Иван, главный врач санатория, едет на пленум горкома, смотрит в окно, но дорога ему незнакома. Избы вместо домов, церковь в сосновой роще, граждане вроде те же, но одеты попроще: в армяках, толстовках, старые лапти на стопах, а песни поют обычные — о нехоженых тропах, о двуглавом Ленине-Сталине, который, окутан славой, летает над тем, что было советской державой.
* И чешет затылок, глядит ему вслед простофиля, как будто он никогда не видел автомобиля.
Машина хорошая, ЗИМ, изнутри парчою обита, годится для главврача и для митрополита.
* Из машины не выберешься — с его-то больным коленом! Но Иван все едет и едет, думает, что на пленум, думает, что на пленум, думает, что горкома, а на самом деле лежит в палате, глубокая кома.
* Кома глубже глубокого синего океана, подлодка на дне океана, как муха на дне стакана, в подлодке сидит моряк, смотрит в иллюминатор, а на самом деле в палату входит реаниматор, говорит, что разбудит сердце Ивана электротоком.
Трудно выжить Ивану в этом мире жестоком.
* Нужно сначала очнуться, потом — подлечиться, не забыть бы зайти в салон у Клавы постричься. Навестить санаторий, понюхать, чем пахнет горячая серная ванна.
* Пленум горкома в разгаре, но пусто кресло Ивана.
... Гонит ветер по небу тяжелых туч вереницу. Николай с колотушкой обходит государственную границу: уходите от нас, диверсанты, не суйте к нам нос, шпионы, не несите нам барские плети и царские троны! Не ходите в наши леса императоры-императрицы, эксплуататоры мироеды, как у нас говорится. Лучше к нам пришлите надежных китайских рабочих, к труду привыкших, а до баб — не охочих ...
Перечитываю я эти строчки, и понимаю, что речь идёт не об обычном интеллигентском стёбе над ослабевшим мечом Партии, как мне показалось сначала. Это больше похоже на клинические наблюдения врача-психиатра в спецзаведении над «сгоревшими на работе» ударниками-чекистами, переложенные в стихотворную форму.
Баллада о геройской гибели капитана Колечкина
1.
Капитан Колечкин — завотделом борьбы со злом во Всемосковском министерстве внутренних дел. Пятый год он читает газету «Правда» за огромным столом. Ему тридцать два, но он уже поседел.
Со стены ему говорит Дзержинский-портрет: Слушай, Колечкин, знаешь кинотеатр «Звезда»? Там в зрительном зале железный стоит табурет, кто сядет на тот табурет — тот пропадет без следа.
Будь ты персональный пенсионер, ветеран чека, будь ты крестный отец или пахан-братан. Ни пионерскую девочку, ни октябрятского мальчика враг не щадит. Иди, разберись, капитан.
2.
Капитан наклеивает бородку, превращается в старика, покупает билет, заходит в зрительный зал, садится на табурет, и его хватает рука, электрическая рука, как портрет-Дзержинский сказал.
Хватает его рука и тащит в железный люк, а оттуда в подземное озеро, в нем — атомная вода. Думает капитан «п...ц!», но вслух говорит: «Каюк!». Одна надежда порезать электрические провода.
Капитан достает кусачки и хватка ослабла. Вот берег подземного озера. А на том берегу стоят четыре трубы — секретный подземный завод. Враг сторожит завод. Колечкин подходит к врагу.
Он говорит врагу — хочешь жить — выдавай секрет. А враг говорит — не выдам! Лучше ты расскажи, что тебе говорил со стены Дзержинский-портрет, кто охраняет твоей Родины рубежи!
И тогда капитан Колечкин, напрягшись весь, достает наган и организует врагу расстрел. Но вместо крови из черепа брызнула горючая смесь. Минута и капитан Колечкин дотла сгорел.
3.
Читают «Правду» в печальной рамке во всех дворах. Объявлен глубокий траур по всей стране. Везут на лафете в стальном патроне Колечкина прах, чтобы замуровать его в кремлевской стене.
В нишу кладет вдова любимую капитанову карамель, плачут горько в терцию двое капитановых сыновей. Просит вдова, чтобы в стенке оставили щель. Хмуро глядит генсек из-под гранитных бровей.
Дятел в красной фуражке долбит голубую ель. Над кремлевской розой московский поет соловей.
Николай с колотушкой обходит государственную границу:
уходите от нас, диверсанты, не суйте к нам нос, шпионы,
не несите нам барские плети и царские троны!
Не ходите в наши леса императоры-императрицы,
эксплуататоры мироеды, как у нас говорится.
Лучше к нам пришлите надежных китайских рабочих,
к труду привыкших, а до баб — не охочих ...
Баллада о геройской гибели капитана Колечкина
1.
Капитан Колечкин — завотделом борьбы со злом
во Всемосковском министерстве внутренних дел.
Пятый год он читает газету «Правда» за огромным столом.
Ему тридцать два, но он уже поседел.
Со стены ему говорит Дзержинский-портрет:
Слушай, Колечкин, знаешь кинотеатр «Звезда»?
Там в зрительном зале железный стоит табурет,
кто сядет на тот табурет — тот пропадет без следа.
Будь ты персональный пенсионер, ветеран чека,
будь ты крестный отец или пахан-братан.
Ни пионерскую девочку, ни октябрятского мальчика
враг не щадит. Иди, разберись, капитан.
2.
Капитан наклеивает бородку, превращается в старика,
покупает билет, заходит в зрительный зал,
садится на табурет, и его хватает рука,
электрическая рука, как портрет-Дзержинский сказал.
Хватает его рука и тащит в железный люк,
а оттуда в подземное озеро, в нем — атомная вода.
Думает капитан «п...ц!», но вслух говорит: «Каюк!».
Одна надежда порезать электрические провода.
Капитан достает кусачки и хватка ослабла. Вот
берег подземного озера. А на том берегу
стоят четыре трубы — секретный подземный завод.
Враг сторожит завод. Колечкин подходит к врагу.
Он говорит врагу — хочешь жить — выдавай секрет.
А враг говорит — не выдам! Лучше ты расскажи,
что тебе говорил со стены Дзержинский-портрет,
кто охраняет твоей Родины рубежи!
И тогда капитан Колечкин, напрягшись весь,
достает наган и организует врагу расстрел.
Но вместо крови из черепа брызнула горючая смесь.
Минута и капитан Колечкин дотла сгорел.
3.
Читают «Правду» в печальной рамке во всех дворах.
Объявлен глубокий траур по всей стране.
Везут на лафете в стальном патроне Колечкина прах,
чтобы замуровать его в кремлевской стене.
В нишу кладет вдова любимую капитанову карамель,
плачут горько в терцию двое капитановых сыновей.
Просит вдова, чтобы в стенке оставили щель.
Хмуро глядит генсек из-под гранитных бровей.
Дятел в красной фуражке долбит голубую ель.
Над кремлевской розой московский поет соловей.