Сидели да сидели.
Сидели да сидели.
Взяли и придумали,
Встали и пошли.

Шли да шли.
Шли да шли, да шли, да шли.
Шли да не нашли,
А дальше что?

Сели и поехали.
Ехали поехали.
Ехали доехали,
А дальше что?

Плыли да плыли.
Плыли да плыли.
Плыли и доплыли,
А дальше что?

Сели полетели.
Летели да летели.
Летели долетели,
А дальше что?

Всё!
Полюс!
Всё!
Полюс!

Всё!

Что же милее всего для человека?
Жизнь: потому что с нею только
связаны все наши радости,
всё наше счастье, все наши надежды.

Большое это удовольствие — жить на земле...

Вот мы подохнем и в деревню будут возить картошку.

Убивать — сначала время, потом муху, возможно, мышь,
Потом как можно больше людей, потом опять время...

Рок`н`ролл закiнчився.
Хiба цэ не зрозумiло?
Вiн требав двадцять пять рокiв,
теперь його слiп вiдмiнити.
Секс пистолз закiнчiв рок`н`ролл.
Онi булi останнею рок`н`ролльною группою,
теперь усе закiнчiно.

Вот идёшь в столовую, на столе листовки. В дверь заходишь — лозунг. Понимаете?

Высшее достижение, которого добился Владимир Ильич, — это в какой-то степени научился копировать свою подпись.

Ильич стал слушать внимательно и своим единственным словом, которым он хорошо владел, — «вот-вот», стал делать замечания во время рассказа.

Владимир Ильич принадлежал к тем людям, которые считали, что необходимо, зная реальное положение вещей, не говорить правду народу, не говорить правду партии, держать это при себе, а партии и народу изображать это как некоторое, совсем другое явление.

Сосед справа, механик волоколамской фабрики, в ответ на просьбу вспомнить самое яркое событие жизни, самое хорошее, что в жизни случилось, сообщил, весь сияет от переживаемого воспоминания, что по карточкам в тысяча девятьсот тридцать третьем году получил двадцать банок овощных консервов, и когда вскрыл дома, все банки оказались мясными консервами. Каждую банку механик рубил топором пополам, заперевшись на ключ от соседей. Все банки были с мясом, ни одна не оказалась овощной.

Мало солнышка — вот всё объяснение русской истории. Да долгие ноченьки. Вот объяснение русской психологичности.

Красноармеец и нарком,
Мне кровно близок и знаком,
И все товарищи кругом,
Что в этот светлый зал пришли.

Как горный воздух, свеж.
Сквозь годы сбывшихся надежд,
В горящем пурпуре одежд,
Мы к веку юности пришли.

Моя великая страна
От рабства освобождена.
Проснулись мы от злого сна,
Проснулись — и сюда пришли.

Дело в том, что я почему-то умираю. Они все допрашивают меня, что со мной, и почему я молчу, и отчего я умираю. И эти вопросы сейчас самое трудное для меня и тяжёлое. Я знаю, что они спрашивают от любви и хотят помочь мне, но я этих вопросов боюсь ужасно. Разве всегда знают люди, отчего они умирают?

Народы, хотите ли я вам скажу громовую истину, какую вам не говорил ни один из пророков...
— Ну? Ну?... Хх..
— Это — что частная жизнь выше всего.
— Хе-хе-хе!.. Ха-ха-ха!.. Ха-ха!..
— Да, да, да! Никто этого не говорил; я — первый... Просто сидеть дома и хотя бы ковырять в носу и смотреть на закат солнца.
— Ха, ха, ха...
— Ей-ей: это общее религии... Все религии пройдут, а это останется: просто — сидеть на стуле и смотреть вдаль.

Посмотришь на русского человека острым глазком...
Посмотрит он на тебя острым глазком...
И всё понятно. И не надо никаких слов.

Вот чего нельзя с иностранцем.

Закукулено,
Замумулено,
Заколочено,
Зазамочено.
И у вас
Не хватит мочи
Раскукулить,
Раззамочить,
Если кто-то
Закукулил,
Если кто-то
Замумулил.

Элефанты и леонты,
И лесные сраки,
И орлы, оставя монты,
Учиняют браки.

О, колико се любезно,
Преискренно взрачно,
Нарочито преполезно,
И сугубо смачно

Стрекочущу кузнецу,
В зелёном блате сущу,
Ядовиту червецу,
По злаку ползущу.