анорексией, раза в полтора её длиннее: женская ревность — штука посильней всякой женской любви).
И тут голодающая (теперь уже жрущая как бегемот... впрочем, нет — как три бегемота) цепляет эту мышь когтём, фиксирует её надёжно, и начинает ей вылизывать перья. Тут мне и стало не по себе. Те же точно самые особые жесты, что и моя, чёрно-белая, демонстрирует, тот же самый залов мыши и забота о её отчего-то пернатом хвосте.
Верно всё же родственницы, обеих в том же микроареале подобрал, в радиусе 500 метров. Ну и масть совпадает, и этот, экстерьер. И, кстати, общий темперамент: обе тихие скромные ласковые мурлыки — мои сибирские были совсем другие, хотя и не менее классные.
Это к тому, что все мы, если приглядеться — не более чем различные проекции одного и того же.
Моя кошка (точнее кошка которая захотела жить у нас), Также была забрана с улицы, жила у колег, пока я с детворой своей в гости к ним не пришел, А дочки как увидели, не смогли уже оставить. Так теперь и живем всей семьей, вместе с бандой перепелок (на заднем фоне).
А у пантерки голос сиплый — боюсь, во время морозов застудила, сорвала. Как же она мурлыкала в первый день, показывая как она счастлива что наконец её эвакуировали из этой ужасной тёмной пасмурной грязной голодной зимы, что наконец она кому-то в этом мире нужна.
Заодно и моя научилась есть, чтобы через секунду всё недоеденное, как у неё обычно водилось — не оказалось вдруг внезапно доеденным кем-то конкурирующим. Обнаружился некий тоже аппетит неожиданно.
А новая негритянская подруга так прочно оккупировала диван, вытягивается на нём во весь свой баскетбольный рост, зевает сладко (вообще, сразу как её взял, ведёт себя, словно я и был всё время её, меня она и ждала, и никого кроме и не надо) — что пока мой энтузиазм расклеить по всему району объявления: «У кого настолько любимая, что сразу это по ней видно, принцесса потерялась?» даже как-то и иссяк. Знатная зверюга ведь. На свету её пушистая чёрная шубка серебром отливает, подчёркивая идеальный рельеф фигуры, с пропорциями не компактными кошки, а именно утончёнными пантеры — прямо как в лучших иллюстрациях к Киплингу.
Сколько ж она голодала там на улице? На второй день обошёл местных продавцов, что торчат там целый день и всё видят, со всеми общаются, и мне одна из них сказала, что не с Нового года, как я думал, две недели всего, вероятно испугавшись новогодних салютов убежала и потерялась — а два месяца её там видят. А я вот впервые повстречал. А не было б на ней ошейника, не особо даже внимание обратил — мало ли тут живёт кошек местных дичайших, покормил и пошёл дальше.
Зато она сама по этому поводу ну совсем не переживает — с момента как взял её на руки: полнейшее спокойствие, абсолютное доверие миру и безмятежность. Потягивается, валяется, мурлыкает и зевает. И жрёт.