Улица Сергея Довлатова в Нью-Йорке открыта — Sergei Dovlatov Way
На фото в центре Елена Довлатова. Слева сын Николас, справа Катя Довлатова. Мальчик, что держит табличку — сын соседей Довлатовых, которого зовут Мигель.
Многие спрашивают, за что я люблю творчество Сергея Довлатова? И со временем я понял, что на этот вопрос однозначного ответа нет. Фигура противоречивая. Одни считают его гением, другие посредственным писакой. Извечный антагонизм. Лично меня его творчество привлекает своей ненавязчивостью, искренностью, этаким спокойствием и грустной иронией. И прекрасен Довлатов тем, что он с этакой наивностью и легкостью фиксирует абсурд и фарс окружающего мира. Как он в простых героях, ситуациях и вещах видит целые истории и записывает их без всякой оценки. Просто описание. Довлатов очень трепетно относится к языку, даже не к языку, а к речи и это позволяет ему создавать удивительную текстовую реальность.
Eternal › Напротив, фигура исключительно цельная и определённая. Почитайте воспоминания о нём Гениса, Попова. Да и сам он о себе немало писал.
Ругать его могут лишь те, кто ждёт от литературы фикции, сконструированного сюжета. И категорически не принимает вот этот особый жанр: рассказы об отдельных запомнившихся жизненных ситуациях; лишь отчасти дополненных, приукрашенных. Ну тогда вместе с Довлатовым — не он же это придумал — надо и Паустовского называть фигурой противоречивой. Осмелитесь?
А теперь пояснение этого же, но на чуть более глубоком уровне: в литературе есть лишь один истинный критерий оценки. Не насколько там стиль блестящ, или выдумка превосходит все ожидания, динамизм зашкаливает, описания точны и подробны — и вовсе не: писал автор о себе или о придуманных героях и ситуациях. А вот что: получился ли миф, со своей особой поэтикой. Такой сон, куда мы снова и снова захотим попасть, чтобы опять почувствовать — как это, жить по его законам, в его системе координат, в его тончайших и неведомых нигде боле настроениях.
У Довлатова этот миф не просто сформирован законченно — он уникален. Довлатов, прогнанный партноменклатурой из застойного СССР, сейчас оказался практически единственным певцом странной и хрупкой эстетики этого периода. Ему памятники бы ставить, вместо хотя бы малой части тучных стад Лениных повсюду: он тот Гомер, что почти единственный сохранил для потомков в литературе эту уже окончательно ушедшую от нас эпоху, о которой уже сейчас не осталось ни малейших воспоминаний во внешнем, материальном мире — всё уничтожено и забылось людьми.
Да вот и сам Генис:
Александр Генис об улице Довлатова в Нью-Йорке
Для наших это и грустная новость и добрая. Добрая в том, что хоть где-то помнят этого замечательного писателя. А грустная в том, что это не в нашей стране, а в США.
И наш, орлиный голос там есть, за имя улицы — хвала нам. Жаль, что не побываем никогда в том микрораёне Квинсе, Нью-Йорк, США. Ну и Б-г с ним.
Ругать его могут лишь те, кто ждёт от литературы фикции, сконструированного сюжета. И категорически не принимает вот этот особый жанр: рассказы об отдельных запомнившихся жизненных ситуациях; лишь отчасти дополненных, приукрашенных. Ну тогда вместе с Довлатовым — не он же это придумал — надо и Паустовского называть фигурой противоречивой. Осмелитесь?
А теперь пояснение этого же, но на чуть более глубоком уровне: в литературе есть лишь один истинный критерий оценки. Не насколько там стиль блестящ, или выдумка превосходит все ожидания, динамизм зашкаливает, описания точны и подробны — и вовсе не: писал автор о себе или о придуманных героях и ситуациях. А вот что: получился ли миф, со своей особой поэтикой. Такой сон, куда мы снова и снова захотим попасть, чтобы опять почувствовать — как это, жить по его законам, в его системе координат, в его тончайших и неведомых нигде боле настроениях.
У Довлатова этот миф не просто сформирован законченно — он уникален. Довлатов, прогнанный партноменклатурой из застойного СССР, сейчас оказался практически единственным певцом странной и хрупкой эстетики этого периода. Ему памятники бы ставить, вместо хотя бы малой части тучных стад Лениных повсюду: он тот Гомер, что почти единственный сохранил для потомков в литературе эту уже окончательно ушедшую от нас эпоху, о которой уже сейчас не осталось ни малейших воспоминаний во внешнем, материальном мире — всё уничтожено и забылось людьми.
Александр Генис об улице Довлатова в Нью-Йорке
Добрая в том, что хоть где-то помнят этого замечательного писателя.
А грустная в том, что это не в нашей стране, а в США.