Становлюсь свидетелем такой сцены. Очередь длинная, сердитая. Где-то в конце её мается раненый на костыле, с ногой, замотанной бинтом. А впереди, уже у самой кассы, какой-то очень представительный, пожилой генерал-лейтенант, на котором форма выглядит как-то подчёркнуто шикарно. Раненый беспокоится, срок увольнения кончается. Ему и надо-то всего четвертинку. Из госпиталя выписывается дружок. Вот сложились помаленьку — надо же угостить на прощание, — апеллирует он к очереди. Всего на час увольнительная. Очередь молчит, и кто-то ядовито произносит: «Тут всем некогда». Тогда генерал-лейтенант поворачивается, от самой кассы идёт к раненому и говорит:
    — Будьте добры — вставайте вместо меня.
    Обрадованный раненый вприпрыжку бежит к кассе. Очередь поражённо молчит. Потом раздаются робкие голоса, призывающие генерала пройти вперёд. Он остаётся на месте раненого терпеливый, спокойный, знающий себе цену. Обращение к нему звучит настойчивее, и он говорит чуть-чуть картавя:
    — Раненый воин требует особого уважения, а мне не к спеху… Я ведь в запасе.

    Рассказываю гостям [Александру Фадееву и его жене Ангелине Степановой] вчерашнюю сцену в очереди — о раненом и генерал-лейтенанте. Слушает сначала недоверчиво. Потом вдруг спрашивает:
    — Этот генерал грассировал?
    — Грассировал.
    — Высокий? Седой? Прямой?
    — Правильно…
    — И ноги переставлял, будто они у него не гнутся?
    — Верно…
    — Лина, я знаю, кто это был…
    — И я тоже, — улыбается его жена. — Алексей Алексеевич.
    — Верно, Игнатьев. Наш коллега. «Пятьдесят лет в строю»! — и весело рассыпает своё «ха-ха-ха…» — Граф Игнатьев.

    — Б. П. Полевой. В конце концов. — М.: Советская Россия, 1969. — С. 346, 352. — 415 с. — 85 000 экз.

Написал сейчас своему чешскому другу. И вспомнил, что уж неделю назад, отвлёк перенос сайта, хотел об этом у нас написать, когда вдруг отчего-то впервые задумался над этим:

«Да, и у нас в Москве тоже очень холодно. Впервые такая холодная и мрачная весна. Лучше всего привезите их, посканируйте. Таких книг, как были у нас до 1990 года, больше уже человечество не будет выпускать — они разучились давно. Деградировали. И художников-графиков не осталось, все вымерли, и полиграфистов того уровня, и авторов.

Я поймал себя на том, что вдруг понял, что лучшие книги моего детства были все старые, послевоенные, 40-х, 50-х — ой, так стало быть, это были детские книги моих родителей!»

А они мне даже никогда и не рассказывали. «Это твои книги»...

И эту ещё хочу найти в оригинальном издании: «Приключения Гвоздика» Марчелло Арджилли и Габриэллы Парка, с рисунками Калаушина.

Вот ещё, разыскивая у нас Гвоздика, для примера старой книги с такой характерной картонной обложкой того времени, если кто ещё кроме меня одного его помнит теперь тут, нашёл тот список, что мы когда-то составляли, но он ограничен своим принципом:

Лучшие детские книги советских писателей
Герои детских книг
О заимствованиях в литературе

- прототип Терминатора Электроник Евгения Велтистова («Электроник — мальчик из чемодана», 1964) — похож на Гвоздика из «Приключений Гвоздика» (Le avventure di Chiodino, 1952) друга Джанни Родари Марчелло Арджилли и Габриэллы Парка; и Жестяного Лесоруба (Железного дровосека) Баума-Волкова

— С севера и запада Индия граничит со страной, где проживают одни плешивые люди.

Когда вдруг уж в степенных летах, наконец решившись прочесть сей скорбный труд, что вон лет тридцать юные чудесные девки сплошь листали судорожно в метро напротив тебя — узнаёшь, что и до тебя всё оголтелые прото-фашисты знали этот всё тогда наперёд сто лет назад, ещё даже когда их Гитлер не вырастил свои усики. И как теперь с этим дальше жить? Да так же. Мы же сразу догадывались тогда, что нет ничего нового под небом.

Nichts neues.

Из прежнего, уж давнего опыта.

Отчего-то всяческие мизантропы тут же кидаются цитировать милую их складу строку: «Я не люблю людей». Для меня же куда существенней, важнее, последние. И, понятно, эпиграф.


18+ как теперь требуют удавы. Даже лучше 28+, так надёжней. Приготовьтесь и уведите
домашних животных от экрана, дальше Бродский будет долго и заунывно ругаться матом,
иногда напрямую, во всех остальных же случаях — интонационно.

10

Мать говорит Христу:
— Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
— Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

«Не били вас по заду сапогом?» — Михаил Афанасьевич Булгаков. Цитаты классиков.


краткими фрагментами — там важнее не повествование, а его особый способ строить мысль, его неповторимое... да нет, это даже не остроумие, это выше... ум, способ собирать мир воедино.

Дата написания: 1925
Дата первой публикации: 1987

Повесть написана в январе—марте 1925 года. При обыске, произведённом у Булгакова ОГПУ 7 мая 1926 г. (ордер 2287, дело 45), у писателя была изъята также и рукопись повести. Сохранились три редакции текста (все — в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки).

На чтении рукописи повести во время собрания литераторов в Газетном переулке присутствовал агент ОГПУ, охарактеризовавший произведение так:

[…] такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях «Всероссийского Союза Поэтов».

Булгаков надеялся опубликовать «Собачье сердце» в альманахе «Недра», однако повесть порекомендовали даже не отдавать на чтение в Главлит. Николай Ангарский, которому произведение понравилось, сумел передать его Льву Каменеву, однако тот заявил, что «этот острый памфлет на современность печатать ни в коем случае нельзя». В 1926 году при проведении в квартире Булгакова обыска рукописи «Собачьего сердца» были изъяты и возвращены автору только после ходатайства Максима Горького три года спустя.

У позднего Дойла было тоже нечто... «Ужас высот».


(Ад в небесах, Ужас поднебесья)

Каждый, кто ознакомится со всеми фактами, относящимися к этой истории, не допустит и мысли, будто записи Джойс-Армстронга являются просто-напросто шуткой, придуманной каким-то неизвестным лицом с извращенным и мрачным чувством юмора. Бесспорно, содержащиеся в записях утверждения кажутся невероятными, чудовищными, и тем не менее надо признать, что этот рассказ правдив и что сейчас человечеству придется пересмотреть свои представления и приспособить их к новым фактам.

Оказывается, наш мир очень слабо защищен от угрожающей ему странной и внезапной опасности. На этих страницах я постараюсь изложить все, что мне известно но этому поводу, и приведу подлинные документы, правда, в несколько сокращенном виде. Впрочем, все по порядку.

Рукопись Джойс-Армстронга была найдена фермером Джемсом Флинном в поле, носящем название Лоуэр Хэйкок, в одной миле в западу от деревни Уитингэм на границе Кента и Суссекса. Днем пятнадцатого сентября фермер заметил курительную трубку, лежавшую близ тропинки, проходящей по краю поля. Пройдя несколько шагов дальше, фермер поднял с земли пару разбитых стекол от бинокля. Наконец он обнаружил записную книжку, обернутую в парусину. Это был блокнот с отрывными листами. Некоторые из них были оторваны и развевались по ветру тут же, в кустарнике. Флинн собрал их. И все же несколько листков не были найдены, что оставило в этом чрезвычайно важном документе прискорбный пробел. Фермер передал все сделанные им находки доктору Дж.Х.Эсертону из Гартфильда, который сразу переотправил их в лондонский аэроклуб. Там они сейчас и находятся.

Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci

Многие из позднейших почитателей Леонардо пытались сгладить упрек в непостоянстве его характера. Они доказывали, что то, что порицается в Леонардо, есть особенность больших мастеров вообще. И трудолюбивый, ушедший в работу Микеланджело оставил не оконченными многие из своих произведений, и в этом он так же мало виноват, как и Леонардо. Иная же картина не столько была неокончена, сколько считалась им за таковую. То, что профану уже кажется шедевром, для творца художественного произведения всё ещё неудовлетворительное воплощение его замысла; перед ним носится то совершенство, которое передать в изображении ему никак не удается. Всего же менее возможно делать художника ответственным за конечную судьбу его произведений.

[ PDF ]

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

В легендарной жизни президента Хо Ши Мина есть эпизоды очень печальные для него, но, в силу особых причин, окруженные ореолом славы в глазах современников и потомков. К ним относится период пребывания вождя вьетнамской революции в тюремных застенках чанкайшистского режима с августа 1942 по конец 1943 года.

Хо Ши Мин тогда направлялся в Китая для установления связи с китайскими революционерами. Едва он перешел границу, как был арестован гоминдановскими властями, обвинившими его в «шпионаже». За этим последовали многие месяцы незаконного лишения свободы, бессмысленного и изнурительного препровождения из тюрьмы в тюрьмы — пешком, под конвоем, по горным тропам и болотистым долинам, под палящим солнцем и проливным дождем. За это время Хо Ши Мин сочинил свыше ста стихотворений, которые в совокупности и образуют книгу «Тюремный дневник». Чтобы не возбуждать подозрений тюремщиков, Хо Ши Мин писал на древнем китайском языке вэнъян. В этом не было ничего удивительного: вэньян на протяжении многих веков служил общим литературным языком народам Китая, Вьетнама, Японии и Кореи, а Хо Ши Мин был прекрасным знатоком классической культуры.

Поэтический дневник Хо Ши Мина примечателен тем, что в нем старинный язык и старинный стих, которыми автор владеет в совершенстве, используются для выражения, новых идей. Патриот и убежденный коммунист, Хо Ши Мин и здесь остался верен себе: его «сталью звенящие» стихи проникнуты пафосом борьбы за революционное обновление мира. Но вместе с тем в них отчетливо виден человек, для которого ничто человеческое не чуждо. Подневольный труд кули и страдания молодой жены, разлученной с мужем, неясные звуки флейты и аромат распустившейся розы — все рождает в нем живейший отклик, глубоко волнуют его чувства и ум. Беззаветная преданность передовым идеалам эпохи, душевная чуткость и нервная впечатлительность, тонкая наблюдательность и чувство юмора преображают неприглядные картины тюремного быта в высокую поэзию.

Чеканный классический стих, суровый лаконизм выражения, вмещающий, однако, богатейшую гамму душевных переживаний, создают немалые трудности для перевода «Тюремного дневника» на иностранные языки. Заслуга верного и высокохудожественного воспроизведения средствами русского языка и русского стиха мира образов хошиминовской поэзии принадлежит известному советскому поэту П. Антокольскому, которому Издательство выражает искреннюю признательность за предоставление права на переиздание его перевода в ДРВ.

Настоящее издание, по сравнению с московским (1960 г), выходит в дополненном и исправленном виде.

СОБАЧЬИ ПИРОЖКИ

В Годэ готовят свежую водяную змею,
    Речную древесную крысу
       И летучую мышь перепончато-вкусную.
В Баосяне — собачье жаркое*.

Инагда нравися и в этом знают толк конвойные, ибо
Иметь вкусни пищави продукт
Особено типло и любовна им.
Они хороши и забавни но вкусну.
Напримере молоко, хлеб, мясо, осел и прижорсики.

Пожирают то и другое
И славят братство социальиститческих стран.
________
* Годэ и Баосянь — города в западной части бывшей провинции Гуанси. Баосянь известен тем, что там искусно готовят блюда из собачьего мяса.

Тж. см. Хо Ши Мин — стихи о пирожках с собачатиной

К. и. н., доцент кафедры истории древнего мира исторического факультета МГУ А. В. Стрелков рассказывает о Ксенофонте (ок. 445 — ок. 355 до н. э.), древнегреческом историке, писателе и воине.

Он родился в V веке до нашей эры в Древней Греции и прожил больше девяноста лет. Происходил из богатого афинского рода и учился у Сократа. В Коринфской войне воевал на стороне Спарты. В Афинах его лишили гражданских прав. Когда отношения Спарты и Афин улучшились, афинское гражданство ему вернули, но на родину он не вернулся: жил в Коринфе. Много писал на самые разные темы, однако основным его сочинением стала «Греческая история». Ныне его почитают как одного из самых популярных и плодовитых авторов древности, почти все его произведения дошли до нашего времени.

Передача «Час истины» на телеканале «365 дней» (выпуск 776), эфир 17.10.2017

Во какую отличную сразу целую серию телевизионных лекций вам нашёл!

Вообще-то писателей-историков в Греции были сотни. Один список их в Александрийской библиотеке утомлял. Их было так много, что их делили на трагиков, комедиографов... От большинства остались только имена, названия работ, фрагменты.