С начала XX века поэтам стало мало писать изящные образы. Теперь от них требуется быть мистиками.
Сменилась сама суть поэтики. Вероятно, это произошло проникновение в европейскую традицию дальневосточной культуры.
Так же, как примерно в то же время Ван Гоги всякие стали подражать Хокусаю. Или ещё раньше, в XVII веке, пошла во Франции мода на
chinoiserie и употребление чая.
Отныне всё, что в рифму и изящно, но без глубины — пошлость, попса. Собственно, знание этого это и есть тот секретный ингредиент, что требуется, чтобы чётко разделить: что попса, а что нет. Красивость больше не нужна. Нужен смысл.
И это благая весть. На наших глазах мировая культура взрослеет.
Это почти то же самое, как стала развиваться фотография. Ведь раньше, когда были только пленочные фотоаппараты, нужно было хотя бы немного, но поучиться. А сейчас — все для дураков. Так же как стало это возможным в музыке — пародоксальное искусство диджеев, например. Массовость непременно дискредитирует любое искусство, люди перестают что-либо в нем понимать, различия хорошего и плохого стираются настолько, что жанр перестает быть искусством, а становится каким-то атрибутом обихода, если можно так выразиться. И когда всего этого становится через чур уж много, то тогда рано или поздно возникает потребность в настоящем, вымученном, продуманном, пережитом, что было бы в состоянии вдохнуть что-либо живое в уже не агонирующее даже, а мертвое «тело» жанра. Вот тогда люди начинают искать правду жизни. И начинается поиск смысла. Так что, да, пожалуй, что вы и правы, наступает именно такое время.
Хотя вот Вильям Блейк... гравёр и печатник.
И проклятые™ французские норкоманты и лепрожители: Бодлер, Верлен, Рембо.